Запах медовых трав
Шрифт:
Гостья улыбнулась, и голос ее зазвенел:
— Да, наверное, может быть, даже вчера, как раз тогда, когда твоя мама увидела тебя!
Хоан счастливо рассмеялась. Перед тем как отправиться в дорогу, она получила разрешение провести день у матери. Утрамбованная тропинка перед домом еще хранила следы метлы. По обе стороны росли кусты роз, показавшиеся Хоан сейчас такими дорогими, ведь раньше не было дня, чтобы она не окапывала и не поливала их. Ближе всех росли несколько кустиков карминно-пунцовых роз, потом шли коричные, с мелкими цветами, прячущимися под колючими ветками, и очень нежными бутонами, торчащими вверх, и за ними кусты бархатных роз с капельками росы на лепестках, с еще неяркими цветами, потому что пора их цветения наступила совсем
— Какое это счастье для матери! Наверное, весь вчерашний день твоя мама ни на шаг от тебя не отходила? — ласково спросила гостья.
И Хоан улыбнулась, вспоминая о том, что было вчера. Как жаль, что она знает слишком мало слов для того, чтобы подробно рассказать гостье о маме и ее новом увлечении. Вчера Хоан, дойдя до конца тропинки с розами, готова была уже крикнуть: «Мама, твоя «щенуля» вернулась, мамочка!..» как вдруг увидела круглый толстый замок, который, совсем как живой паук, плотно сидел на створках плетеной бамбуковой двери. Прибежала соседка, посетовала:
— Твоя мама ушла рано поутру, понесла полную корзину цветов да еще штук двадцать саженцев… Я ее спросила, что так рано, а она говорит — ночь, мол, холодная была, до утра глаз не сомкнула, все дочку вспоминала, вот и поднялась чуть свет, да сразу к этим парням…
— К каким парням!
— К зенитчикам, к каким же еще! Слушай, правду говорят, что ты служишь в частях охраны?
— Да, — кивнула Хоан, — правда…
— А тут дня не проходит, чтобы мама тебя не вспомнила. Уж так она за тебя боится… У них, говорит, очень трудно, хочу обязательно сама поехать дочку проведать, посмотреть, как и что, может, тогда успокоюсь, — соседка улыбнулась.
— Вот еще привычку взяла — что ни день к зенитчикам бежит. Как-то раз, помню, такая жарища была, а она идет — на голове полнехонька корзина и на плечах связка сахарного тростника. Я предложила ей помочь. Пришли мы на батарею, а она смеется, говорит командиру: «Принимайте гостинцы — посохи да гранаты!» Корзина-то листьями была прикрыта, я подняла их — а там слив доверху насыпано, да каких сочных. Ребята-то обрадовались, столько шуму было!
Она замолчала на секунду и с увлечением продолжала:
— В кооперативе все работы уже закончены, мама твоя не знает, что ты ее ждешь, так что может весь день проходить, небось все батареи обойдет, глядишь, к вечеру, а может, только к ночи вернется. Как-то тут сильные ветры задули, а ей все нипочем, сколько верст пешком, бывало, делала, чтоб зенитчикам что-нибудь отнести — розы или перец, а то и зубочистки… Скоро ведь холода, вот она им запасы-то и носит. Ой, господи, а уж как начнет зубочистки делать, так день-деньской сидит, и бамбук расщепляет, и строгает их ножом, чтоб поглаже были. Даже на собрании сидит слушает, а сама строгает зубочистки, да что там на собрании — во время тревоги в убежище спустится и там работает. Уж так хлопочет, так хлопочет. Перец вот мало того, что свежий носила, еще и насушила, да на днях попросила здешних ребятишек, чтобы склеили ей коробочки — послала зубочистки и сушеный перец на самый остров Трав, пограничникам, значит… Послушай, Хоан, — соседка уже была в своем дворе и на секунду задержалась. — Если к обеду она не вернется, приходи обедать ко мне, слышишь? Или пойдешь прямо сейчас к зенитчикам? Вот старушка-то обрадуется! А то ведь неизвестно, что ей в голову взбредет, когда вернется, — дома-то никаких дел нет, вот она и бродит целыми днями.
Хоан вспомнила сейчас разговор с соседкой, и сердце сжалось от нежности. Вот ведь какая она, ее мама, как скучает по дочери, а попробуй Хоан откажись от службы и вернись домой, сама же снова ее туда погонит…
— Хоан! — услышала она тихий окрик. Гостья легонько трясла ее за плечо, показывая на шедшую по обочине большую группу народных носильщиков и бойцов.
