Запечатанное письмо
Шрифт:
— Вы очень добры, Кодрингтон. Теперь я смогу подготовить будущую миссис Андерсон к вашей бороде, внушающей ужас и почтение!
— А у вас не найдется, случайно, вашего фото?
Тот растерянно заморгал.
— Я… Да, думаю, найдется, — сказал он, роясь в бумажнике. — Хотя оно не слишком лестно представляет старика Андерсона. Вот, пожалуйста.
— Еще раз всего вам доброго. — Гарри помахал ему рукой и проводил взглядом полковника, пока тот не свернул за угол.
Теперь у него есть фотография для Крокера. «Это тот самый человек. Второй участник, любовник, соответчик». Он вгляделся в матовый фотоснимок и с такой силой стиснул в руке, что безмятежное лицо исказилось в страдальческой гримасе.
Глава 6
ACTUS REUS
(лат.:
Женщины лучше мужчин умеют притворяться, когда им нужно скрыть свои эмоции. И это благодаря традиции, нравственному воспитанию и современному образованию.
52
Пинкни Джейн Воган — английская писательница Викторианской эпохи.
«Воскресенье, 23 сентября
Мне понадобилось два дня, чтобы написать это письмо.
Безусловно, прежде чем Вы обручились, Вы, как честный и благородный человек, обязаны были сообщить мне о перемене Ваших чувств. Во имя неба, скажите же, что заставило Вас внезапно пойти на этот ужасный шаг? Я не могу поверить, что всего за несколько дней можно было забыть о последних двух годах нежных отношений, при этом настолько, чтобы с презрением отвергнуть ту, кто (по Вашим собственным уверениям) владела Вашими мыслями и днем и ночью. Но больше я ничего не скажу о моей боли; одно лишь сердце знает, каково ему сейчас.
Поверьте, писать Вам побуждает меня не ревнивый гнев, а глубокая забота о Вашем благополучии. Вы не предложили нашему общему другу никакого объяснения Вашего экстраординарного решения, за исключением признания, что Ваша кузина питает к вам привязанность. Позвольте мне просить Вас серьезно подумать, прежде чем Вы свяжете себя на всю жизнь. При некоторых обстоятельствах самопожертвование может быть благородным поступком, но не в том случае, когда дело касается счастья двоих (а точнее, троих) человек. Если Вы испытываете к Вашей кузине чувства, которые должен испытывать муж, было бы гораздо лучше, если бы Вы сразу причинили ей боль разрывом с ней, чем обрушите это на нее после свадьбы. Я слишком хорошо знаю, сколько сил и глубокой преданности необходимо для того, чтобы вынести все испытания супружеской жизни.
Я хочу увидеть вас сегодня еще раз; я должна собственноручно возвратить Вам кое-какие бумаги и сувениры. Как я понимаю, вчера вы собирались вернуться в Лондон; если эта записка застанет вас дома сегодня утром (в воскресенье), прошу вас посетить меня дома в одиннадцать. (Он возвращается из церкви не раньше двенадцати.) Не опасайтесь этой встречи; будьте уверены, что, если нам действительно суждена разлука, я навсегда расстанусь с прошлым и никогда не стану вспоминать о том, кем мы были друг для друга. Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы понимать, чего мне стоило просить вас об этой последней услуге.
Вряд ли стоит напоминать вам, чтобы вы сожгли это письмо.
Бронзовые часы в гостиной Хелен показывали уже десять минут двенадцатого. Вот уже почти четверть… Она напряженно прислушивалась к дверному звонку. Сегодня утром Хелен надела свое самое красивое платье из шелка с изумрудным и пурпурным узором, но сразу сняла, опасаясь вопросов Гарри. Теперь на ней скромное до банальности лиловое платье. Она смотрит в зеркало над камином: покрасневшие глаза, под ними коричневые тени. Брошена, безмолвно шепчет она своему отражению, отвергнута.
— Что это такое: имеет глаз, но не видит? — спросила Нэн.
— Это легко — иголка! — хрипло ответила с дивана
укутанная во фланелевый халатик Нелл.— А это что: лицо, но нет рта?
— Спроси у мамы.
— Что такое? — Хелен смотрит на дочерей.
— Это такая загадка, мама, — объясняет Нэн. — Что имеет лицо, но безо рта?
