…Важно проплыли тяжёлые жёлтые рыбы,брызги утят разлетелись в притворном испуге.Словно предчувствуя новые ветра порывы,рябь серебристая била приветливо в бубен…Тихо вздыхал и потрескивал лес добродушный,пение птиц трепетало волшебно и звонко…лист прикоснулся к щеке, незаметный, воздушный…филин заохал, на миг обернувшись ребёнком……Светлое небо, пронзительно синее, чистое —вспыхнув, погасла в истоме искра изумления…Солнечный луч продолжение дня перелистывал,не удержался и, крылья сложив, стал растением.
Девушка с веслом
Он
рисовал красавицу с веслом,в косынке красной и с зрачком лучистым.И помогал собрать металлолом,чтоб поддержать коммуну трубочистов.Страна его носила на руках.Он эти руки вспоминает частоза тот педагогический размах,с которым шёл товарищ Луначарский.Он и в раю ведёт незримый бой,поёт, как широка страна родная,А то, что жертвой пал в той роковой…забыл. Кричит: – Не помню и не знаю!…И пролетарий смолк и броневик,«Аврора» спит. И что теперь имеем?Что каждый настоящий большевикконечно, прав, но мы ушли правее.
«На качелях любви раскачались…»
На качелях любви раскачалисьпростота мудреца и глупца.Мы с тобой, вероятно, встречались,я об этом твержу без конца.Я тебя никогда не забуду,хоть не видел тебя никогда.Но, подобно апрельскому чуду,ты – то ближе, то дальше всегда.Этот дождь я, конечно, запомнил,и сиреневый нежный прибой.Неспроста осознать нелегко мне,что придумал я нашу любовь.Надо мною неслышно кружитсяшлейф надежды… но слышу я стон,и тревожный крик раненой птицы,и неясной тоски перезвон.
Венеция
Как началась моя Венеция, не помню,с картины старой, в промелькнувшем витраже?Но началась… и неожиданно легко мнеувидеть прошлое в случайном мираже.Услышать песню гондольера удалого.И сквозь бокал венецианского стеклавдруг проступают смутно варвар из былого,великий зодчий и бродяга без угла.…Там Прокурации дворцы с Наполеономпод запах кофе замедляют бег Фортуны.И мавры с башни каждый час неугомоннои отбивают, и… бросаются в лагуну.За колоннадой Дворца Дожей величавойвстречает праздно зал Совета Десяти.И Тинторетто с Веронезе… одичалосо стен взирая, приглашают подойти.А Сан-Франческо делла Винья, церковь света?А мост Риальто, откровение скульптур?…Волшебный город, ты как малая планетав своём смешении всех стилей и культур!..…Плывёт Венеция… и голуби над аркойпод колокольный звон печальный пролетают.И над порфиром площади Святого Марканезримый гений Бродского витает.
«Моя надежда за сплошным туманом…»
Моя надежда за сплошным туманом,в каких краях, не ведает никто.А я за серебристым караваномпечальных звёзд, в потрёпанном пальто.Устал любить и ждать, забыты крыльяна старом чердаке былых утех.А тех, что словом неизвестным крыли —прощаю вновь и вспоминаю всех.
«Облака в синеве над рекою…»
Облака в синеве над рекоюневесомо плывут и плывут.То уносят меня за собою,то, жалея, обратно вернут.Стаи птиц – хлопотливые искры —рассыпаются вдоль берегов.А за тихой водой
серебристой —изумрудная зелень лугов.Всё застыло в вечернем покое.Ветер дунул, вздохнул и исчез.И неслышно земное, простоеочарованно льется с небес.
Внуково
Люди скользили послушно…звуки летели в мембраны…Падало слово радушно,были глаза твои странны.Знаешь, мы быстро расстались.Не целовались прилежно…Таял изгиб твоей талииза поворотом небрежно.Если б тебе оглянуться —слабо надежда мерцала.Рвутся все ниточки, рвутся!Как же всего было мало!..Редкие прикосновеньятела, души… через слёзы.Остановить бы мгновеньестранной, изменчивой прозы!…А на крыло самолётаангел спустился небесный.Были с тобой мы в полёте,а на земле… неизвестно…
«Вот и подёрнулся дымкой судьбы…»
Вот и подёрнулся дымкой судьбымоей юности город.Был или не был – пожалуй, теперьи не вспомнить.Давних дорог животворных теплопревращается в холод,и отогреть себя прошлымуже нелегко мне.Смутные тени былого мелькаютнеясно, тревожно.Боль пережитого в сердцеаккордом минорным…но невозможно забыть навсегда,невозможно —горечь любви моей первой,печальной и вздорной…
«Собираю следы с площадей, побережий…»
Собираю следы с площадей, побережий,колесница промчится – услышу, увижу.помогают как могут: морской ветер свежий,и порфир мостовых, и предместья Парижа.…Пробегутся по струнам Эоловой арфы:тихий звук одинокий дрожит в поднебесье.Символ вечности древний Омеги и Альфыпросверкает во мраке, исчезнет, воскреснет.На бушприте корсары – джентльмены удачи,переменчивых судеб листается книга!..Ждут шуты, короли, между смехом и плачем,обособленным гостем монашек-расстрига.
«А что есть жизнь: дыханье моря…»
А что есть жизнь: дыханье моря,пустыни снежной миражи?…Пушинки счастья в гребне горя,пустая вера в створках лжи?…Тропинка в горы серебрится,родник студёный в облаках,знакомый свист незримой птицы,любовь и звёзды на руках.Как много рядом звёздной пыли,исчезнуть можно без следа…А мы всегда, наверно, были,забыли просто – где, когда…Идут рассветы и закаты,за ними море из фольги.Мы золотой судьбы солдаты —в кирзовой дымке сапоги.
Безумство покоя
Скалы, синее небо и море под криками чаек.Белый парус навстречу летит исполинским пером.Дух мятежный лишь тучи неслышный забег омрачает,и дельфинов привет над волною – живым серебром.Мы на берег приходим и ждём от судьбы диалога.И когда перетянуты мысли тугой бечевой,то по лунной дорожке уходят печаль и тревога.Только ласковый ветер, и больше уже ничего.Я сижу и молчу, сторожу на песке шум прибоя.Капли звонко упали, рассыпали ноты дождя.Есть у моря великое свойство – безумство покоя,я хочу досмотреть, помолчать, не уйти, уходя…