Замужем за олигархом
Шрифт:
— И волос не мой, и рост… — монотонно твердил отец, разглядывая младшую нехорошими глазами. — Что-то здесь не так… Не моя Алька-то… Так выходит…
Жена ни в чем признаваться не желала. Упрямая… И скрытная.
Когда Алиса выросла, то прочитала в одной газете, что закон наследственного сходства у людей, оказывается, имеет свои странные капризы. А потому иногда ребенок рождается похожим не на отца с матерью, не даже на дедов и прадедов, а на какого-нибудь отдаленнейшего предка, отстоящего от малыша на множество поколений и никому не известного. И тогда в семье начинаются раздоры, как у Кильдибековых.
Нищета мучила и преследовала Алису с самого детства, словно хронический насморк. Отец работал водителем автобуса и возил дочерей по
Родная Казань вздымала высоко вверх главы церквей и мечетей. Злобно дымили трубы. Вдалеке вздыхали поезда и вызванивали музыкально одаренные рельсы.
— Ты лучше пошел бы в таксопарк, — вечно приставала к мужу Антонина Семеновна. — Там хоть прилично заработать можно. Такси — это тебе не твой надутый автобус!
— Какой такси?! Зачем такси?! — возмущался отец. — Что ты такой настырный? Деньги — это страшный зло! И тут мы смотрим на Америк! Всё американцы проклятый! Но, в конце концов, все получат по заслугам.
Он был татарином и нередко путался, особенно когда волновался, в родах и падежах слишком могучего для него русского языка. И особенно не любил и даже презирал уменьшительно-ласкательные суффиксы. Головка, волосики, тарелочка… В других языках таких нет. Отец просто не переносил этого сюсюканья, хотя до конца не понимал, что язык с уменьшительно-ласкательными суффиксами формирует определенный тип личности, как и европейские языки — иной тип. Еще он терпеть не мог отчеств. Нет в других языках отчеств, только имена. А в русском есть. Зачем они ему, для чего?..
— Две девки растут! — часто голосила Антонина Семеновна, противореча самой себе. — Их одевать-обувать надо! Одно разорение! Нет чтобы парня хоть одного заделать! Как-нибудь бы прокормили. А этим то туфли, то юбки!
— Слишком растут, — в который раз вспоминал отец Алису.
— О пенсии нужно думать! Таксистом ты бы столько заработал!
— О пенсий надо, конечно, заботиться, — нехотя соглашался Ренат Каримович. — Но рано еще пока. Чего так суетиться? А когда мы с тобой будем уходить на пенсий, что-то в этом вопросе изменится, не вечны же смутный времена.
Он считал себя молодым и всегда верил в лучшее. Алиса про себя посмеивалась над ним.
— Почему-то я на такие изменения не особо надеюсь! — заявила мать.
— Хм… Значит, ты не веришь в светлый будущий? Так выходит…
— В светлое будущее я верю. Но вот в светлое будущее нашей пенсионной системы — не особо.
Интересная логика, подумала Алиса. Но правильная.
— Твердят все газеты да «ящик» про упадок да про прогресс… Кто кого переборет… А я вот гляжу, упадок-то оказался куда как проворнее прогресса, падаем прямо семимильными шагами. Зато этот прогресс чересчур строго органичен. И не успеешь оглянуться — как его предел вот тут, совсем рядом…
— Это нравственность и совесть имеют свой границ! — возражал отец. — А распущенность распускается вовсю, без всякого предела!
Отец весь день был на колесах и очень любил свою работу. Приходя домой поздними вечерами, он обычно усаживался в свое большое любимое кресло смотреть какой-нибудь сериал. На следующий день опять в путь-дорогу. И практически ничего больше у него в жизни не было. Просто удивительно…
— Что там по телевизору? — кричала мать из кухни.
