Запечатанное письмо
Шрифт:
— Ты всегда можешь провести время с дочерьми, помочь им совершенствоваться во французском и в игре на фортепьяно, — скрестив длинные ноги, заметил Гарри.
— Разве не за это мы платим миссис Лаулес?
Он невозмутимо уточнил:
— Я действительно плачу ей за это, но долг матери — подготовить их к будущей роли в жизни.
— Между прочим, именно это я и делаю, — возразила Хелен. — Я беру их с собой выбирать обои, позволяю им сидеть в кебе, когда выезжаю с визитами…
— Я говорил о домашних обязанностях.
— О каких? Учить их варить баранью ногу?
— Ты опять говоришь глупости. Я имею
— Миссис Николс и ее помощницы прекрасно справляются с приготовлением блюд, и им будет неприятно, если мы втроем будем болтаться в кухне и следить за ними.
— Я веду к тому, что с нравственной точки зрения материнское воспитание ничто не может заменить.
— Если ты намерен читать мне нотации, я настаиваю, чтобы ты дал мне газету… — Она протянула к ней руку.
— Не надо читать, мамочка! — Нэн повисла у нее на руке. — Расскажи нам, чем знаменита эта типография тети Фидо.
Такие маленькие, а уже обладают женским умением перевести разговор в другое, более мирное русло.
— Тем, что у нее в типографии работают женщины и девушки.
«А если Фидо ничего не ответит ни сегодня, ни на следующей неделе?» Похороненная дружба, которую Хелен с таким трудом извлекла из забытья и оживила, снова угрожает выскользнуть у нее из рук.
Гарри усмехнулся:
— Работающая женщина из буржуазии — такое же новомодное изобретение, как стереоскоп. Все эти наборщицы, медсестры, телеграфистки и библиотекарши скоро исчезнут, как птицы зимой.
— В следующую нашу встречу я постараюсь не забыть и передать ей твое ободрение.
«Нет, я не допущу, чтобы она меня бросила! — с внезапным приступом гнева подумала Хелен. — Я все улажу, заставлю ее вспомнить, как она меня любит».
— Кстати, про стереоскоп, папа, нам надоели одни и те же картинки, они у нас уже давно, — пожаловалась Нелл.
— Ну да, целый месяц, — усмехнулась Хелен.
— В магазине продаются наборы фотографий Японии на папиросной бумаге. Это очень познавательно, — добавила Нэн.
— Что ж, покажите мне каталог, — предложил отец.
— Ты им потакаешь, — тихо упрекнула его Хелен.
— Мама, можно в следующий раз мы посмотрим типографию тети Фидо?
— Нельзя! — одновременно ответили родители.
— Вы можете попасть в печатную машину и выйти оттуда плоскими, как бумага, — заявил Гарри.
Нэн живо изобразила это, и сестры восторженно расхохотались.
Хелен встретилась с любовником в зоосаде, в северной части Риджентс-парка.
— Должен признать, мы были с тобой весьма неосторожны на Тэвитон-стрит. А твоя мегера мне понравилась.
Хелен с возмущенным возгласом ткнула ему в бок, и он удержал ее руку.
— Извини! Я хотел сказать, твоя энергичная подруга. Выглядит она, правда, простоватой, но, несмотря на радикальные взгляды, похоже, сердце у нее доброе. Вот только интересно, будет ли она нам помогать, если наше свидание вызвало у нее такое праведное негодование?
— Предоставь это мне, — уверенно успокоила его Хелен.
— А ты говорила, она все понимает, — упрекнул он ее.
— Да, во всяком случае, как никто. — Да и на кого еще могла Хелен положиться в этом городе, где на каждом шагу можно встретить знакомых!
— Но я все равно не понимаю, зачем ты сказала ей, что собираешься
дать мне отставку…— Что вы, мужчины, понимаете в женской дружбе! К тому же не забывай, что она дочь викария, так что ей нужно время, чтобы как-то привыкнуть к этой ситуации. Я уверена, что скоро уговорю ее передавать наши письма и даже позволить нам снова встретиться у нее…
— Как раз времени у нас очень мало, — проворчал Андерсон.
Хелен не в силах спросить, известна ли ему уже дата его вызова. Не утратит ли он любовь к ней, оказавшись вдали? Ведь в Валлетте найдутся и другие смелые и неудовлетворенные женщины. Ветер со стороны Карнивор-Террас нес удушливый запах гниющей соломы, и она поспешно опустила вуаль.
— Ты сегодня мрачный, как медведь. — Она стиснула его пальцы рукой, затянутой в перчатку.
— В самом деле? — спросил Андерсон. — Признаться, мне чертовски надоело по три раза в день таскаться на почту. Никогда не знаешь, когда увидишь свою innamorata, [41] а сам не смеешь написать ей, чтобы письмо не попало в руки ее мужу…
41
Возлюбленная (ит.).
Скрывая раздражение, она ласково улыбается.
— Но мы же встретились. — Они медленно идут дальше. — Помнишь, что ты прошептал мне на ухо на пристани?
Судя по выражению его лица, он этого явно не помнит.
— Когда я собиралась подняться на корабль в Валлетте, — нежно напомнила она. — Ты сказал, что, пока не увидишь меня в Лондоне, весь день и всю ночь будешь хранить мой образ в мыслях, как драгоценность.
Он весело усмехнулся:
— Но теперь, когда я здесь, одних мыслей недостаточно; мне нужно чувствовать тебя в моих объятиях.
Она хотела резко напомнить, что всего четыре дня назад он не только обнимал ее, но вместо этого со вздохом воскликнула:
— О, ради целительного воздуха нашего дорогого острова!
На сердце у нее было неспокойно. Она понимала, что его привязанность к ней держится на тоненькой ниточке. На Мальте в обществе военных допускалась некоторая свобода поведения. Гарри практически жил в штабе; если и ходили какие-то слухи о его хорошенькой жене и ее постоянном спутнике, то без сурового осуждения, это ей известно наверняка. Но в Англии у Гарри много свободного времени, он вечно торчит дома и, кажется, просто не знает, чем себя занять, что ее крайне нервирует. Он досаждает ей своими дурацкими советами: чего стоит хотя бы его требование, чтобы она приучала девочек следить за слугами! Увы, здесь, в родной стране, Хелен не чувствует себя спокойно и в безопасности.
Сложив руки на груди, Андерсон посмотрел на лениво развалившихся львов.
— В столь тесных клетках эти несчастные хищники способны выжить не больше года или двух, но, когда территорию зоосада увеличат, думаю, у них появится больше интереса к жизни.
— В твоих словах мне чудится какой-то скрытый намек.
— Что ж, ты права: свобода преображает жизнь.
Он порывисто поднес ее руку к своим пылающим губам.
Хелен отдернула ее:
— Не смей!
— Боишься, что в этой толпе нас может кто-нибудь увидеть?