Запах полыни

— О-о-о! Поняла: ты устроила этот базар, чтоб отвлечь меня?

— Ну…

— Чтоб я тебе — и вполне заслуженно, заметь! — не намылила холку?

Сауле с трудом скрыла улыбку: подруга, как всегда, все объяснила по-своему. Она на сто процентов уверена в собственной правоте. Сауле иногда казалось, что Татьяна никогда и ни в чем не сомневается. Однажды приняв решение, идет до конца.

Сама Сауле так не умела. Она вечно боялась кого-то обидеть, задеть, постоянно сомневалась в себе. Даже рисунки — а ведь Сауле забывала обо всем, беря в руки кисть! — нравились ей, только пока работала, пока не подсыхали акварельные краски. Потом же она видела лишь недостатки, переставая замечать достоинства.

Сауле часами простаивала перед картинами в местном музее, особенно любила пейзажи. Китеныш, сопровождавший мать практически повсюду, пренебрежительно фыркал, рассматривая такие знакомые леса, реки, тяжелые облака над илистым прудом или вросший в землю бревенчатый дом.

На его взгляд, материнские акварели куда интереснее, пусть нарисованы они не на тряпках, натянутых на деревянные рамы, а всего лишь на бумаге.

— Смотри, Кит, какое прозрачное небо, — мечтательно вздыхала Сауле. — А у березки каждый листик, кажется, прописан, каким же терпением нужно обладать…

— Ха, небо! — хмыкал Никита. — Вот-вот дождь пойдет, тучи видала какие над лесом? А березка у нас под окном куда лучше!

Сауле тряхнула головой, прогоняя ненужные воспоминания. Таня возмущенно прошипела:

— Не мотай головой, не лошадь! Лучше скажи, как могла забыть о работе? Чем таким важным занималась, что на часы не смотрела?!

— Да я… — покраснев, залепетала Сауле. — Не хотела, вот честное слово! Не думала, сама не знаю, как вышло…

— Зато я знаю! Наверняка опять краски переводила или над книгой чахла!

Сауле молчала, низко опустив повинную голову.

— Я не права? — Таня пальцами выбила на столешнице победный марш и едко поинтересовалась: — Может, тебе стало плохо? Ты, скажем, сознание потеряла, и я к тебе зря придираюсь? Или уже на улице что-то страшненькое случилось? Например, ты упала, и пришлось возвращаться, чтобы переодеться? Или на тебя маньяк напал, и ты бежала во весь дух, а в себя пришла где-нибудь на окраине города?

— Тьфу на тебя! — Сауле даже побледнела, услышав о маньяке. — Только маньяка мне и не хватало для полного счастья!

Таня фыркнула и принялась чистить апельсин. Сауле устало сказала:

— Я же не оправдываюсь, виновата, конечно…

— Еще бы ты оправдывалась!

Таня прошла к комнате и постояла, прислушиваясь. Потом резко распахнула дверь и удовлетворенно улыбнулась: Китеныш по-прежнему сидел с книжкой и еле заметно шевелил губами — читал.

«А я бы на его месте…»

Мысль Тане не понравилась. Почему-то не хотелось вспоминать, что еще недавно она вовсе не считала зазорным подслушивать, не раз мама ловила ее у комнаты старшей сестры. Да и родительские разговоры, не предназначенные для ее ушей…

«Подумаешь! Он же мальчишка, — одернула себя Таня. — Они не такие любопытные…»

— Лови! — воскликнула она, мстительно бросая в Китеныша апельсин и почти не сомневаясь — не поймает.

Но Никита и здесь оказался на высоте. Уронив на колени книгу, перехватил в воздухе апельсин и засмеялся:

— Спасибо!

— Не за что, — проворчала Таня. Вернулась на кухню и раздраженно буркнула: — Можешь не молчать, как партизан! Просто кивни, если я угадала, — ты рисовала?

Сауле, помедлив, неохотно кивнула. Таня тяжело вздохнула и принялась за второй апельсин. Почистив, протянула половину подруге:

— Честное слово, мне иногда кажется, что тебе не двадцать четыре года, а… — и махнула рукой, не договорив.

Подруги молча ели ароматные сочные дольки. За окном загрохотало, где-то полыхнула зарница. На щеках Сауле появился румянец, она мечтательно сказала:

— Первая гроза в этом году, значит, скоро весна…

— Начало апреля, пожала плечами Таня. — Давно пора.

— Знаешь, у нас там в это время…

— Ой, только не начинай! Я уже сто раз слышала и сама могу рассказать, без сопливых! Причем в трех словах и без слез! Не веришь? Вот считай — солнце и тюльпаны! Угадала?

— Ну, почти. — Глаза Сауле показались Тане прозрачней спелого винограда. — Только я насчитала всего два слова…

— А союз «и»?! — возмутилась Таня. — Вполне самостоятельная единица, чтоб ты знала!

— Ты права, я… не заметила твоего «и».

— Ты вся тут! — Таня проглотила последнюю дольку.

Шумно понюхала вкусно пахнущие пальцы и передразнила: — «Не заметила! Не подумала! Не знала!» Сплошная безответственность!

Сауле засмеялась. Таня показала ей кулак и уже мирно сказала:

— Ладно. Горбатого могила исправит. Живи.

— А ты… правда нашла мне работу? — почему-то шепотом спросила Сауле и покраснела.

— Нашла, — проворчала Таня. — Куда б я делась…

— Опять… в магазине?

— Нет.

— А… где?

— Так, в фирме одной. Через знакомую. Ну, будто ты ее дальняя родственница.

Сауле смотрела удивленно. Таня небрежно пояснила:

— Понимаешь, фирма принадлежит ее… сыну, кажется.

Или племяннику? Впрочем, не важно, у этого типа много фирм. Главное, он там почти не бывает. И тетя Галя — это как раз моя знакомая — может не волноваться, что он заинтересуется новенькой, то есть тобой.

Глаза Сауле округлились, она явно плохо понимала путаную Танину речь. Чувствуя, что забредает куда-то не туда, гостья раздраженно фыркнула:

— Что ты на меня глаза таращишь? Все очень просто!

Э-э-э… тетя Галя позвонила директору фирмы — а он отлично знает, кто она такая, — и попросила, чтобы на работу приняли ее дальнюю родственницу и односельчанку!

— М-меня? — прошелестела Сауле, стискивая руки. — Но это же… неправда!

— Кому какое дело?! Ты ведь Колыванова?