Запад
Шрифт:
А потом пришла зима, и стало труднее, чем он мог себе вообразить.
Река на больших участках замерзла, Беллман ждал, надеясь увидеть какую-нибудь низкую плоскодонку, идущую вверх по течению вдоль протоки, которую проламывали шестами во льду матросы, но ничего не дождался.
Ему повстречалась небольшая группа индейцев, четверо мужчин, одна женщина и девочка, у них он выменял один из своих маленьких напильников на мешочек маиса, смешанного с сахаром, и немного сушеной рыбы, только и всего. Большие компании аборигенов, которые он встречал раньше, исчезли.
Дни были очень темными. Он мерз и промокал до нитки, ледяной дождь
Потом снег лег на все вокруг глубокими сугробами, покрытыми сверху сплошной смерзшейся коркой. Беллман упорно продвигался вперед, порой, словно пьяный, утопая в них, иногда падая, так же как и его лошадь; оба ослабели и дрожали.
У него было немного вяленой свинины и индейской сушеной рыбы, мешочек маиса, запас которого он растягивал, съедая за раз лишь по щепотке. Время от времени в его капкан попадал костлявый кролик, но в целом казалось, что даже животные исчезли. Вскоре на обед он имел только подобие теста из прошлогодних листьев или варево из прокисшей травы, выкопанной из-под снега. Он грыз замерзшие почки деревьев, кору и маленькие веточки, тем же питалась и его лошадь. У него сводило кишки от стреляющей боли, десны стали мягкими и кровоточили. Спал он в пещерах и дуплах, укрываясь наваленным сверху хворостом. Каждый день он ожидал, что его лошадь падет.
Однажды во время снегопада вдали – он был в этом совершенно уверен – показалась группа из пятидесяти-шестидесяти крепких всадников. Ехали они быстро, легкой рысью, как будто знали какую-то секретную дорогу через здешние места, ему неведомую.
– Постойте! – закричал он, но голос прозвучал как слабое дребезжание, тонкий скрежет и замер на холодном ветру, а всадники продолжили свой путь сквозь метельную белизну, пока она не скрыла их своим покрывалом.
Целую неделю он пролежал в каком-то укрытии, не двигаясь. Все вокруг замерзло, и, когда уже не мог развести костер, он сжег свою последнюю сушеную рыбину, потому что решил: лучше умереть с голоду, чем до смерти замерзнуть.
А потом, однажды ночью, он услышал, как трещит лед на реке и льдины бьются друг о друга, и утром яркие самоцветы растаявшего снега закапали с пушистых веток сосен на его обветренное и покрытое волдырями лицо, на почерневший нос.
Позднее в тот же день он поймал небольшую рыбку.
На деревьях и кустах обнажились прошлогодние ягоды.
Зима закончилась, пришла весна, и он продолжил свой путь на запад.
Сквозь плотную ткань занавески, отделявшей ее кровать, Бесс не могла видеть, как ее отец наглядно показывал Элмеру Джексону и тете Джули дорогу через дикие места, которые собирался преодолеть.
Тем не менее она лежала с открытыми глазами, прислушивалась к тому, что он говорил там, за грубой, плохо пропускавшей свет занавеской, и пыталась представить эти сотни, и сотни, и сотни миль, трудности, опасности, будоражащие воображение открытия и все то неведомое, что существовало между тем местом, где находилась она, и тем, куда отправлялся он.
Месяц спустя она спросила у тети Джули, не могут ли они пойти в библиотеку, чтобы она взглянула на толстые дневники президентской экспедиции и поискала в них дорогу, по которой ее отец отправился на запад, но в ответ тетя
Джули лишь посмотрела на нее с раздраженным удивлением.– Детка, – пожелала узнать сестра Беллмана, – неужели ты думаешь, что у меня есть время сидеть в библиотеке?
На берегу Миссури Беллман разбил лагерь. Листва на деревьях уже была густой, трава высокой, и повсюду цвели фиолетовые, желтые и белые цветы. Однажды, проснувшись утром, он увидел стоявшего над ним высокого мужчину с резкими чертами лица, в бобровой шапке, который говорил:
– Что занесло вас так далеко от дома? Дело или удовольствие?
Из кармана своего коричневого шерстяного пальто Беллман достал газетную вырезку и сообщил человеку в бобровой шапке о гигантских костях, выкопанных в Кентукки, – костях, выбеленных и огромных, как останки потерпевшего крушение флота или высохшие ребра-балки церковного купола. Костях, принадлежавших какому-то мамонтоподобному существу, которое, вполне вероятно, еще обитает за границей Соединенных Штатов и по сей день бродит по прериям, или лесам, или предгорьям великих гор на западе.
Человек, назвавшийся Деверо, от удивления поднял темные заостренные брови.
– Это правда? – спросил он с улыбкой.
– Да, сэр, – ответил Беллман, – думаю, это вполне возможно.
Деверо не смог удержаться от смеха. Он покачал головой, продолжая посмеиваться, потому что торговал мехами в этих местах уже двадцать девять лет и за все это время, по его словам, не видел никого крупнее бизона.
Беллман дружелюбно кивнул и заметил, что робость присутствует в натуре даже самых крупных животных и почти все дикие звери считают более разумным скрываться в чаще деревьев или кустов, а не гордо расхаживать у всех на виду.
На это Деверо тоже рассмеялся, представив себе огромных чудовищ, старающихся спрятаться за скалу или хилую сосну.
Он похлопал Беллмана по колену кончиком своей курительной трубки:
– Поверьте мне, сэр, вы напрасно стараетесь. Пустая затея. Я бы вам советовал развернуться и ехать домой.
Теперь они сидели на двух бревнах возле хижины торговца мехами. В лавке, которую тот устроил внутри и которая состояла из двух грубых полок, Беллман купил табаку, пару новых сапог, по коробке пороха и патронов и мешок муки.
Беллман понимал, что торговец считает его полоумным идиотом. Но ему было все равно. С тех пор как покинул Пенсильванию, он встретил кучу народа, считавшего то же самое.
Торговец мехами снова рассмеялся и вспомнил о президентской экспедиции, которая проходила по этим местам более двенадцати лет назад. Если бы гигантские монстры здесь существовали, говорил он, продолжая посмеиваться, то два отважных капитана со своими людьми их бы увидели.
– Уж хоть какие-то признаки их присутствия они на своем длинном пути да заметили бы. Таких крупных животных трудно пропустить.
Беллман покачал головой, тепло улыбнулся, поднял воротник пальто, спрятав в него свою большую рыжую бороду, и потер огромные руки, чтобы согреть их. Он не мог нести ответственность за то, что увидели или чего не увидели члены президентской экспедиции. Не мог он и объяснить, почему сам так уверен, что гигантские животные здесь живут. Он мог лишь сказать, что то, о чем он прочел в газете, заставило так учащенно биться его сердце и вызвало такое возбуждение где-то в глубине его существа, что теперь ничего ему не хотелось больше, чем увидеть этих колоссальных существ собственными глазами.