Западня
Шрифт:
Я бессильно упаду на подушки её такой необъятной груди, завершу начатый акт звериной, нечеловеческой «любви» и те же самые волосы, что так ласково льнули к моим рукам, из «кошечек» превратятся в удавов, а приготовленная для НЕЁ петля – станет моей. И я присоединюсь к бесчисленному сонму паукообразных рабов бесчеловечной госпожи, кровожадной матери демонов, паучьей богини Шеб Ништурат, словно посланной на землю самим Адом в возмездие за наши грехи. А потом будет «террариум», потом будет какая-нибудь «черная вдова», которая сожрет мою заключенную в паучью тельце душу под сладострастным взором этой ТВАРИ.
Внезапно словно кто-то коснулся моего сознания. Я почувствовал, как яркая точка света,
Чья-то могущественная воля без всяких слов, одной мысленной командой приказала мне завершить начатое, и я что было сил затянул петлю…
Длинные ногти отчаянно впились мне в спину, разрывая не только кожу, снимая полоски мясо. Кровь хлынула во все стороны. Но дикая боль, возможно, спасла меня от худшего – от хрипа, от видения её перекошенного страданием лица. Я потерял сознание и мой разум погрузился во тьму.
Не знаю, сколько времени я провел в забытьи. Очнулся от жжения в правом плече, словно к нему прикоснулись раскаленным докрасна железом, словно желая поставить мне клеймо. Я закричал от боли и открыл глаза. Глаза прорезал невероятно яркий свет – свет, граничащий с тьмой.
«Дай руку. Они близко» - промелькнуло у меня в голове.
Я протянул руку и что-то горячее, жгучее взялось за неё и резко потянуло меня куда-то в сторону.
От боли я буквально сходил с ума. Теряя сознание, находясь у тонкой грани между реальностью и миром грез, я увидел того самого светящегося юношу в античных доспехах, в высоком шлеме с плюмажем на гребне, с зеркальным щитом на левой. Но теперь у его пояса висела отвратительная отрубленная голова чудовища, с огромными бесцветными – без зрачков и радужной оболочки – глазами, в которых навсегда запечатлелся лютый нечеловеческий ужас, и целым ворохом мертвых змей вместо волос.
«Ты должен выжить, как я. Ты должен написать, как обо мне».
Молнии-мысли, в последний раз осветив полночный небосклон моего сознания, погасли, и разум мой окончательно погрузился во тьму.
Эпилог. Сизиф
Узкий бокс. Зарешеченное окно. Вечно отсутствующая входная дверь. Вечно горящий люминесцентный свет в длинном как кишка коридоре. Железная с панцирной сеткой кровать. Давно прохудившийся ватный матрас. Стерильное постельное белое, ещё пахнущее крахмалом. Деревянный стул и стол. Кипа исписанных бумаг на столе. Скрюченный в три погибели старик, седой как лунь, с серебристо-ржавой колючей щетиной на морщинистом, как печеное яблоко, лицо. Быстро-быстро пишет огрызком карандаша что-то мелкими, витиеватыми печатными буковками.
В бокс вошли двое в белых халатах.
– Так вот он какой, ваш знаменитый «Писатель»… Хм, интересненько, очень даже интересненько…
– Да уж, Виталий Константинович, «Писатель» у нас – единственный в своем роде экземпляр. Уникальный объект для изучения. Докторские по нему только и защищай!
Первый наклонился к уху второго и тихим шепотом произнес:
– И вы не боитесь, при нем-то?
– А что боятся? Ничего обидного здесь нет. Да и невменяем он. Он все равно ничего не слышит. Полностью глух, равно как и слеп.
– Правда? А как же он, позвольте узнать, пишет?
– По памяти. На ощупь распознает лист бумаги и пишет. Удивительно, но всегда ровно. Посмотрите, какие у него строчки!
Первый бросил беглый взгляд на лист бумаги.
– В самом деле! Как по линейке… Не боитесь оставлять ему карандаш?
