Запах соли, крики птиц

— Ну, вдаваться в детали я сейчас не могу, — продолжал Патрик. — Но вы бы нам очень помогли, если бы рассказали обо всем, связанном со смертью Расмуса.

— Да-а, — медленно произнесла она, и Патрик почувствовал: как бы ее ни радовало то, что они собираются разобраться в смерти сына, восстанавливать в памяти события тех дней ей страшно.

Он дал ей время собраться с мыслями и терпеливо ждал. Постепенно она дрожащим голосом начала свой рассказ.

— Было второе октября три года назад, да, прошло почти три с половиной года с тех пор, как… Расмус… да, он жил вместе со мной. Управляться с собственным домом ему было тяжеловато, поэтому приходилось жить у меня. Он каждый день ходил на работу. Из дома выходил в восемь часов. Расмус проработал там восемь лет, и ему очень нравилось. К нему там очень тепло относились. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Домой он возвращался в три. Никогда не задерживался больше чем на десять минут. Никогда. Поэтому… — голос ее срывался, но она взяла себя в руки, — поэтому, когда на часах стало четверть четвертого, потом половина и наконец четыре… я поняла: что-то не так. Знала: что-то произошло. И сразу позвонила в полицию, но они даже не захотели меня выслушать. Только сказали, что он, наверное, скоро придет домой, что он взрослый человек и они не могут на таких слабых основаниях объявлять его в розыск. Именно так и сказали, «на таких слабых основаниях». Сама-то я считаю, что не существует более веских оснований, чем интуиция матери, но откуда мне знать… — Она слабо улыбнулась.

— Насколько… — Мартин подыскивал нужные слова, — насколько Расмус нуждался в помощи в быту?

— Вы имеете в виду, насколько он отставал в развитии? — спросила Эва напрямую, и Мартин нехотя кивнул.

— Поначалу совсем не отставал. У него были прекрасные оценки почти по всем предметам, и он очень много помогал мне по дому. Мы все делали вместе, сначала. — На ее губах вновь появилась улыбка, на этот раз полная такой любви и печали, что Патрик отвел взгляд. — А после автомобильной аварии, когда ему было восемнадцать, Расмус… изменился. Он получил черепную травму и так и не оправился. Не мог сам себя обслуживать, вести полноценную жизнь, съехать из дома, как все ребята его возраста. Он остался здесь, у меня. И мы создали некую совместную жизнь. Думаю, мы оба считали ее хорошей. Во всяком случае, лучшей при данных обстоятельствах. Конечно, у него бывали мрачные минуты, но мы преодолевали их вместе.

— Вероятно, в частности из-за этих… мрачных минут полиция и не стала расследовать дело как убийство?

— Да. Расмус однажды пытался лишить себя жизни. Через два года после аварии. Когда понял, насколько он изменился. И что возврата к нормальной жизни не будет. Но я вовремя нашла его. И он пообещал мне, что это никогда не повторится. Я знаю, что он сдержал обещание. — Она переводила взгляд с Патрика на Мартина, останавливая его на каждом по несколько секунд.

— Хорошо, что произошло потом, в день, когда его нашли мертвым? — спросил Патрик и потянулся за ореховым печеньем. У него урчало в животе, сигнализируя о том, что время обеда давно миновало, но немного сахару могло помочь противостоять голоду.

— Они позвонили в дверь. Около восьми. Я сразу все поняла, как только их увидела. — Она взяла салфетку и осторожно промокнула катившуюся по щеке слезинку. — Они сказали, что нашли Расмуса. Что он спрыгнул с моста. Это… показалось… чистым абсурдом. Он никогда бы так не поступил. Еще они сказали, что он, похоже, перед тем изрядно выпил. Такого быть просто не могло. Расмус не брал в рот ни капли. Не мог пить после аварии. Я сразу сказала, что они ошибаются. Но мне никто не поверил. — Она опустила взгляд и вытерла еще одну слезинку. — Через некоторое время расследование закрыли, списали все на самоубийство. Но я периодически звоню комиссару Градениусу, просто чтобы он не забывал. Мне кажется, он мне поверил. Хотя бы частично. А теперь появились вы.

— Да, — с задумчивым видом произнес Патрик. — Теперь появились мы.

