Запад – Восток
Шрифт:
Незаметно появилось тревожное предчувствие. Куда стражник ведет ее? Негр красноречивым жестом показал, что смотреть в окна ни к чему. Катрин не сопротивлялась: что там высматривать? Пейзаж был однообразный и скучный.
– В Багдаде все спокойно, – произнесла она, отвернувшись.
Внезапно она услышала шум и остановилась. Это гул турбин, в небе пролетал самолет! Цивилизация рядом, она не попала в плен к дикарям – это ее несколько успокоило.
Суровый страж взял ее за локоть и что-то пробормотал недовольным тоном.
– Мы куда-то опаздываем? – спросила Катрин, отмахнувшись. – Ты только прикажи, Чунга-Чанга, я выполню любой твой приказ.
Громила сверкнул зубами и, судя по интонации и взгляду, выругался.
– Веди меня на казнь! Какой же ты
По пути им встретились два сонных и медлительных араба. В отличие от Чунга-Чанги, как нарекла его Катрин, они были одеты весьма нетрадиционно для вымышленной эпохи: строгие рубашки в полоску с короткими рукавами и отглаженные брюки. В ухе одного из них мигала гарнитура, и Катрин смекнула, что во дворце есть сотовая связь. Современность пересеклась с древностью. Новейшие технологии на службе старых устоев смешались в единое целое. О времена, о нравы!
Арабы перехватили ее и провели через несколько этажей. Негр остался сзади, почесывая голую спину. В некоторые покои его не допускали, он был всего лишь красочным персонажем позабытой легенды.
Не успела она опомниться, как оказалась в помещении с современными кожаными диванами, из-за чего напоминала приемную. Рядом стояли фикусы, колючие кустарники и пальмы.
– О боже! – Катрин пошатнулась.
На стене висел портрет принца. Он стоял в полный рост в национальном костюме и чалме, нахально улыбался и прижимал к поясу полукруглую саблю. Сафар умел произвести впечатление.
Катрин убедилась, что ее привели на первое романтическое свидание. Помпезные двери распахнулись, и арабы грубовато втолкнули Катрин. Сзади щелкнул засов.
В центре зала возвышался золотой трон, на котором сидел коварный похититель – его высочество аравийский принц. На этот раз он предстал перед Катрин в легкой белой сорочке и широких шароварах, на ногах красовались вычурные красные тапки с острыми носами. На шее висела цепь с круглым амулетом, пальцы украшали перстни с бриллиантами. Только мизинцы оставались свободными, иначе Сафар с трудом поднимал бы свои бесценные руки. Рядом блестели мраморные столы с пуховыми подушками. За натянутой перегородкой, обходящей трон, слышался шум убаюкивающего фонтана.
– Приветствую тебя в моем чудесном дворце! – гостеприимно воскликнул он.
– Привет, – сухо ответила Катрин, опустив глаза.
– Ты в хорошем настроении, это меня очень радует, – он по привычке прикоснулся к бороде. – Чувствуй себя легко и непринужденно. Ты успела отдохнуть?
– Выспалась, – равнодушно ответила Катрин, оглядывая тронный зал. – Благодаря твоему снадобью я проспала целую вечность.
– Не обессудь, я просто не рассчитал. Иногда лучше перестраховаться, чтобы исключить форс-мажорные обстоятельства.
– Хорошо устроился.
– Старался, – улыбнулся Сафар. – Ты успела прогуляться? Только не вздумай говорить, что тебе не мил мой дворец. Ты видела мой сад? А зверинец? Чудно, правда? Я обожаю животных. Кого ты встретила?
– Несколько прожорливых кисок и павлинов.
– Ох, киски – моя слабость! Я лично охотился за ними в саванне. Я покажу тебе коллекцию змей.
– У тебя тоже к ним слабость?
– Несколько меньше. Змеи – хитрые и неблагодарные существа. В любую секунду могут укусить, а яд у них смертельный. Но самая большая моя слабость – это женщины.
– Я заметила. У тебя хорошенькие жены, особенно первая.
– Сабина – моя королева! – гордо заявил Сафар. – Мать моих детей, на ней лежит хозяйство. Она руководит другими женами и воспитывает гостей моего дворца.
– Ты устроился круче, чем сам Хью Хефнер, – с завистью сказала Катрин. – У того всего лишь «зайчики» Playboy, а у тебя бесчисленный гарем.
– Нашла с кем сравнить! Я принц, а он кто? Полоумный старик, плебей! Ты присядь, не стой, как одинокий караван в пустынной буре. Вот кресло. Садись. Так гораздо удобнее.