– Ничуть. Мы наблюдаем за ним уже многие годы. Ни одного буйного приступа не замечено. Спокоен как удав.
Только если не давать ему писать, забьется в угол, натащит туда все, что попадется под руку – подушку, матрас, хламье – и будет сидеть без движения. Кормить и поить придется силой, да и в туалет…– Понятно. А так сам ходит?
– Ходит. Как по часам – и на обед, и на ужин, и в туалет, и на прогулку. Спит сразу после отбоя. Спокойно. Поэтому немного пошли ему навстречу.
– Понятно. Диагноз?
– Маниакально-депрессивный психоз на почве арахнофобии.
– Ш-што?
– Да, я понимаю, что вы скажете. От арахнофобии с ума не сходят. Но я этого и не утверждаю. Я говорю, «на почве». Понятно, что арахнофобия – это только триггер, который катализирует развитие невроза. Этот старик – моя большая находка. Оказалось, что психоз с такими отклонениями мало изучен и… В общем, отличный материал для докторской.
– Понимаю. И где ж вы откопали это сокровище?
– О, Виталий Константинович… Это целая история, в которой много «белых пятен».
– Расскажите, хотя бы вкратце.
– Да, подробнее можете ознакомиться в его истории болезни, если вам так интересно. Но если совсем вкратце, то нашли его прямо на улице.
– Что вы говорите!
– Да, лежал этот… товарищ прямо на дороге. Весь в крови – у него были глубокие резаные раны на спине, словно кожу лоскутами снимали – видимо нашлись «добрые» люди в первопрестольной, над больным человеком издеваться. Не слышит и не видит ничего. Документов, естественно, никаких. Сначала отправили было в «травму», а потом куда его? Родственников нет, жилья нет, да и заметили, что больной он на всю голову. Пытается ползать по стенам, представляете - на лету ловит мух и ест их! Ну и тараканов тоже. А пауков, как почует, так весь трясется, а потом с каким-то отвращением давит всмятку и орет во всю глотку. Вот и отдали его к нам, в кащенку.
– Как же вы поставили ему диагноз, если он глухонемой?
– А вы почитайте, что он пишет!
Между тем старик, закончив исписывать очередной лист, с каким-то ненормальным вожделением посмотрел на следующий, словно до смерти голодный хищник на свою добычу, молниеносно схватил его и принялся лихорадочно писать.
Первый подошел и посмотрел через плечо старика и вслух прочел:
«Загадочная смерть Алексея Ершова, моего лучшего друга и бывшего однокурсника, как это ни удивительно, не стала для меня совершенной неожиданностью…»
– Уж которую тысячу раз пишет одну и ту же историю. И вот что удивительно! Ни разу ни одно слово, ни одна запятая из рукописи в рукопись не меняется! Даже грамматические ошибки! Словно испорченный принтер печатает один и тот же текст. Или, скажем, паук ткет одну и ту же паутину! Сизиф, да и только, приговоренный вечно делать одну и ту же бессмысленную работу, с той лишь разницей, что этот «сизиф» ограничен сроком своей жизни.
– Сизиф? Хм. Интересная аналогия. Если мне не изменяет память, Сизиф чем-то крупно насолил олимпийским богам…
Второй хмыкнул.
– Сизиф заковал в цепи бога смерти Танатоса и люди перестали умирать. А потом, когда его за это ввергли в царство смерти, умудрился оттуда сбежать. За этот двукратный обман смерти он и был наказан – вечно катить каменную глыбу в гору, а когда та скатывается обратно, продолжать этот бесполезный и бесконечный труд.
– Да уж, ну и фантазия была у греков…
– У нашего «Писателя» не слабее. Судя по его исповеди, он умудрился обольстить и задушить саму богиню смерти, которая почему-то обитала в несуществующем «Метро-2», а потом сбежать оттуда, от возмездия её паукообразного народа, причем при помощи как вы думаете кого? Самого Персея – ну того самого, что отрубил голову Медузе-Горгоне!