Замуж не напасть

— Лопухина, ты на месте?

— На месте, — отвечает нормальным голосом Евгения; Надя, не заходя, шествует дальше по коридору, крайне довольная собой.

— Если что понадобится, я у себя.

— Учтем!

— Кто это? — почему-то шепотом спрашивает Гаспарян.

— Наша юристка, — объясняет Евгения, сдерживаясь из последних сил, чтобы не расхохотаться.

— Она всегда так кричит?

— Всегда, когда успевает позавтракать.

Евгения внимательно смотрит на своего гостя и подчеркнуто заботливо говорит:

— У вас, наверное, очень тяжелая работа?

— Почему вы так думаете? — удивляется он.

— Вы будто натянутая струна. Сплошной комок нервов. Так нельзя. Нужно беречь себя, почаще отдыхать…

Он некоторое время с подозрением смотрит на нее, уж не издевается ли? Но лицо Евгении безмятежно ясно, и он согласно кивает:

— Вы правы, некогда о себе подумать.

— Костюм! — как бы вдруг вспоминает она. — Кофе пролился на ваш костюм! У нашей бухгалтерши есть отличное чистящее средство. Если вы подождете, я сейчас принесу!

— Ничего не надо, не беспокойтесь! — Он не привык нигде чувствовать себя неловко — такой самозваный хозяин жизни, — потому торопится уйти. — Приятно было познакомиться!

Ну, эта юристка сейчас получит! У нее на приеме был серьезный клиент, еще немного, и они могли бы договориться о… о чем-нибудь непременно бы договорились!

С Надей они помирились на другой же день после похорон Маши. К сожалению, даже очень любящий муж не сможет заменить женщине подругу. Разве можно с ним посплетничать о своем, о женском? Или, например, о нем самом? Не будешь же Эдику на Эдика жаловаться! Словом, Надя пришла первая. Каяться и просить прощения.

— Увлеклась менторством! — честно призналась она. — Издержки замужества, ты уж прости! Не представляешь, какой мне дикий муж попался! Дома ему не сидится. Вечно пытается удрать. На днях пришлось сковородкой отоварить — довел до белого каления.

— Сковородка была горячая?

— На его счастье, успела остыть… А тут еще мать закапризничала, попробовала даже с постели не вставать. Мол, я должна рядом сидеть и за родной матерью ухаживать! Сказала ей: извини, мама, но у меня на руках двое детей. Один старшенький столько времени отнимает, не приведи Господь! Она ведь, из ревности, что ли, не захотела и двух недель с Иваном посидеть. Мол, она больная… Так что одна медовая неделя нам лишь и досталась. Хорошо хоть Эдик с Иваном обращается, как с родным сыном. Представляешь, даже сказки ему на ночь рассказывает!

Евгения обрывает свои воспоминания. Сейчас не время для сантиментов, она крови жаждет! Стремительно проходит по коридору, распахивает дверь кабинета Нади и орет:

— Бойко! Вы спугнули моего посетителя!

И замирает с раскрытым ртом. Сидящий в кабинете Нади Семен Борисович как раз подписывает подготовленные ею документы и со страхом смотрит на безумного референта.

— Извините!

Будем надеяться, что прораба так легко не спугнешь!

Сегодня Евгения принимает еще одного гостя. В своем кабинете. Это уже третья ее встреча со «следователем, ведущим дело об убийстве заместителя президента „Евростройсервиса“. И почему-то каждый раз с другим. Сегодняшний следователь назвал фамилию незнакомую. Значит, опять все сначала.

Предыдущие двое, беседуя с ней, составляли протокол. Об одном и том же. То ли они эти бумаги теряют, то ли сверяют ее показания — нет ли разногласий?

В коридоре опять шумит Надя. Похоже, она всерьез взялась отваживать посетителей. С тех пор как она вышла замуж, громкость ее разговора существенно возросла, будто она постоянно общалась с глухими или с людьми, которых ей во что бы то ни стало надо перекричать.

Какую женщину испортил Эдуард Тихонович!

— Лопухина, представляешь, — говорит она с порога, открыв дверь, — следователь, которого ты ждешь, — мой однокурсник! Уже капитан! Слежка, стрельба, погоня — не жизнь, а сплошной боевик! Писатели только о вас и пишут! Рыцари большой дороги!

— Издеваешься, — добродушно замечает худощавый молодой человек, входя вслед за Надей в кабинет Евгении. — Наше оружие в основном — скучные разговоры, горы бумаг и старая пишущая машинка…

— В которой западает буква «р», — досказывает Евгения.

— Бог миловал, пока все буквы пропечатываются нормально! Капитан Еременко, — представляется он.

Ни костюм, ни цветная рубашка капитана не выдают в нем работника уголовного розыска.

— Лопухина Евгения Андреевна.

— Я вас оставлю, — улыбается Надя, — тайна следствия и все такое прочее.

— Погоди, — просит Евгения и обращается к Еременко: — Разрешите и Надежде поприсутствовать. Если вы опять потеряете протокол или умчитесь на задание, а вместо вас придет кто-нибудь другой, она сможет дополнить, если я что-нибудь пропущу.

— Мы теряем протоколы?! — Капитан от изумления не может прийти в себя. — А откуда у вас такие сведения?

— Ведь вы сейчас будете протоколировать наш разговор? — терпеливо разъясняет Евгения — теперь ей понятно, почему у них такая низкая раскрываемость преступлений.

— Я собирался, — неуверенно соглашается он.

— Вот видите, — укоризненно говорит она, — а это будет в третий раз! Об одном и том же! Либо вы теряете протоколы, либо я всему вашему отделу нравлюсь как женщина!

Надежда прыскает, а Еременко смущенно покашливает.

— Я разберусь, — бормочет он.

— Ладно, пишите: Лопухина Евгения Андреевна, родилась 25 декабря…

— Минуточку, — останавливает ее капитан, — все ваши данные у меня есть, в первый раз к вам приходил практикант, младший лейтенант.

— Чего уж там, пусть практикуется, — снисходит Евгения.

— Давайте начнем с того, как вам удалось подслушать разговор между покойным Суржиковым Петром Васильевичем и неким Рубеном, а также другим неизвестным, предположительно Петром.

В глазах у Нади появляется изумление, и она закусывает губу, чтобы не вырвалось крепкое слово: наверняка и она считала, что у Евгении нет от нее секретов!

— Жаль, что мы сидим у меня в кабинете, а то бы я продемонстрировала наглядно, как сложно управляться с таким монстром!

— С кем?

— Ну, компьютер этот, что стоит в кабинете президента. Черт ногу сломит, разбираясь во всяких там кнопочках и рычажках! А мне как раз нужно было с заместителем переговорить — шефа в фирме не было. Ткнула я кнопку, под которой бумажка была — «П.В.». Видимо, думаю, Петр Васильевич. И точно! Только оказалось, я слышу все, что у него в кабинете говорится, а он меня не слышит. Надо еще что-то было нажать, но я никак не могла найти что. А потом там такое началось! Я даже испугалась. Решила вообще выключить — не получается. Тыкала, тыкала, наконец весь компьютер отключила. Иван Иванович потом долго ругался, что техника в руках дикаря — кусок металла. Но ведь я училась совсем на другой модификации.