– Что же ты во мне нашел?
– Ох, дива! Я тогда не находил нужных выражений, чтобы передать мое благоговение перед тобой. Ты сразила меня наповал. Я обязан был взять
тебя с собой, иначе никогда бы себе не простил, что упустил прекрасную музу. Иногда я терял подарки судьбы и потом долгими ночами корил себя за допущенные ошибки. Я учился на них и впоследствии дал себе обещание не упускать ни одно прекрасное создание, оказавшееся на моем пути. А обещания я привык выполнять, тем более данные самому себе. Прошу прощения, что не спросил у тебя разрешения, это получилось спонтанно. Обычно я уговариваю свою избранницу, но в тот раз мне катастрофически не хватало времени. Зная ваш капризный и местами непокорный характер, я пошел на крайние меры. Повторяю, это порыв моего пламенного сердца! Я влюблен в тебя, Катрин, а все влюбленные – истинные безумцы. Они не останавливаются ни перед чем ради своей мечты. Уверен, позже ты поймешь меня, простишь и даже будешь мне благодарна. Я подарил тебе совершенно другую жизнь, о которой мечтают миллионы, но которая достается лишь избранным, самым чудесным созданиям нашей планеты. Представь себе, я немного романтик, верю в чудеса, ниспосланные небом испытания и награды. Ничего не случается просто так, Всевышний мудрее и умнее нас. И если что-то происходит, то это к лучшему. Не стоит бороться с судьбой, от нее не уйдешь.Катрин безучастно слушала его монолог. Похожие басни ей рассказывали тысячу раз, и раньше она как собачка доверчиво смотрела на рассказчика, открыв рот. Это она проходила и усвоила урок, пусть не с первой попытки. Она не повторит своих ошибок.
– Послушай! – строго произнесла она. – С тобой все понятно, ты романтик с пламенным сердцем, но как же Клод? Как он так легко отдал меня, как он посмел?
Нисколько не смущаясь, Сафар объяснил:
– Де Ронсар не для тебя. Он бы не сделал тебя счастливой. Поверь мне.
– Вы давно знакомы? – нахмурилась Катрин.
– Очень давно, – зевнул Сафар. – Он пригласил тебя в свой замок забавы ради. Думаешь, он хотел на тебе жениться? Я разочарую тебя, он никогда этого не хотел. Он не способен на серьезный поступок. Твой милый Клод давно превратился в ходячую мумию, его не заводит ни одна женщина – только деньги и черное золото. Ради перспективного контракта и приличной прибыли он пожертвует чем угодно, стоит ему предложить. Да пожертвует ли? Это не жертва, все в порядке вещей. Клод частенько выручал меня, делая приятные сюрпризы. В Париже я бываю не часто, но когда оказываюсь в его владениях, то обязательно встречаю в его промозглом замке скучающую принцессу. Не каждая из них заставляет трепетать мое сердце, но та, из-за которой начинает покалывать в груди, обязательно становится моей. Де Ронсар не отказывает мне.
– Получается, он своего рода посредник: находит дурочек, привозит к себе и затем раздает налево и направо олигархам. Секс-дилер, подлец, продавец женской красоты! Я бы убила его за это!
– За что? Он же не делает ничего дурного! – изумился Сафар. – Он же не насильно их привозил. Погубил? Ха! Спроси любую, и тебе ответят, что не жалеют о том, что очутились под моим ласковым и заботливым крылышком. Им дарованы уникальные возможности, они купаются в роскоши, исполняются все их желания. Стоит только чего-то пожелать, и я тут же, как великодушный джинн, произношу магическое заклинание – и желание исполняется. Арабы верят в джиннов, это великая мифология. Они бывают разные: добрые и злые. Я добрый джинн, а мариды и ифриты – злые, есть еще гули – волосатые оборотни. Есть одно но: джинны смертны, это их неискоренимый недостаток. Словно оборотень, я иногда превращаюсь в злого джинна, когда что-то идет не по моему плану либо мои красавицы начинают вести себя плохо и провоцируют меня на крайние меры. Не у всех выходит с первой попытки свято соблюдать законы нашего общества, кое-кого приходится учить. Педагогика – моя маленькая слабость, но я хороший учитель. Так вот, не выпускай злого джинна из бутылки, в твоих интересах держать меня добрым. Так мы поладим, между нами не возникнет недоразумений, и общение пойдет по Священному Писанию. Мировой порядок нарушать нельзя, так еще ваш Гегель или Ницше утверждал – я не силен в европейской философии.