Западня, или Исповедь девственницы

— Подумаю, — сказала Наташа без эмоций.

Разговор у них не получился, на приглашение Наташа слабо отреагировала, сказала тоже, что подумает и позвонит, на том и расстались.

* * *

Марья лежала с головной болью. Когда ушли Санек с Катькой, она и свалилась. Наверное, от напряжения, нервотрепки и — главное — от того, что она теперь не была уверена, верно ли поступила. Скорее так: она уже почти была уверена, что поступила глупо, и что из всего этого получится, — неизвестно.

От этого всего у нее и болела голова. Она приняла кучу таблеток и незаметно заснула. Проснулась от тихих легких шагов — Сандрик! Ее Сандрик приехал! И сразу стало легче.

Она легко поднялась с дивана, прошла в кухню. Сандрик стоял у окна, задумавшись. Она стояла в дверях и смотрела на него чуть не со слезами. Сколько из-за него она пережила!

Как же она любила этого чужого мальчика… Неправда — и ее, и Сашиного! Если есть что-то в нем хорошее, то это от Саши, ну, может, и от нее. А плохое — значит, от Санька? — подумала она, но тут же запретила об этом думать. Что может сделать его родной папаша Сандрику? Ну, поплакаться в жилетку, ну, попросить денег, в конце-то концов, ну, пригласить в деревню… Что еще? Да ничего. Чего она разволновалась? Сандрик денег ему даст и отправит, — она была в этом уверена. И поплакаться особо не даст. Сандрик может быть очень жестким, она-то знает.

— Сандрик, — тихо позвала она. Он живо повернулся, и она увидела, как глаза засияли навстречу ей…

Он подошел, поцеловал ее в щеку, она погладила его легонько по плечу… Они улыбнулись друг другу, как обычно бывало после долгого Сандрикова отсутствия. Надо ему сразу же сказать о Рождестве. Но как объяснить, что он приглашен? А сказать правду!

Она села за стол и спросила, что он будет есть.

— Я уже ел, — коротко сказал он, — вот бы чайку твоего, свеженького.

Они сели чаевничать. И Марья, не спросив, как принято было: как дела, надолго ли домой, — сказала:

— А у нас тут всякие истории…

— Какие истории? — вздрогнул неожиданно для нее Сандрик.

Марья перепугалась: если от одного слова «истории» он вздрагивает, будто ждет чего-то нехорошего, то что с ним будет, если она хоть четверть ему расскажет?.. А если бы все? Фантазии у нее по этому поводу не шли, вернее, пошли бы, если бы она себе их позволила, но ей этого не хотелось.

Марья принялась «играть» легонько, с улыбочкой:

— Да вот тут, оказывается, Алиса приезжала к Светлане Кузьминичне… Ну, Алиса, бывшая Наташина свекровь… — ответила якобы беззаботно Марья. — Она сумасшедшая баба, но неплохая, по рассказам Светланы. Позвонила, пришла и бахнула, что знает о тебе, сыне Наташи от первой любви, ну и что ужасно хочет с тобой познакомиться и вообще приглашает всех-всех к себе на дачу на Рождество…

Сказала наконец. Глупо, сумбурно, но главное — сказать, а уж потом разбираться!

— Мамочка, — сказал Сандрик успокоительно, — ты что-то не то говоришь, по-моему… Какая Алиса и откуда она могла узнать? И почему ей нужен я? А мне это зачем? Дача, Алиса, бывший Наташин муж… Объясни.

Марья готова была расплакаться. Объясни! Как? Все рассказывать? Ведь Сандрику никто не говорил о его родном отце, он не знает, кто он и что… И теперь — что, врать? Или как?

— Знаешь, я точно не поняла, но, кажется, Наташа когда-то созналась своему мужу, и тот вспомнил вдруг, уж как, не знаю, и они решили пригласить и тебя, и меня, и Наташу, и Светлану, и твоего младшего брата с невестой, там будет и нынешняя жена Алека, и их дочь… Вот такой компот устраивает эта Алиса. Светлана говорит, что она энергичная и доброжелательная женщина.

