Замужняя невеста

Теперь что же получалось? Все ее планы, все, чему она собиралась посвятить жизнь, летит в тартарары?!

Наверное, есть выход. Взять и прыгнуть за борт, но внутри ее все протестовало против такого конца. Не попытавшись бороться, не поискав какой-нибудь другой выход... За борт можно прыгнуть всегда. Совсем отказываться от такого выхода Софья пока не решила, но отложила его на самый крайний случай...

– Паруса, я вижу паруса! – истошно закричал кто-то сверху мачты. – Впереди судно, корвет!

– Подзорную трубу мне! – услышали они голос Юбера Дюбуа. – И капитана на палубу. Если спит – разбудить и привести в чувство! Шевелитесь, якорь вам в глотку!

Некоторое время на палубе слышался лишь топот ног, потом пленники услышали испуганные возгласы матросов:

– Хуч! Матерь Божья, это Костлявый Хуч!

Теперь судно видели и трое пленников. Оно еще было далеко и казалось совсем маленьким и неопасным, но волнение, в которое пришел экипаж «Святой Элизабет», передалось и им.

Мимо них, разя перегаром, прошел капитан. Он молча протянул старпому руку, в которую тот вложил подзорную трубу. Некоторое время он рассматривал далекий парусник, потом вдруг выпрямился, расправил плечи и гаркнул так, что весь экипаж мгновенно подтянулся:

– Приготовиться к бою!

Он обернулся, осмотрел взглядом палубу и что-то шепнул старшему помощнику. А тот распорядился:

– Боцман!

Вдвоем они подошли к Соне, Мари и Шастейлю.

– Следуйте за нами!

И все это без объяснений и без церемоний, но когда Соня попыталась все же что-то спросить, Юбер лишь толкнул ее вперед и процедил:

– Быстрее, тянешься, как беременная сколопендра!

Моряки провели их куда-то вниз, заставили подняться еще по какой-то лесенке и втолкнули в узкую душную каморку, на полу которой была свалена парусина.

Каморка была совсем маленькой. Этакий чуланчик, в котором не имелось даже двери, нельзя было выпрямиться во весь рост.

Скрывалась каморка за доской, которую отодвигали, а потом опять задвигали, прихватывая по бокам не то согнутыми гвоздями, не то какой-то потайной щеколдой.

– Судовую кассу неси! – услышали они яростный шепот старпома.

Доска опять отодвинулась, и в каморку впихнули какой-то сундук, который больно ударил пленников по ногам и существенно потеснил их и без того узкое жизненное пространство.

– Сидите тихо, – прошипел им Юбер, – если хотите выжить. И запомните: в отличие от нас Костлявый Хуч пленников не берет.

Слова его прозвучали так зловеще, что Соню пробрал озноб, а Мари придвинулась к ней еще ближе.

Странно, что его действия в отношении пассажиров не поддавались никакому объяснению. Соня попыталась рассуждать: если команда не надеется, что им удастся противостоять какому-то Хучу, и если он в самом деле не берет пленных, то какая разница, будут ли живы пленники после того, как пират захватит судно? И будет ли цела судовая касса, когда весь экипаж погибнет? Может, решили, что пусть ни пленники, ни деньги Хучу не достанутся?! Не могли же они беспокоиться о них, после того как недвусмысленно объяснили свои намерения.

– Я раньше думала, что пиратов больше не существует, – шепнула Соня своим товарищам, – что они все остались в семнадцатом веке. Мой брат говорил, что еще лет пятьдесят назад британские моряки разгромили огромный пиратский флот в... каком-то море, не помню названия.

– В Карибском, – подсказал Шастейль.

– Вот я и говорю, откуда этот Хуч взялся?

– Наверное, все же британцы провели свои бои не слишком чисто. Кто-то из пиратов ушел, кто-то до срока затаился... Я думаю, до конца извести эту братию так и не удастся...

Он хотел еще что-то сказать, но в это время корабль сотряс удар, затем второй, третий...

– Палят из пушек, – шепнул Жан.

С каждым таким ударом несчастным пленникам казалось, что вот сейчас судно расколется надвое и пойдет ко дну вместе с ними.

Но тот, который обстреливал судно, кажется, вовсе не хотел до срока пустить его ко дну.

Палуба накренилась, и пленников прижало к доскам, через которые их сюда впихнули.

Наверху над ними затопали десятки ног, а потом заполошный голос – кажется, капитана – заорал что есть мочи:

– Стреляйте, стреляйте! Не давайте им бросать крючья! Рубите канаты!

– На абордаж пошли, – шепнул Жан.

То, о чем он читал когда-то в книгах, происходило сейчас в такой близости от него, а он не мог этого видеть! Точнее сказать, это было бы последнее, что он смог увидеть...

Но просто сидеть и молчать не было никаких сил, и Жан все время пытался объяснить что-то для женщин, пока Соня на него ни цыкнула:

– Тише! А то кто-нибудь нас услышит.

Но, судя по всему, попытка противостоять пиратам провалилась. Корабль повело на левую сторону, послышался треск. «Святая Элизабет» столкнулась с другим судном, и раздался торжествующий рев многих глоток, сквозь который стали рваться стоны, звон скрещиваемых клинков – все, что говорило о нешуточной битве, разыгравшейся там, над головами запертых в носовой части судна пленников.

Порою в наступавшей на мгновение тишине раздавался всплеск, как если бы в воду бросали что-то тяжелое. Казалось, этому не будет ни конца ни края.

Но постепенно шум стихал, так что в конце концов прямо над головами бывших пассажиров «Святой Элизабет» раздался мощный рык:

– Оставьте его мне, парни!

И опять яростный бой клинков, вскрик, довольное рычание какого-то мужчины, и на головы сидящих пленников что-то закапало. А потом опять раздался характерный всплеск.

– Кровь! – ужаснулась Соня и хотела упасть в обморок, но передумала: сейчас не время проявлять слабость. На всякий случай она ущипнула себя посильнее.

Если на то пошло, ей придется еще долго держать себя в руках. Мари... На этот раз Мари вряд ли сможет в чем-нибудь оказать ей действенную помощь. У нее сломана рука, пусть даже мужества хоть отбавляй. Она сидела, зажатая между Соней и врачом, и успокаивающе поглаживала руку хозяйки здоровой рукой.

У Жана ничего не сломано, зато с мужеством... не то чтобы он трусил, нет, он вел себя не худшим образом, но он точно остолбенел. После того как Соня запретила ему говорить, он и вовсе сник. Прежде его успокаивал хоть звук собственного голоса, а теперь он слышал лишь звуки приближающейся смерти.

Конечно, Соня не собиралась ему об этом говорить, но теперь о собственной слабости нечего было и думать, а наоборот, следовало собраться, взять себя в руки и вспомнить все то, чему в разное время обучали ее учителя-мужчины. Спокойствию и уверенности в том, что непременно отыщется выход...

Вот, к примеру, Софья Астахова, княжна, аристократка и на вид такая слабая женщина, оказалась невосприимчивой к морской болезни, а тот же граф Шастейль несколько раз свешивался за борт, вытравливая в море остатки какой бы то ни было пищи. Странно, что сейчас, сидя в этой тесной каморке, он не думает ни о какой морской болезни, а только прислушивается, как кролик, за которым вот-вот придет хозяин с ножом.