Занимательные истории, новеллы и фаблио

«Вы сейчас присоединитесь к нашему кружку, где над вами чуть-чуть поработают, – говорит мне одна из этих злодеек, срывая с меня одежды, – так что, поверьте мне, деточка, быстрее всего вы отсюда выйдете, если уступите...»

О сударь, избавьте меня от необходимости пересказать остальные ужасные подробности; в мгновение ока я была раздета донага, крики мои прервали самыми варварскими способами; меня поволокли к презренному субъекту, забавлявшемуся моими слезами и смеявшемуся над моими попытками сопротивления. Ему нравилось наблюдать, как разрывается сердце его несчастной жертвы. Две женщины держали меня, предоставляя этому чудовищу делать все, что он ни пожелает; однако преступный пыл его был утолен лишь прикосновениями и нечистыми поцелуями, не нанесшими мне непоправимого ущерба...

Мне тут же помогли одеться и передали в руки Берсей. Я была подавлена, смущена, сломлена какой-то горькой, мрачной болью; слезы мои словно застыли в глубине моего сердца и не могли оттуда вырваться. Я бросала гневные взоры на эту женщину...

«Мадемуазель, – сказала она мне, разыгрывая сильное смущение, – еще в прихожей этого зловещего дома я почувствовала всю гнусность того, что сделала, умоляю вас простить меня... и поразмыслить, прежде чем решиться поднимать шум. Если вы во всем откроетесь господину де ***, то напрасны будут ваши уверения, что вас привели сюда насильно: такого рода вину он не простит вам никогда, и вы навсегда поссоритесь с человеком, которого вам важнее всего на свете не потерять. Ведь у вас нет иного средства восстановить отобранную им у вас честь, кроме как заставить его жениться на вас. Однако будьте уверены, он никогда этого не сделает, если вы расскажете ему о том, что случилось».

«Несчастная! Зачем же ты ввергла меня в эту пучину, зачем поставила в такое положение, когда мне придется либо обмануть моего возлюбленного, либо потерять и честь свою, и его самого?!»

«Потише, мадемуазель, не будем говорить о том, что сделано: время торопит, займемся лишь тем, что нам предстоит. Если вы проговоритесь – вы погибли, если не произнесете ни слова – дом мой всегда будет для вас открыт, вы никогда не будете преданы кем бы то ни было и сможете поддерживать ваши отношения с возлюбленным. Посудите сами, ничего страшного не произошло. Рассказав обо мне, вы испытаете лишь некоторое удовлетворение чувства мести, в сущности не столь уж меня пугающей, ведь, владея вашим секретом, я всегда сумею помешать господину де *** вредить мне. Итак, если это небольшое удовольствие от мести компенсирует вам все невзгоды, которые влечет за собой огласка ваших...»

Прекрасно поняв, с какой недостойной женщиной имею дело, и проникнувшись силой ее доводов, какими бы ужасными они ни были, я сказала ей:

«Уйдем отсюда, сударыня; выйдем, не оставляйте меня долее здесь. Я не скажу ни слова, и вы поступите так же. Я буду пользоваться вашими услугами, поскольку не могу отказаться от них, не раскрывая гнусностей, о которых предпочитаю умолчать. Однако, по крайней мере, в глубине души я буду испытывать к вам ненависть и презрение, чего вы вполне заслуживаете».

Мы вернулись в дом Берсей... Небо праведное, какое волнение охватило меня, когда нам сказали, что господин де *** приходил и ему доложили, что госпожа отлучилась по срочным делам, а мадемуазель еще не приходила! К тому же одна из девушек, служащих в доме, передала мне записку, наспех написанную для меня. В ней содержались лишь такие слова:

«Не застал Вас. Думаю, Вы не смогли прийти в привычное время; я не сумею повидать Вас сегодня вечером и не могу больше ждать. До встречи послезавтра непременно».

Записка вовсе не успокоила меня, ее холодность показалась мне дурным предзнаменованием: не дождаться меня, так мало беспокойства... Я не в состоянии вам передать, как это встревожило меня. Не мог ли он заметить, что мы с Берсей вышли вместе, следовать за нами, а если так и случилось, не считает ли он меня отныне падшей? Берсей, взволнованная, подобно мне, всех расспросила; ей сказали, что господин де *** прибыл через три минуты после нашего ухода. Он появился очень обеспокоенный, тотчас ушел и вернулся, чтобы написать это письмо, примерно через полчаса. Еще более встревоженная, я посылаю за каретой... Но вы только представьте, сударь, до какого бесстыдства осмелилась дойти эта порочная и недостойная женщина!

