Западня

На путях уже протянулись длинные составы. Тоня насчитала тридцать две теплушки. В начале и в хвосте состава — по два классных вагона, очевидно для охраны. Но переезд еще казался пустынным, и нигде не было видно оцепления.

Это немного успокаивало. Можно успеть занять выгодную позицию. А что, если притаиться в кустах на обрыве, а затем, когда колонна начнет останавливаться, скатиться вниз неожиданно для охраны? На дороге ведь не будет оцепления, и, значит, ее появление не вызовет пристального внимания автоматчиков.

Вдалеке мерцало успокоенное море. Она стала спускаться с крутого обрыва. Под ногами шуршала земля. Чтобы умерить скольжение, она хваталась за упругие стебли высокой травы, и на ладонях оставался прохладный сок.

Когда она достигла половины склона, из-за поворота хлынула и сразу заполонила дорогу пестрая, стремительно бегущая толпа. Пожилые женщины и мужчины сгибались под тяжелыми узлами. Толпа приближалась к переезду, а навстречу уже бежали выскочившие из последних вагонов автоматчики. Очевидно, на этот раз, чтобы не привлекать внимания к эшелону, немцы решили выставить оцепление в самый последний момент. Но они просчитались. Родственники сумели узнать, где стоит эшелон и когда он уходит.

— Хальт!.. Хальт!.. Цурюк!..

Тоня кубарем скатилась вниз и, смешавшись с толпой, с облегчением вздохнула.

Горе! Никогда еще за свою короткую жизнь она не видела такого страдания, таких напряженных лиц, такой безысходности.

Какой-то старик, державший в руках обшарпанный чемодан, лихорадочно вертел маленькой головой со склеротическим румянцем на впалых щеках и всех спрашивал об одном и том же:

— Какая в Германии погода? Говорят, там непрерывные дожди? Это верно, что там непрерывные дожди?..

Мимо Тони сквозь толпу к солдатам пробиралась женщина лет пятидесяти, высоко держа в руке очки в металлической оправе.

— Господин офицер! — крикнула она через головы тех, кто теснился впереди. — Разрешите мне передать очки!.. Только очки!.. Мой сын сломал очки! Он не видит!..

Ее голос тонул в выкриках, несшихся со всех сторон. У каждого было свое крайне важное дело, по которому необходимо последнее свидание с сыном, дочерью или внуком. А солдаты методически теснили и теснили толпу, покрикивая и размахивая автоматами.

Внезапно из-за поворота шоссе на большой скорости выехало несколько черных фургонов. Толпа раздалась в стороны, и машины, миновав переезд, круто затормозили у головных вагонов эшелона.

Это были лишь первые машины, за ними должны были появиться остальные.

Тоня крепко прижала к груди «младенца». А что, если молодые подпольщики в этих первых машинах? Тогда все пропало. Не останется последней надежды.

Оцепление надежно прикрыло эшелон. Автоматчики стояли друг от друга на расстоянии всего нескольких шагов. Рвались с поводков ожесточенно лающие псы.

Что же делать?! Тоня метнулась к шлагбауму в последней надежде — уговорить офицера пропустить ее к брату. Но в этот момент за спиной раздался резкий гудок, и тут же, обдав ее удушливыми выхлопными газами, мимо промчалась еще одна машина. С небольшими интервалами за нею двигалась колонна машин. Вот уже первая миновала зону шлагбаума. Очевидно, погрузка начнется тогда, когда все грузовики выстроятся вдоль состава.

Неужели нет силы, которая сможет остановить их хоть на мгновение?

И вдруг Тоня увидела, как по параллельному, свободному пути в сторону переезда катится длинная платформа. Вот она! Наконец-то!

Затаив дыхание Тоня следила за ней. Плавно подрагивая на стыках рельсов, она медленно движется и движется. Немцы пока, видимо, не отдают себе отчета, что за этим последует, и ничего не делают, чтобы ее остановить.