Хелен пожимает плечами:
— Вечно ты придумаешь что-то страшное!
Проходит уже почти четверть часа. Она нетерпеливо ждет звонка. Есть, правда, опасность, что кто-то из слуг скажет хозяину о визите полковника Андерсона, но Хелен сейчас не до этого. Ей пришлось пригласить его сюда, потому что теперь дом на Тэвитон-стрит для них закрыт. (Фидо, которая в пятницу фактически выгнала Хелен из кеба, вероятно, еще гневается. Она не ответила даже на записки Хелен, что уж говорить о помощи!)
— Отгадай!
— Отгадай, мама, — хрипло попросила Нелл.
Когда горничная придет сообщить о приходе Андерсона, позволить ли девочкам остаться на несколько минут, чтобы поздороваться с участником их игр на Мальте? Это поможет ему вспомнить о счастливых солнечных днях, проведенных на холмах над Валлеттой. Ах нет, скорее напомнит о том, что его миссис К. — супруга и мать двоих детей, и уже миновала свой расцвет. («Мое замужество не помешало нам, почему же должен помешать твой брак?») Нет, не стоит, девочки наверняка расскажут папе об Андерсоне. Да и к тому же у них будет мало времени; он должен будет непременно уйти к тому времени, когда Гарри вернется из церкви.
— Лицо есть, а рта нет, — пробормотала Хелен. — Лицо безо рта? Он что, зашит?
— Мама, да это же часы! — крикнула Нэн, и Нелл залилась смехом. — Еще одну загадку?
— Право, я сейчас…
— Ну, еще одну для мамы!
Двадцать минут двенадцатого. Если Андерсон появится сейчас, у них будет меньше получаса. Может, что-то в ее письме напугало его? Хелен старалась придать письму великодушный и убедительный тон, словно его писала женщина иного, более кроткого нрава. Черт побери, он обязан явиться, обязан дать ей еще один шанс.
Фидо, несомненно, посоветовала бы Хелен «не унижать себя еще больше». Напомнила бы о гордости, о чувстве собственного достоинства. Только где она сама, почему ее нет рядом? Вот она, преданность, вот она, женская дружба!
— Что имеет руки, но без пальцев?
Хелен сокрушенно вздохнула:
— У вас все загадки о каких-то увечьях!
— Ты увиливаешь! — укорила ее Нэн, гордая новым словом.
Да, видно, Андерсон и не собирался приходить. Какая жестокость кроется за этой обманчиво красивой наружностью!
— Отгадай! Догадайся!
— К отцу вы так не пристаете! — воскликнула Хелен. — Дайте подумать… Значит, нет пальцев? А большой палец есть?
— Нет ни большого, ни остальных пальцев, только руки! — стиснув кулачки, говорит Нелл.
— Может, вы намекнете?
Девочки серьезно переглянулись.
— Одна подсказка у тебя уже есть, — говорит Нэн.
— Руки без пальцев…
— Она никогда не догадается! Это тоже часы! — завизжала Нелл, и Хелен испуганно посмотрела, куда показывает ее дочка.
— У часов есть руки и лицо.
— Мама, ты сегодня очень недогадливая, — заметила Нэн.
— Да, — рассеянно согласилась Хелен, и голос ее прозвучал трагически.
— Мама, я не хотела тебя обидеть!
— Просто мы чаще разгадываем загадки, чем ты, — успокоила ее Нелл. — Давайте поиграем во что-нибудь другое.
— Мне тоже надоели загадки, — призналась Нэн и взяла колоду карт. — Поиграем во «Все рухнуло»?
— Боюсь, мне еще не справиться, — сказала Нелл, протягивая вперед исхудавшие ручки и глядя, как они подрагивают.
— Ничего, я сама построю домик! — заявляет Нэн, принимаясь складывать на столе хлипкую пирамиду из карт. — А вы с мамой вскрикнете, когда он обвалится.
Хелен посмотрела в сторону окна. В воскресенье на улице пусто. Некоторое время не слышно никаких звуков, кроме слабого шелеста карт. Потом вдруг толчок, и Нелл крикнула: «Все рухнуло!»
Но Хелен услышала скрип парадной двери и быстро обернулась.
— Кажется, у нас сегодня гость! — возбужденно воскликнула она. — Кто бы это мог быть? Скорее уберите на место игрушки.