Западный ветер — ясная погода
Шрифт:
Уверенность японских правящих кругов в безнаказанности, окрепшая после провала конференции, выразилась в нападении на американскую канонерку «Пеней», которую утопили японские самолеты на Янцзы. Еще через неделю полк под командованием основателя фашистского Общества вишневого цветка Хамимото обстрелял и захватил английскую канонерку «Лэдибэрд». Эти действия «молодых офицеров», официально вроде бы нарушивших приказы сверху, на самом деле выражали настроения японского генералитета.
Инциденты с канонерками позволили американскому президенту занять более решительную позицию. В декабре он пригласил к себе английского посла Линдсея и заявил ему о желании США договориться с другими державами о морской блокаде Японии. Линдсей не скрывал своего испуга. Это могло означать войну с Японией, а правительство Чемберлена было готово на все, чтобы войны избежать. Линдсей телеграфировал в Лондон содержание беседы с Рузвельтом и сообщил,
13 января 1938 г. Чемберлен официально отверг американский план созвать конференцию по принципам международных отношений. Как раз в эти дни английское правительство готовило договоры с Японией. Они были заключены весной 1938 г., после чего как японские, так и английские правящие круги не жалели похвал в адрес друг друга, выражая надежду, что никаких споров между их странами более не возникнет. Эти договоры, ничего не дававшие Англии и весьма выгодные Японии, поскольку демонстрировали всему миру, что Англия одобряет японскую политику в Китае, вызвали возражения в Вашингтоне. Но не более. Японские войска продолжали наступать в Китае, и было ясно, что, как только Япония шагнет на следующую ступеньку агрессии, все бумажки, подписанные Англией, будут разорваны. В истории остался Мюнхен, где Чемберлен отдал Гитлеру Чехословакию. Мало кто помнит, что перед Мюнхеном была репетиция.
В декабре 1937 г. пала столица гоминьдановского Китая — Нанкин. Захват этого города сопровождался одним из самых страшных преступлений Второй мировой войны. Японские войска начали с того, что вывезли из города и закололи штыками 20 тыс. мужчин призывного возраста, чтобы те в будущем не могли поднять оружие против Японии. Затем оккупанты перешли к уничтожению женщин, стариков, детей. К концу месяца было убито около 300 тыс. человек. Террор превышал всякое воображение. Даже немецкий консул в официальном докладе описывал поведение японских солдат как «зверское».
Политика террора, с точки зрения японского командования, имела смысл хотя бы потому, что к декабрю, когда пал Нанкин, уже миновали все сроки, назначенные им для окончания войны, а Китай все не сдавался. В зверствах, которые не ограничивались Нанкином, хотя в Нанкине достигли апогея, чувствовались неуверенность японского командования, его озлобленность сопротивлением китайцев и месть за это сопротивление. Легкой прогулки по Китаю не получилось.
Наступила зима, миновал Новый год, но победа в Китае все не приближалась. Множество частных побед, захват десятков городов и разгром китайских дивизий никак не могли превратиться в ту единственную, решительную победу, от которой зависела судьба войны. Более того, наметился, хотя и нестойкий и чреватый распадом, союз китайских коммунистов и Чан Кайши. В марте 1938 г. 8-я армия, руководимая коммунистами, вместе с войсками Гоминьдана смогла окружить и разгромить значительную японскую группировку. Потери японцев составили более 10 тыс. человек. Фронт японцев был растянут, резервы подходили с трудом, снабжение не справлялось с масштабом боевых действий. Война, которая начиналась как блицкриг, превращалась в затяжную и кровопролитную кампанию, и ни массовые убийства, ни бомбардировки, ни дрязги в китайской верхушке — ничто не могло изменить положения дел. Военный престиж Японии падал с каждым днем.
В конце 30-х гг. произошло два японо-советских военных конфликта, которые современные советские историки объясняют слишком просто — желанием японских военных проверить силу Красной Армии в первом конфликте на озере Хасан и далеко идущими планами отторжения Дальнего Востока и покорения Монгольской Народной Республики, когда речь идет о сражениях на Халхин-Голе.
Мне кажется, что в этих объяснениях не учитывается важнейший фактор — кто же участвовал в конфликтах с японской стороны.