Одни
тянули орудия, другие несли на плечах или на коромыслах оружие, мешки с рисом, ящики со снарядами. Шли они парами, вплотную друг за другом, длинной вереницей растянувшись по дороге.Маленькая машина замедлила скорость, впереди, как стадо тяжело пыхтящих слонов, двигалась колонна грузовиков. Над темневшей вдалеке горой разлился мертвенно-бледный свет.
— Ракета!.. — тихонько вскрикнула Хоан, показывая на «фонарь», сброшенный самолетом. Гостья, наверное, впервые видит такое. «Фонарь» висел очень далеко, и его свет не достигал дороги, по которой они сейчас ехали.
За ручьем, пересекавшим дорогу, машины, сгрудившись, остановились, потом, урча, снова двинулись одна за другой. Встречные, громыхая порожними прицепами, обходили их. Бойкий на язык водитель одной из машин, идущих позади, высунулся из-за густых ветвей маскировки, укрывавших кабину, и озорно крикнул:
— Раздайсь! Дорогу машине со снарядами!
— А у меня винтовки! — подхватил другой. — Не будет винтовок — и снаряды ни к чему!
— А люди-то? Вот без них-то действительно ничего не получится…
Это отозвался водитель их машины, совсем еще молодой паренек, и тут же, нажав на сигнал, он прибавил скорость, и машина проскочила вперед по самому краю поля.
— Молодец! — не удержалась и похвалила его Хоан.
Вот бы маме увидеть все это — как бы она порадовалась. Вчера, как раз в тот момент, когда Хоан разыскала ее на батарее и вошла с дневальным в блиндаж, мама раздавала розы. Как же горячо спорили зенитчики из-за каждого цветка, Хоан и в голову не пришло бы, что они так любят цветы. Таз с водой и розами стоял посреди блиндажа, мама сидела рядом, а вокруг толпились зенитчики.
— Мне! Мне! Мне! Дайте мне! — просил каждый.
— Мне дайте! Вот эта красная моя!
— А мне вон ту, желтую!
Они были совсем как дети; мама, растроганная, радостно улыбалась, от улыбки морщинки на ее лице разгладились, и оно казалось сейчас совсем молодым… Зенитчики искали стаканы, консервные банки, каждый хотел обязательно поставить розу у своей койки.
— Ну как, ребята, землю взрыхлили на грядках?
— Да, все приготовили.
Когда все цветы из таза были разобраны, мама осторожно вынула из корзины саженцы коричных роз с корнями, облепленными землей. У этого сорта уже через несколько дней появляются почки, коричные розы легко выращивать, хотя по красоте они, конечно, уступают карминно-пунцовым, бархатным и чайным. Мама хорошо знала, когда какие розы цветут. Сейчас как раз была пора коричных роз, значит, на зенитной батарее, среди дыма и огня через несколько дней зацветут розы, совсем как у них дома.
Командир бережно принимал из рук матери Хоан саженцы и распределял их по орудийным расчетам: коричные розы нужно было сажать сразу. Вокруг батареи, вдоль всех окопов шли грядки с овощами, а теперь там отвели еще место для роз, нежных и чистых, благоухающих роз, которые дарили людям свою свежесть и красоту.
Мама заботливо осматривала каждый саженец и брызгала водой на корни.
Хоан наклонилась к дневальному и сказала ему на ухо: «Подождите, не говорите пока ничего». Ей хотелось издали, оставшись незамеченной, полюбоваться на маму, сейчас такую оживленную, точно все окружавшие ее бойцы были ее детьми, вот так вдруг сразу возмужавшими.
Покончив с саженцами и отряхивая руки, мать Хоан огляделась и замерла: как, неужели это ее «щенуля»? Она засуетилась и, не обращая внимания на то, что руки у нее в земле, принялась обнимать своего дорогого «щенулю», радостно бросившегося к ней.
— …Вот так штука, как же теперь ехать? — вдруг воскликнул водитель, высунувшись из машины и глядя вперед.
Небо стало совсем темным, плотные облака закрыли редкие звезды. Они подъехали к самому опасному участку дороги — здесь постоянно рыскали самолеты. Этот участок следовало проскочить как можно быстрее, но было так темно, что дорога тонула в сплошной глубокой черноте.