«Мадемуазель, – говорит она мне, видя, что я уезжаю, – по-прежнему рекомендую вам: не говорите никогда ни слова обо всем случившемся сегодня. Если все же, к несчастью, вы поссоритесь с господином де ***, советую вам: воспользуйтесь своей свободой и вволю развлекайтесь, – это куда лучше, чем иметь единственного любовника. Знаю, что вы порядочная девушка, но вы еще молоды, вам, конечно, дают очень мало денег, а ведь вы такая хорошенькая, и я могу помочь вам их заработать сколько захотите... Начинайте же, смелей, не вы первая: есть много таких, которые на этом разбогатели, а потом вышли замуж – как, впрочем, и вы можете сделать однажды – за графов или маркизов, и которые то ли по своей инициативе, то ли при посредничестве гувернантки, прошли через наши руки, подобно вам. У нас есть клиенты, предпочитающие куколок именно вашего типа, в чем вы убедились. Ими пользуются как розой: вдыхая аромат, их не срывают. Прощайте, моя красавица, не будем дуться друг на дружку, вы же видите – я могу еще оказаться вам полезной».

Я с ужасом смотрю на Берсей и тороплюсь расстаться с ней, не удостоив ее ответом. Как обычно, заезжаю к тетушке за Жюли и возвращаюсь домой.

У меня больше не было возможности сообщить что-либо господину де ***: мы встречались три раза в неделю и не имели обыкновения переписываться, так что приходилось ждать свидания... Что он скажет мне?.. Что я ему отвечу?.. Сохраню ли в тайне то, что произошло; не окажется ли это более опасным, в случае если все откроется; не было бы более осмотрительным во всем ему признаться?.. Все эти сложные перипетии держали меня в состоянии невыразимой тревоги. В конце концов я решила последовать совету Берсей и, вполне уверенная, что та в первую очередь заинтересована держать все в секрете, решилась последовать ее совету и ничего никому не говорить... О правый Боже, к чему все эти махинации, раз мне не суждено снова увидеть моего возлюбленного, а громы и молнии, готовые обрушиться на мою голову, уже сверкают со всех сторон!

На следующий день мой старший брат спросил, почему я позволяю себе выходить одна столько раз в неделю и в такие часы.

«Я провожу вечера у тетушки», – ответила я ему.

«Неправда, Эмилия, вот уже месяц, как вы у нее не показывались».

«Ну хорошо, дорогой брат, – согласилась я, дрожа, – я во всем сознаюсь: одна моя приятельница, вы с ней хорошо знакомы, – госпожа де Сен-Клер любезно приглашает меня три раза в неделю в свою ложу в Комеди Франсез; я не решалась ничего говорить вам, боясь, что отец этого не одобрит, однако тетушка прекрасно обо всем осведомлена».

«Если вы посещаете спектакли, – возразил брат, – то сказали бы мне об этом, и я мог бы вас туда сопровождать, все бы упростилось... но ходить одной с женщиной, столь же молодой, как и вы, вам не подобает...»

«Оставим ее, друг мой, – вмешался другой брат, подошедший во время нашего разговора, – мадемуазель развлекается, не стоит ее беспокоить... она подыскивает мужа, и, конечно, претенденты налетят толпой, видя такое поведение...»

И оба повернулись ко мне спиной. Эта беседа насторожила меня. Однако старший брат, казалось, поверил в историю с ложей; я подумала, что сумела его обмануть и он удовольствуется моими объяснениями. Впрочем, что бы ни сделали мои братья, разве что заперли бы меня, – ничто на свете не в силах было помешать мне пойти на предстоящее свидание. Мне было чрезвычайно важно объясниться с возлюбленным, и ничто на свете не могло лишить меня этой возможности.

Что касается отца, то он не менялся, по-прежнему боготворил меня, не подозревал ни об одной моей провинности и никогда и ни в чем меня не стеснял. Жестоко обманывать таких родителей: возникающие угрызения совести отравляют удовольствия, купленные ценой предательства! Сумеет ли печальный пример моей непреодолимой страсти уберечь от моих ошибок тех, кто окажется в сходном положении? Смогут ли горести, какими я расплатилась за свои преступные наслаждения, остановить у края пропасти тех, кто когда-нибудь узнает мою прискорбную историю?