Вряд ли кому-то пришло бы в голову заявить, что с советской стороны инициатором или действующей стороной в конфликте был Дальневосточный военный округ. Какие бы части ни воевали на нашей стороне, это были части Красной Армии. С японской армией дело обстояло иначе. Центральная власть в Японии была куда более условной, чем в СССР. Вдоль советской границы располагались части Квантунской армии, вполне автономного образования, которое, будучи крупнейшим военным соединением Японской империи, выполняло две функции — оккупировало Маньчжоу-Го, т.е. Северный Китай, и следило за порядком в этой гигантской стране, а также составляло основу сил, призванных победить Советский Союз в будущей войне. А в том, что такая война
будет, почти никто в Японии не сомневался и, уж конечно, никто не сомневался в Квантунской армии.Квантунская армия в лице своего руководства, независимо от личностей, имен и званий генералов, ее возглавлявших, была постоянно обуяна мессианскими настроениями: победить Россию.
В Токио принимались решения геополитического характера, и в них война с Россией все откладывалась до «более удобного момента». И год от года нетерпение «квантунцев» росло. Их лишали, как им казалось, верной и легкой добычи. Другие армии сражались на юге, покоряя Китай, а Квантунская армия томилась многомесячным бездельем, продолжая при том усиливаться для боев, которые никак не начинались. Тем более что стычки и даже походы против китайских генералов, пытавшихся отстаивать северные провинции, никак не поглощали всей энергии Квантунской армии.
В японской армии, а тем более в ее Квантунской ветви дух неподчинения центру был велик. Тамошние генералы лучше, чем в Токио, знали, чего хотят. Поэтому когда их агрессивность выплескивалась на севере, Токио занимал в конечном счете более компромиссную позицию, хотя никак не препятствовал «всплескам» Квантунской активности.
Антисоветские инциденты с участием Квантунской армии начались в Приморье. Уже в 1933 году Квантунская армия тщательно обследовала этот район и командование армии сочло его удобным для проведения военных операций против Красной Армии. Каковы могут быть дальнейшие действия, очевидно, никому не было известно. Действовал полководческий принцип — ввязаться в бой, а дальнейшее рассудит военное счастье. В любом случае расчеты были наполеоновскими, а первые шаги — разведывательными.
В декабре 1933 года начальник штаба Квантунской армии докладывал заместителю военного министра, что армия готова начать «военные действия против Советской России».
С того дня и практически до конца тридцатых годов на границе с Советским Союзом периодически вспыхивали вооруженные конфликты, о которых в нашей прессе и литературе практически не упоминается, и лишь бои на озере Хасан в 1938 г., объявленные большой победой советского оружия, были ярко, но неточно отражены.
На Дальнем Востоке базировалась Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (ОКДВА) под командованием славного героя Гражданской войны, одного из пяти маршалов Советского Союза Василия Блюхера. Эта армия играла значительную роль в пропаганде непобедимости и силы Красной Армии и поэтому призвана была побеждать японских милитаристов. Туда направлялись лучшие призывники и специалисты, ее части именовались «железными», «краснознаменными» и назывались в честь вождей Советской державы.
Совершенно очевидно, что в тридцатые годы командование Квантунской армии не намеревалось вторгаться в Сибирь — это было делом будущего, и вылазки японских частей были призваны прощупать боеспособность и вооружение советских войск. Японцы накапливали боевой опыт.
Значительно слабее этот опыт накапливался в Дальневосточной армии.
Во-первых, у командования ОКДВА и Красной Армии в целом не было стратегии отношения к японцам, в частности к Квантунской армии. Доктрина должна была быть оборонительной, в то же время предусматривала закидывание противника шапками.
Во-вторых, действительная подготовка ОКДВА, особенно младшего и среднего командного состава, не имеющего даже опыта Гражданской войны и в значительной степени малограмотного, что на основании архивных документов проследил А. Смирнов [1] , была настолько низкой, что странно было, как вообще удавалось отстоять рубежи.
Техника была далеко не лучшего качества, а та, что была, отвратительно хранилась и к употреблению была не готова.
Все это усугублялось господством показухи, когда, например, в бригаде отбирались два-три танковых экипажа и они должны были демонстрировать начальству высокий уровень выучки. Остальные и на вид не должны были попадаться.
1
А. Смирнов. К бою - не готовы!
– «Родина» No 9. 2000. М.
Наконец, в армии фактически было не единоначалие, а двух- и трехначалие. То есть неоправданно большую власть имели комиссары, которые также поощряли инициативу масс, то есть действия командиров непрерывно подвергались партийной критике, из-за чего командиры предпочитали вообще ничего не предпринимать. Третьей силой в армии были чекисты, которые подозрительно следили за каждым шагом командиров, а те боялись их куда больше, чем японцев. По мере того как увеличивались в масштабе и учащались японские вылазки, приближалась волна массовых репрессий в армии и здесь уцелевал не умнейший и не талантливейший, а лишь серый и незаметный. Не был защищен никто, вплоть до героя-маршала Блюхера.