Он слишком хорошо знал, как трудно родственникам смириться с мыслью о самоубийстве, о том, что любимый человек решил добровольно покинуть их и причинить им так много боли, и как упорно они ищут любое другое объяснение. Часто в глубине души они все-таки сознают, что это правда. Однако в данном случае Патрик был склонен верить убежденности Эвы. Ее рассказ порождал те же вопросительные знаки, что и смерть Марит, и его внутреннее чувство относительно взаимосвязи только укрепилось.

— Комната Расмуса сохранилась? — автоматически спросил он.

— Конечно, — ответила Эва, вставая. Казалось, она испытывала благодарность за то, что ее прервали. — Я там ничего не трогала. Вам это может показаться… сентиментальным, но комната — единственное, что у меня осталось от Расмуса. Я обычно захожу туда, сажусь на край кровати и разговариваю с ним. Рассказываю, как прошел день, какая стоит погода, что происходит в мире. Ненормальная старуха, правда? — сказала она и засмеялась.

При этом лицо ее словно наконец раскрылось, и Патрик решил, что в молодости она, вероятно, была очень хорошенькой. Не красивой, но хорошенькой. Фотография в коридоре, мимо которой они прошли, подтвердила его догадку. Молодая Эва с ребенком на руках — лицо светится счастьем, несмотря на то что одной с ребенком ей наверняка жилось не просто. Особенно в то время.

— Вот, — сказала хозяйка, приглашая их в комнату, расположенную в самом конце коридора.

В комнате Расмуса было так же красиво и прибрано, как в остальной квартире. Впрочем, она имела свое «лицо» — он явно обставлял ее сам.

— Расмус любил животных, — прокомментировала Эва, садясь на кровать.

— Да, это заметно, — ответил Патрик и усмехнулся. Повсюду висели изображения животных. На подушках и покрывале тоже присутствовали разные звери, а на полу лежал большой ковер с тиграми.

— Он мечтал ухаживать за животными в зоопарке. Остальные ребята собирались стать пожарными или космонавтами, а Расмус хотел работать в зоопарке. Я думала, что с возрастом это пройдет, но он был целеустремленным. Вплоть до… — Голос изменил ей. Она откашлялась и осторожно провела рукой по покрывалу. — После аварии интерес к животным все-таки сохранился. Возможность работать в зоомагазине ему словно… Бог послал. Расмус обожал свою работу и так ловко все делал. Он отвечал за кормление животных, следил за чистотой клеток и аквариумов. И исключительно хорошо справлялся.

— Можно нам тут немного поосмотреться? — мягко спросил Патрик.

Эва встала.

— Смотрите сколько угодно, задавайте любые вопросы, но только сделайте все, чтобы успокоить душу, мою и Расмуса.

Она вышла из комнаты. Полицейские переглянулись: слов не требовалось. Оба чувствовали лежавший на плечах груз ответственности. Они не хотели обманывать надежды матери Расмуса, но не имели никакой возможности обещать, что их изыскания к чему-либо приведут. Правда, они намеревались сделать все, что в их силах.

— Я посмотрю в ящиках, а ты займись шкафом, — предложил Патрик, выдвигая верхний ящик комода.

— Хорошо, — отозвался Мартин и направился к стене с простым белым шкафом. — Мы ищем что-нибудь конкретное?

— По правде говоря, представления не имею, — ответил Патрик. — Что угодно, способное вывести нас на связь между Расмусом и Марит.

— О'кей, — вздохнул Мартин. Он знал, как трудно найти, даже когда знаешь, что ищешь, а искать нечто неопределенное и неизвестное почти невозможно.

За час они аккуратно перебрали все находившиеся в комнате предметы и не нашли ничего, что вызвало бы у них интерес. Абсолютно ничего. Подавленные, они вышли к Эве, которая с чем-то возилась на кухне, и остановились в дверях.

— Спасибо за то, что разрешили нам осмотреть комнату Расмуса.

— Не стоит благодарности, — ответила Эва, обернувшись с полным надежд лицом. — Нашли что-нибудь? — Их молчание подсказало ей ответ, и надежда сменилась унынием.

— Мы ищем какую-нибудь связь с жертвой из нашего района. С женщиной, которую зовут Марит Касперсен. Вам это что-нибудь говорит? Мог ли Расмус почему-либо с ней встречаться?