Но дежурный по переезду заметил опасность и, пропустив две машины, торопливо опустил шлагбаум. Скрипнули тормоза. Колонна остановилась. Что-то крикнул офицер — что именно, Тоня не слышала, — но солдаты поспешили к платформе, чтобы остановить ее… А на дороге уже возникла давка. Все бросились к машинам. Неслись отчаянные крики: «Коля! Коля! Это я! Мама!», «Витя Семенов! Где Витя Семенов?!», «Катя!», «Ирина!..» И в ответ: «Мама!.. Мамочка!..» Головы… Руки… Руки…

И вдруг — так странно, так неуместно и весело:

— «Выходила на берег Катюша…»

В какой это машине? Вот в этой, что поближе, или в той?

Тоня бросилась к ближайшей. Один солдат из охраны спрыгнул на дорогу, чтобы узнать, в чем дело, и побежал в голову колонны. Вот сейчас как раз удобный момент! Но песню подхватили! К какой бы машине Тоня ни подбежала, ее пели все! Все!.. Как же теперь быть?..

Но она ясно слышала, что начали ее в одной из ближних машин. В какой?!. И, пробежав вперед, метнулась обратно. Солдат уже возвращался назад. Рядом с ним бежал другой — платформу уже остановили.

— Тоня! Тоня! Тонечка!..

Голос Николая с трудом пробился сквозь песню. Она увидела тянущиеся к ней через борт машины руки. Мгновение — и сверток исчез в темной глубине кузова.

Один из солдат грубо оттолкнул ее в сторону и, вскочив на подножку, погрозил автоматом. Но ей уже было все равно… Она провожала взглядом машины, медленно пересекавшие переезд. Ею овладело чувство безмерной усталости и счастья.

Глава третья

Положение в Одессе осложняется. Получено агентурное сообщение, что немцы подвозят новые резервы. Из Констанцы прибыло четыре транспорта с войсками. У группы разведчиков, действующих на железной дороге, появилось много новых дел и забот. Им нужна помощь. Дьяченко и Егорову даются сутки на окончательную подготовку к переходу через линию фронта. У Дьяченко, которого должны были забросить в тыл противника еще несколько месяцев назад, но не забросили из-за изменившейся обстановки, «легенда» остается прежней. Он — полицай из Кишинева, который приехал в Одессу со специальным поручением в полицию. Подлинные документы полицая, убитого подпольщиками недалеко от Бендер, когда тот направлялся в Одессу, давно уже хранились в сейфе у Савицкого, и Дьяченко не раз держал их в руках — «привыкал». По этим документам он был Иваном Даниловичем Макагоненко, родившимся в Виннице в 1919 году, имеющим среднее незаконченное образование, неженатым.

Конечно, опытные руки подправили некоторые даты, подновив их, но это было сделано с такой скрупулезной осторожностью, что ничто в документах не могло вызвать подозрения у самого придирчивого контрразведчика.

Проникнув в Одессу, Дьяченко должен был войти в связь с подпольем и организовать наблюдение за передвижением войск. А Егорову после приземления надлежало отправиться на явку в Одессу, разыскать Тоню, прописаться, поступить на работу и ждать дальнейших указаний. Между ним и Дьяченко должна быть налажена постоянная связь, чтобы, когда потребуется, действовать совместно. Так беспощадная военная судьба объединила столь разных и не во всем симпатизировавших друг другу людей.

В иное время они, конечно, нашли бы способ не зависеть друг от друга, но не теперь. Савицкий связал их общей целью, а приказ есть приказ. Да и вся болтовня Дьяченко о Егорове и Тоне сейчас представлялась не стоящей внимания.

Тоня уже начала действовать, и неплохо. Он уже получил от нее радиограммы, переданные радисткой группы Федора Михайловича.

Но в самый последний момент, когда, казалось, остается лишь проводить разведчиков на аэродром, новые обстоятельства заставили начальника разведотдела армии Савицкого отменить их вылет до момента, когда командарм отдаст об этом специальное распоряжение.