— Она может быть любой, мама, но мне там делать нечего, неужели ты не понимаешь? — Сандрик довольно резко отодвинул чашку. У Марьи екнуло сердце, ерунду она наплела ему, не надо было вообще ничего объяснять! А Сандрик продолжал: — Мне этот, как ты говоришь, компот не нужен. — И он подумал, что не зря Наташа рассказала своему бывшему о нем, ее сыне. Чтобы не было ему с ней дороги назад. К их ТЕМ отношениям. А как мать она ему не нужна, у него есть мама, которую он любит и которая кормила его, одевала и воспитывала. Нет, он вовсе не обвиняет Наташу, но она ему не мать. Она — любимая женщина и будет такой, пока он жив.

Марья была в шоке: все задуманное ею рушится! Тогда зачем там Санек, который может разозлиться, что Сандрик не приехал, и кто его знает, возьмет да устроит что-нибудь Наташе и всему семейству! Нет, во что бы то ни стало надо уломать Сандрика. Но как? И Марья придумала. Как бы мимоходом она сказала:

— Да, знаешь, Наташа звонила домой, возможно, и нам, меня долго не было — шастала по магазинам, спрашивала о нас, о тебе, собирается сюда… Может быть, позвоним ей сейчас? — и ждала, затаясь, что он ответит.

Сандрик встал, снова подошел к окну и долго молчал.

«Ну, не тяни же, не тяни», — молила Марья, она понимала, что сейчас все решится…

Наконец Сандрик безразличным (якобы!) голосом сказал:

— Ну что ж, позвони.

Наташа сразу подошла к телефону — сначала говорила Марья. О том, как жизнь, что она поделывает, как погода, природа, и о прочей ерунде. Потом сообщила, что сегодня приехал Сандрик.

— Говорила тебе Светлана о приглашении?..

— Говорила, — сказала Наташа довольно вяло и будто сразу с испортившимся настроением, — там Алиса что-то придумывает, и мама почему-то решила, что стоит поехать и вам, и Сандрику… Непонятно только — как? Но это, конечно, было бы замечательно!

— Конечно! — с жаром сказала Марья. — На даче. Рождество. Все соберутся! В конце концов, все отношения утряслись и никто ни к кому претензий иметь не будет… — Она посмотрела на Сандрика, который снова отвернулся к окну, но явно был чутко-внимателен, и когда Марья тихо позвала его, он живо обернулся.

Марья чувствовала, что и там, в Европе, накаляется трубка, и вроде бы безразличный Сандрик ждет с нетерпением, когда мать закончит разговор, и потому беспечно сказав:

— Ну, ладно, пока, Наташенька, я все сказала, теперь очередь Сандрика, — передала ему трубку, а сама, напевая что-то немыслимое, — слуха у нее не было, — вышла.

— Да, — сказал Сандрик и поморщился — глупее нельзя было начать разговор, а ведь они столько не общались! — Наташа, это я…

Наташа слушала его голос и молчала — мысли вихрились у нее в голове.

Его глуховатый голос заставил ее содрогнуться. О господи, ничего не кончилось, ничего не ушло! Как ей справляться с собой? И она сказала, как только можно, беззаботно:

— Сандричек (будто маленькому!), ты? Ну как же долго ты не звонил!

Сандрик сухо ответил:

— Работал. Ну, а как ты? — И пошел у них бессмысленный разговор ни о чем, который запутывал и так запутанные их отношения. И непонятно было, кто это говорит: мать с сыном? Возлюбленная, ревнующая ветреного любовника?.. Или просто милые светские, довольно далекие знакомые? Так и не пришли они к решению, даже не заговорили об этом — насчет Рождества на даче, и Марья, которая подслушивала, — как же она низко пала и падала все ниже! — готова была выскочить и завопить: «Да говорите вы нормально!»

И Марья вышла из своего укрытия и невинно спросила Сандрика:

— Ну, спросил о Рождестве?

Сандрик отрицательно мотнул головой, поглощенный этой никчемушной беседой, вернее, не самой беседой, а голосом, тоном любимой женщины…

Тогда Марья крикнула так, чтобы было слышно Наташе:

— А как же с Рождеством?

И тут Сандрик нехотя спросил:

— Да, Наташа, ты приедешь на этот безумный бал, который устраивает твоя бывшая свекровь?

Наташа, не успев подумать, спросила только: