Западня для киллера

Третий день смотрящий за зоной Изюм находился под кайфом. В зону загнали два стакана шалы, и он отрывался от души. Наркоманом по свободе он не был, но тюрьма, в которой от безделья чего только не попробуешь, сделала Изюма наркозависимым. Ещё будучи школьником, он боялся наркотиков как огня, и отец, который редко бывал дома, часто кулаками воспитывал мальчика, прививая мораль и страх за непослушание. Он видел, как часто отец с дружками во дворе многоэтажки курил траву, а после вечером и ночью они не давали спать целому дому. Их смех и крики перекрывали вой скорой помощи и сирены. После накурки у отца глаза были, как у мутной рыбы, и мальчик часто убегал из дома, чтобы не попасть под его горячую руку. Отец был вор, ещё старой закалки, чем сейчас ужасно гордился Изюм, который мог на сходняке опереться на прошлое отца. И, довольный таким положением, он никогда не жалел, что пошёл по стопам родителя. Работать не надо, жрачка от пуза, сигареты, наркота, что ещё нужно для полного счастья? Хотелось бабу, но и этот вопрос можно было решить, если приплатиться. Отец бил мать, чем вызывал у сына приступы ярости. Ему было жаль мать, и он часто лез к ней под одеяло и старался утешить дорогого человека. Мать плакала и грозилась бросить отца после очередного залёта на зону. Но слова оставались словами, по всей видимости, она любила его и прощала обиды и побои. После ездила на свиданку и отправляла посылки. Мальчику это не нравилось, он понимал, что вернётся отец, и всё покатится по протоптанной дорожке. Так уже происходило, и он осознавал, что отец лучше не станет, а таким и умрёт. Правда, и ждать пришлось недолго. Как-то пришло от него письмо, что заболел он туберкулёзом и его собираются перевести в больницу. Мать ночь не спала, а утром начала собираться к отцу на свидание. Звонок в восемь утра нарушил все её планы. Звонили из тюрьмы с сообщением, что отца не довезли, и он скончался на этапе. После похорон мальчик ждал, что жизнь наладится и уже никто и никогда не будет поднимать руку на его мать. Она горевала недолго, так как внешне была женщиной приятной. Ухажёры менялись со скоростью звука. Казалось, мать берёт реванш за прошлое и отрывается по полной. Выпивки, гулянки до поздней ночи. Мальчик плакал и проклинал такую судьбу. Он мечтал о любящей матери, внимательной и доброй, но, увы, мечтам не удалось осуществиться. Отчим, который задержался у них на полгода, бил ребёнка и наказывал. Когда мальчик подрос, заставлял того бегать за пивом и сигаретами. Так началась улица и свободная жизнь. Вначале он пробовал пиво, после курил, и мать обнюхивала его, приговаривая:

– Ты точно как твой отец! Так и закончишь жизнь свою в тюряге или на помойке.

Обиды накапливались в душе ребёнка, а мать продолжала пить и воспитанием не занималась. В один из вечеров она вошла к нему в комнату. От неё пахло водкой и табаком. Он отвернулся и не хотел с ней разговаривать, а она, разозлившись, избила ребёнка ремнём. Со злости мальчик ударил мать, обозвал шлюхой и сбежал из дома. Началась совсем другая жизнь, свободная и независимая. Прозвище Изюм он получил после ограбления магазина продуктов. Мальчишка набил полные карманы печеньем, конфетами и изюмом, который он любил с детства. Пацаны и прилепили кликуху Изюм. Когда их поймали менты, его пытались вернуть домой и в школу. Но после недели скучной школьной жизни он пустился в бега. Потом была колония для несовершеннолетних, где мальчишка окреп и заматерел, и пошло-поехало. После малолетки он вернулся домой. Мать спилась и бомжевала на помойках. Погулял он недолго, и после очередного ограбления снова сел в тюрьму. Авторитет свой поднял, загоняя грев на яму. Он бегал по зоне и находил тех зэков, кто получал посылки, бандероли или вышел со свидания. Им он старательно рассказывал о тяготах жизни в карцере и о том, что надо помогать достойным арестантам.

Так, день за днём, Изюм выбегал признание и уважение у людей. С прошлым у него было всё в порядке, тем более история об отце добавляла вес в кругу братвы. Продвигаясь по иерархической лестнице вверх, вначале он стал смотрящим за бараком, а после и за всей зоной. Грехи были, а у кого их нет, – часто он, разговаривая сам с собой, приводил такой контраргумент. Так и жил, собирая общак и запуская туда руку за деньгами и наркотой. Делал он это краснея, как голубой воришка из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Врагов у него имелось предостаточно, потому что часто он кайфовал, не делясь с другими, даже с самыми близкими корешами. Кому это понравится? Зэки понимали, где Изюм берёт наркоту, но знать – это одно, а вот схватить на горячем – совсем другое. Но на воре и шапка горит, а на Изюме горела не шапка, а лицо после очередной дозы. Язык заплетался, и даже шныри определяли безошибочно, что тот накуренный.

Оставалось до звонка не много, и Изюм завёл себе календарь, в котором каждый вечер зачёркивал число и день. День освобождения был не за горами, но надо было подумать, как жить на воле, а для этого нужны были деньги. И помощники Изюма, которые тёрлись вокруг него сутки напролёт, находили лохов, которых можно легко развести и кинуть на бабки. Таких в колонии было предостаточно. Заключённые всяких мастей и национальностей, со всего бывшего Союза, отбывали наказание. И коммерсанты, и директора заводов, и депутаты… Хватало и чая, и сигарет, но деньги водились не у всех. Если у зэка находили заначку, могли закрыть на шизо и лишить свидания. А самое печальное было то, что осуждённый получал взыскание, и если приходило время идти на УДО, он лишался такой привилегии. Поэтому деньги старательно прятали, в самых потаённых местах, где угодно.