— Сейчас врут о погоде на завтра, а потом будут врать про счастливый жизнь, — деловито и невозмутимо отвечал отец, сдерживая готовое прорваться возмущение. — Сколько же нам всего всегда обещают!.. Одни сплошные обещалки… То жару летом, то морозы зимой, а потом все оказывается наоборот, не в свой сезон. Обещали нам светлое завтра, коммунизм и безбедную старость. Сулили мир, деньги по ваучерам
и радости без конца. Вот, помню, песня такая была, без конца ее пели: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Как насчет молодых, не знаю, — отец искоса поглядывал на дочерей, — что там слышно про ихний дороги, а вот со стариками все ясно: никому они не нужны! Тут соседка старушка жаловалась: пошла в поликлиник обследований делать, сосуды у нее плохой. Вошла в кабинет, думала, там никого нет. А там пациентка была, тоже какая-то в белом халате, из своих. Так врач обозлилась и говорит нашей бабке: у нас оборудований дорогостоящий, а мы вам бесплатно обследований делаем! Хотя должны делать молодым, а не вам. Так вы еще и без очереди в кабинет лезете! Вот вам и почет, который везде… А вообще американцы проклятый во всем виноваты! Они теперь всюду!Дочери давали ему разные книжки, но он честно признавался:
— Я книг вообще не читаю. Так, картинок только посмотрю…
Тогда они перестали подсовывать ему книги, а стали рассказывать о событиях в мире. Тут выяснилось много удивительных вещей. Ренат Каримович с большим интересом слушал про перестройку, президента Ельцина, про землетрясения, магнитные бури, свободу слова и постоянные смены правительств. Все это было для него совершенно ново и неизвестно. Так ребенок узнает о том, что Земля, оказывается, круглая, а на Луну летали.
— Но ведь ты смотришь телевизор! — удивилась Алиса. — Как же ты ничего этого не знаешь? Там ведь обо всем чуть ли не каждый вечер рассказывают. И очень даже подробно.
Отец опять честно признавался:
— А новости я давно уже не слушаю. Перестал. Балабонят там чего-то, и так быстро, что ни слова не разберешь… Я больше по своей специальности…
Вот так и живет человек, подумала Алиса. Ничего вокруг себя не знает, ничего не читает, ничем, кроме своего автобуса, не интересуется, и у него даже не возникает мысли что-то изменить.
Но отец строго придерживался иного мнения.
— Нас прямо стараются одурманить газетами, кино и политикой! И телевизором тоже, — упорствовал он. — Бесконечный болтовня обманщиков и трусов! Река сбивающих с толку слов! Сбитые с толку мозги! Слабоумие! А разве мы теперь смеемся когда-нибудь по-настоящему? Этот юмор по телевизору… То грубости, то сальности… Но никогда не смешно…
В последнее время отец действительно говорил в основном только о своей работе.
— Вы только посмотрите, как многие водители скверно водят! — возмущался он часто вечерами. — Прямо словно и прав у них нет. Или они их купили? Так выходит… А пешеходы?! Сегодня одна женщин, немолодой, встала, разинув рот, посреди улицы и застыла себе столбом спокойно! Засмотрелась, видно, на кого-то… А я что, должен ее объезжать, нарываясь на аварию, или на автобусе проскакивать у нее между ног?!
В автобусном парке Кильдибекова очень ценили. У него было настоящее призвание и любовь ко всему, что бегало на колесах.
— Ренат, как это у тебя с таким талантом механика до сих пор нет собственной машины? — порой посмеивались водители.
— Потому что одному Бог дает талант, а другому — машину, — философски отвечал Кильдибеков. — А мне хватит и моего автобуса. — И он любовно поглаживал грязноватый бок своего старого железного друга.
Любили Рената и за неизменный оптимизм, за веселость и своеобразный юмор.
— Здравия желаю, гражданин начальник! — всегда приветствовал он пришедшего его сменить напарника. — Извольте, ваше высочество! — и передавал ему журнал, где расписывались за принятую смену. — Я вас жду как посланца небес! — объявлял он запоздавшему сменщику.
— Ты, Ренат, прикольный мужик! — хохотали шоферы. — Все бы у нас такие были, как Кильдибеков! Жили бы без скандалов и крика.
— Теперь все постоянно ворчат и твердят, что сейчас мрачный времен и разгул криминала, — говорил отец. — А ведь не бывает мрачных времен, мрачными бывают сами люди. Ну, правда, они друг друга грабят… И друг друга режут. Но так было всегда, во все времен!