Запах хризантем

– - Лиззи, Лиззи, что нам делать, что теперь делать!-- запричитала она.

Элизабет слегка отшатнулась.

– - Что случилось, мама?-- спросила она.

Старуха опустилась на диван.

– - Ох, дочка, не знаю, сама не знаю!-- Она медленно покачала головой. Элизабет глядела на свекровь с волнением и досадой.-- Не знаю,-- повторила старуха и тяжело вздохнула.-- Видать, никогда мои беды не кончатся. Сколько я всего пережила, хватит уже с меня . . .-- Она плакала, не вытирая глаз, слезы бежали по ее щекам.

– - Подождите, мама,-- прервала ее Элизабет.-- Что стряслось? Объясните толком.

Свекровь медленно вытерла глаза. Требовательный напор невестки остановил поток ее слез. Она снова вытерла глаза.

– - Бедная ты, ох бедная!-- всхлипнула она.-- Как нам теперь жить, что делать? . . Да еще ты в таком положении ... ох горе, горе!

Элизабет ждала.

– - Он погиб?-- наконец спросила она, и, когда она выговорила эти слова, сердце ее бешено толкнулось в груди и в то же время ей стало стыдно грубой обнаженности вопроса. Слова ее испугали старуху, почти отрезвили.

– - Что ты, Элизабет, как у тебя язык повернулся! Нет, господь не допустит такого несчастья, будем уповать на него ... Я уже хотела рюмочку пропустить перед сном, как вдруг вбегает Джек Ригли. "Миссис Бейтс, подите к невестке,-- говорит.-- С Уолтом не совсем ладно, в шахте обвал произошел, побудьте с ней, пока его домой принесут". И исчез. Я даже спросить ничего не успела. Конечно, схватила шляпу -- и к тебе. Бегу и думаю: "Бедная моя доченька, не ровен час, придет кто-нибудь и брякнет напрямик, невесть что приключиться может". Ты, Лиззи, не расстраивайся, а то сама знаешь, чем кончится. Сколько уж времени -- пять месяцев, шесть? Ах, Лиззи, Лиззи, как время-то летит!-- Старуха покачала головой.-- Не угонишься.

Элизабет думала о своем. Если он погиб, смогут ли они прожить на маленькую пенсию и на то, что ей удастся заработать самой? Она быстро прикинула. А если только увечье -- в больницу его не положат, как трудно будет за ним ухаживать!-- но, может быть, ей удастся отучить его от пьянства и скандалов . . . Да, она отучит -- на то время, пока он не поправится. Она представила себе эту картину, и на глаза навернулись слезы. Что это, неужели разжалобилась? Такой роскоши позволить себе нельзя. И она стала думать о детях. Как бы там ни было, детей она должна поднять. Больше о них позаботиться некому.

– - Да,-- говорила свекровь,-- а ведь, кажется, только вчера он принес мне свою первую получку. Хороший он был, Элизабет, добрый на свой лад. Ума не приложу, почему он сбился с пути? Задору в нем всегда было через край, но все равно дома от него была только радость. Зато потом пришлось хлебнуть с ним горя! Нет, я верю: господь сохранит ему жизнь и наставит на верный путь. Ох, Элизабет, настрадалась ты с ним, не приведи бог. А когда жил со мной, был такой ласковый, можешь мне поверить. И что за напасть приключилась? ...

Старуха причитала надоедливо и однообразно, а Элизабет напряженно думала, и, лишь когда вдруг быстро запыхтел подъемник и взвизгнули тормоза, она вздрогнула. Потом подъемник стал работать спокойнее, тормоза смолкли. Старуха ничего не заметила. Элизабет, замерев, ждала. А свекровь говорила, умолкала ненадолго, снова продолжала говорить...