Изюм на воле имел денежную заначку, но этого было недостаточно. Аппетит приходит во время еды, и он хотел до звонка как можно больше гребануть денег. В игру он посылал проверенных пацанов, которые за час могли выиграть целое состояние. Но он доверял только одному. Это был Петруха, отчаянный и смелый малый. В игре он одерживал победу, как в бою Александр Македонский, положив противника на обе лопатки. Изюм покровительствовал Петрухе, потому что тот девять десятых от игры приносил ему. Если это был чай или сигареты, то Изюм напрягал барыгу, который искал, кому продать товар.

В дверь к Изюму постучали, на пороге с улыбкой до ушей стоял Петруха. Изюм с трудом опустил ноги на пол и мутными глазами попытался рассмотреть, кто пришёл.

– А, Петька, это ты, заходи, гостем будешь, – сказал он заплетающимся языком. Петруха понял, что Изюм под кайфом, сразу достал с потайного кармана сотню баксов и протянул Изюму. Тот взял бумажку и повертел в руках.

– Настоящая или кукла?

– Гадом буду, – сказал Петька и без спросу взял со стола печенье. – Настоящее не бывает, – закончил он.

– Кто на этот раз? – спросил Изюм, пряча деньги под подушку.

– Коммерс один, с Дальнего Востока. Денег у него куры не клюют. Я сам видел, как он достал пачку баксов и рассчитался за игру.

– Молоток, – сказал Изюм, – курить будешь?

Петруха хлопнул в ладошки от удовольствия и присвистнул.

– Откуда добро? – спросил он.

– Не твоего ума дело… Бери, пока даю, а то рассержусь и ещё по шее наваляю.

Петруха насыпал в фольгу травы и крепко-крепко скрутил её.

– Я хлебашей своих угощу, не возражаешь?

Изюм жевал кусок буженины и промычал в знак одобрения.

– Ну, я пошёл, – сказал Петька.

– Погодь, этого фраера ко мне пригласи, пускай зайдёт, понятно?

Петруха исчез так же внезапно, как и появился, а вечером в комнате у Изюма братва выбивала деньги у коммерсанта. Тот отдал всё, и ещё тысячу баксов должен был вернуть через месяц. Он понял, кто его продал, и затаил кровную обиду на своего партнёра по нардам. Братва колошматила коммерсанта долго и с удовольствием. Сначала тот не признавался, что есть деньги, а после трёх выбитых зубов сам побежал на отряд и достал из заначки доллары. Вечером у Изюма пили коньяк и ели мороженое самые блатные люди зоны, которым было глубоко плевать на чью-то разбитую и покалеченную жизнь.

Глава 30

Через неделю Васю перевели на отряд и определили в столотёры, в столовую. Он нашёл место на первом отряде и старался меньше общаться с другими людьми. Отряд был козлятней, и в нём находились заключённые, которые якобы встали на путь исправления. А на самом деле там были и крысы, и петухи, и проигранные, и всякая другая лагерная нечисть, которая только портила жизнь порядочным людям и создавала проблемы.

В отряде сияла чистота, и на стенах красовались новенькие обои. В комнатах стояли цветы и висели шторы. Отряд этот был образцового порядка, и комиссии, которые приезжали в колонию, первым делом направлялись сюда. Стукачей хватало, потому что каждый хотел выслужиться перед кумом или начальником отряда. Гнилое место это Вася знал ещё с первого срока, поэтому не лез ни в какие разборки и качели. При нём забили до полусмерти крысу, мужичка лет шестидесяти, который нашёл ключ от пищевой комнаты и крысил у заключённых продукты. В этой комнате хранились личные вещи зэков и то, что они получали с воли. Мужичок ночами наведывался в эту комнату и брал всё, что мог унести. Следили за ним дня два, пока не поймали за руку. После расправы двое петухов затянули новичка к ним, и с тем уже провёл беседу главный петух Мартын. Ему подчинялась вся петушатня, и он решал, как поступить с новичком. Ни слёзы, ни уговоры этого воришки не смогли пронять Мартына, и тот поступил так, как обычно поступали с новичками. Он позвал молодых петухов, и те опустили мужичка ниже плинтуса. Сопротивления он не оказывал, а орать и звать на помощь мешало полотенце, служившее кляпом. После нового петушка окрестили Марийкой и отправили убирать мусор за столовой. Васе стало жаль мужика, и он угостил того сигаретой.

– Не виноват я, – начал ныть новоиспечённый петух.

– Мне всё равно, – ответил Вася, – виноват ты или нет, прими это за должное и сиди смирно.

– А как же в село возвращаться? Меня же мужики засмеют…

– Об этом, Марийка, надо было думать раньше, а не сейчас. На воле другая жизнь, и кем ты был, тут мало кого интересует. Ты сигарет хочешь заработать?

– Это ты о чём? – начал отходить назад обиженный.

– Если минет или другое… Не ко мне, и сигареты мне твои не нужны. – Он уже собирался взять ведро с мусором и уйти, но Вася остановил его.

– Нужен мне твой минет… – Он засмеялся, и поманил того пальцем.

– У меня тут друг на зоне, поможешь найти?

Тот согласился и протянул руку ещё за одной сигареткой.

– Я тебе дам три пачки, если сегодня узнаешь, на каком отряде живёт Федоркин Станислав Павлович, запомнил?

– Вечером приду, – пообещал петух и потянул ведро с тачкой в сторону предзонника. – Сигареты готовь…

Вечером после смены в столовой Вася прилёг отдохнуть, и только задремал, как кто-то постучал по ноге.