Замуж за колдуна, или Любовь не предлагать

— Когда ты превращаешься в такую вот фурию, Лорейн, любить тебя становится сложно, — хрипло прорычал он, перестав терзать мои губы пыточным поцелуем, от которого меня всю потряхивало. И внутри тоже что-то потрескивало, наверное, искры разгорающегося пожара.

— И всё благодаря тебе. Это ты превратил меня в ту, кто я есть! А теперь пытаешься вычеркнуть эти семь лет, словно их и не было!

Я всё-таки его оттолкнула, когда Грейсток ослабил хватку. Отстранился, каменея лицом, а я соскользнула с кровати, мечтая оказаться от него как можно дальше.

— У тебя был шанс стать моим мужем, но ты его упустил. То, что происходит между нами сейчас, — это навязанная нам обоим фальшь! Нравится тебе себя обманывать — пожалуйста. А я не буду! Скажи спасибо своему эго за то, что вместо нормальной семьи мы имеет то, что имеем!

Прострелив меня взглядом, таким, после которого не выживают, Кристофер поднялся. Схватил халат, брошенный в кресло, набросил его быстро и направился к выходу. Лишь у самой двери остановился и резко выронил:

— Спасибо надо говорить не мне, а твоим родителям.

— При чём здесь мои родители?!

— Спокойной ночи, Лорейн, — сказал после короткой паузы, явно издеваясь, и захлопнул дверь.

— Грейсток, это не ответ!

Лишь усилием воли заставила себя не сорваться с места и не бросилась за ним следом. Не сейчас. Сейчас я не могу его видеть! Надо успокоиться. Смыть с себя эту дрянь, переодеться. Потушить вонючие свечи. Подождать, пока сердце перестанет колотиться как сумасшедшее, и собраться с мыслями. Завтра я у него узнаю, что он имел в виду. Завтра. А сегодня надо радоваться, ведь спальню свою я, кажется, отвоевала.

Вот только радостнее от этого почему-то не стало.

Глава 13

На следующее утро моя злость на Грейстока достигла своего предела. Той наивысшей отметки, когда руки сами тянутся теперь уже к дедушкиному наследию — ружью, до сегодняшнего дня мирно пылившемуся на стене в малой гостиной.

Раз уж бабушкина сорочка на него не произвела должного впечатления, то ружьё уж наверняка подействует. Одномоментно и радикально.

И я наконец-то смогу расслабиться.

Специально проснулась пораньше, пока этот мерзавец, посмевший осквернить память моих родителей, так радевших за нашу женитьбу, не укатил в город. Переодевшись в лёгкое домашнее платье, оставила окна открытыми и отправилась прямиком к нему в спальню. Но в розовом кошмаре Грейстока не оказалось.

Краем сознания отметив, что потолок и правда выглядит ужасно и эту часть дома уже давно пора было отреставрировать, спустилась вниз, застав его светлость завтракающим в столовой.

— Доброе утро, Лорейн, — как ни в чём не бывало проговорил он.

— А тебе всё то же, — хмуро отозвалась я. — Кошмарное то есть.

Грейсток демонстративно раскрыл газету, явно намереваясь отгородиться от меня ею.

— Ничего не хочешь объяснить? — спросила у него и коротко улыбнулась Нив, горничной, бесшумно отделившейся от стены и поспешившей ко мне, чтобы наполнить чашку чаем и положить в тарелку ещё тёплых рогаликов.

Моих любимых, с черничным вареньем, которым я всегда была рада в обычные дни и которые были совершенно неинтересны мне сейчас, когда единственное, о чём могла думать — это о словах недомужа.

Скажи спасибо своим родителям…

— Это ты о чём? — Перелистнув страницу, Грейсток потянулся за чашкой кофе. Сцапал тост, отправив добрый кусок себе в рот, и снова целиком и полностью сосредоточился на «Утренних хрониках».

— В чём ты обвиняешь моих родителей?

— А разве я в их в чём-то обвиняю?

— Прекрати это сейчас же.

— Что прекратить? Не есть тост?

— Отвечать вопросом на вопрос!

— Я спрашиваю, потому что не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, Лорейн.

А ружьё ведь наверняка незаряженное… Да и почистить его сначала бы не помешало. Правда, у меня ещё пистолет имеется. Милейший образчик оружия, легко помещающийся в дамской сумочке. Если хорошо прицелиться, сработает не хуже дедушкиного раритета.

Я вдохнула, потом выдохнула и, отослав Нив из столовой, как можно спокойнее произнесла:

— Пару дней назад ко мне заявилась твоя мать. Сказала, что ты… бросил меня, получив выгодное предложение от секретных служб. А ты заявляешь, что во всём виноваты мои родители, но не утруждаешься объясниться. Не утруждался ни тогда, ни сейчас. Я уже не говорю об извинениях.

Кристофер отложил газету. Помолчал немного, а потом выдал:

— Я был молод и не готов к женитьбе. И чувствовал давление со стороны родителей.

— Вообще-то Делайла уже тогда меня едва выносила.

— Я не об её к тебе отношении. Моя мать привыкла жить в роскоши и ни в чём себе не отказывать. А отец на тот момент уже был не в состоянии удовлетворять все её прихоти. Женитьба на тебе могла поправить положение моей семьи.

Значит, леди Грейсток сказала правду…

Конечно, правду! А на что ты, Лорейн, надеялась? Что вдруг найдётся, спустя столько лет, какое-то другое объяснение? Чудесным образом выяснится, что его светлость белый и пушистый, а я зря все эти годы хранила на него обиду. Почти что его ненавидела.

Ну или не почти.

Но в реальной жизни так не бывает. Кристофер — мерзавец. Мерзавцем был, мерзавцем и остался.

От осознания этого меня даже замутило. Отодвинула тарелку и чашку отставила в сторону, едва не забрызгав белоснежную скатерть чаем, когда пальцы невольно дрогнули. Почему-то снова подумалось о пистолете, только теперь уже для личных целей.

Отогнав от себя самую идиотскую мысль, которая когда-либо приходила мне в голову, спросила:

— И тем не менее, Кристофер, при чём здесь мои родители?

И снова это молчание, от которого так и тянет запустить в него сахарницей.

— Они были неровней моей семье. Вот и всё, что я имел в виду.

Так, Лори, к хордам сахарницу. Возвращаемся к первому варианту — ружью.

— И осознал ты это только в день нашей свадьбы? А раньше об этом даже не догадывался, — не удержалась от сарказма. — И извиниться тоже не потрудился.

— Я отправил тебе письмо.

Которое я сожгла, не читая. В то время даже малейшее упоминание о Грейстоке больно ранило. И я проявила слабость. Испугалась правды — что никогда его не интересовала, и швырнула письмо в камин, даже не распечатав.