– - Он был твой муж, Лиззи, а не сын, в этом-то все и дело. Как бы он скверно ни поступал, я всегда помнила его маленьким и старалась его понять, старалась прощать. Мужчин, Лиззи, надо прощать . . .-- В половине одиннадцатого хлопнула калитка.-- И все равно ничего, кроме горя, в жизни не видишь, ни молодых оно не щадит, ни старых . . .-- говорила в это время старуха. Кто-то, тяжело топая, поднялся на крыльцо.

– - Дай я открою, Лиззи!-- вскричала она, вскакивая. Но Элизабет уже распахнула дверь. На пороге стоял шахтер в рабочей одежде.

– - Несут его, миссис Бейтс,-- сказал он. Сердце у Элизабет остановилось. Потом рванулось в горло, едва не задушив ее.

– - Он . . . жив?-- выговорила она.

Шахтер оглянулся и стал глядеть в темноту.

– - Доктор сказал, уже несколько часов, как умер. Он его в ламповой осматривал.

Старуха как стояла за спиной Элизабет, так и упала на стул, заломив руки.

– - Сыночек мой!-- закричала она.-- Сыночек, сынок!

– - Тихо!-- приказала Элизабет, и лицо ее судорожно передернулось.-Молчите, мама, детей разбудите, а им сейчас здесь делать нечего.

Старуха раскачивалась из стороны в сторону и сдавленно стонала. Шахтер отступил к двери. Элизабет шагнула вперед.

– - Как все было?-- спросила она.

– - Толком-то я и сам не знаю . . .-- Шахтер в смущении замялся.-- Вся смена ушла, а он остался доканчивать норму, и тут обвал.

– - Его раздавило?-- вскрикнула вдова, содрогаясь.

– - Нет, порода обвалилась позади него. Он в самой голове забоя был, так на него хоть бы кусок упал, но проход засыпало, и он задохнулся.

Элизабет отпрянула. Сзади раздался старухин крик:

– - Что? Что он сказал?

Шахтер повторил громче:

– - Задохнулся он!

Старуха зарыдала в голос, и тут Элизабет отпустило.

– - Мама,-- сказала она, кладя руку на плечо свекрови,-- детей разбудите. Не разбудите детей.

Она заплакала сама, не замечая того, что плачет. Старуха мать раскачивалась из стороны в сторону и стонала. И вдруг Элизабет вспомнила, что ведь сейчас его принесут и нужно все приготовить.

"Пусть-кладут его в гостиной",-- сказала она себе и замерла ошеломленная, без кровинки в лице.

Потом засветила свечу и вошла в крошечную гостиную. Здесь было холодно и затхло, но развести огонь она не могла, камина не было. Элизабет поставила свечу и огляделась. Свет играл в подвесках люстры, на двух вазочках, в которых стояли розовые хризантемы, на темной, красного дерева, мебели. В. воздухе был разлит холодный, мертвенный запах хризантем. Элизабет тупо глядела на цветы. Наконец отвела от них взгляд и стала прикидывать, хватит ли места на полу, между диваном и комодом. Сдвинула в сторону стулья. Да, теперь можно будет и его положить, и свободно ходить по комнате. Она достала старую красную скатерть, еще одну старую скатерть, расстелила их на полу, чтобы не запачкать дешевый ковер. Элизабет вся дрожала от холода; выйдя из гостиной, она вынула из шкафа чистую рубашку и понесла к огню проветрить. Свекровь все так же раскачивалась на стуле и стонала.

– - Придется вам пересесть сюда, мама,-- сказала Элизабет.-- Сейчас его будут вносить. Садитесь в качалку.

Мать машинально поднялась и, не переставая плакать, села у камина. Элизабет пошла в посудомойню взять еще одну свечу и там, в тесной каморке под голыми черепицами, услышала, что его несут. Она стала на пороге, прислушиваясь. Вот они поравнялись с домом, медленно спустились по трем ступенькам, шаркая и переговариваясь вполголоса. Старуха умолкла. Они уже были во дворе.

Потом Элизабет услышала, как управляющий Мэтьюз сказал: