Запертая дверь

Отец учил ее мыслить позитивно. И тогда, говорил он, твоему оптимизму конца и края не будет. Мысль материальна, и это доказано учеными. Думай о хорошем – и жизнь это хорошее исполнит. У Оли не было оснований не доверять отцу, а ученым – тем более. Он на своем примере доказывал, что жизнь прекрасна. Что в жизни можно всего добиться. Нужно только пожелать этого и двигаться к намеченной цели. И даже если я упаду, говорил отец, и не смогу подняться, я буду ползти к намеченной цели.

– Я буду ползти, – прошептала Оля.

Мысль материальна… Кто-то выполз на двор из-за сарая. За стеной дождя и сгустившимися сумерками она видела, что это что-то большое и мохнатое. Огромный ленивец?! Животное вытягивало вперед длинную лапу, за что-то цеплялось, а затем подтягивало свое нелепое тело. Ленивец. Выполз на середину и замер, потом начал вставать, но не как все, а как лежал. Он будто из цельного куска камня поднялся во весь рост и повернулся к окну. Ухмылка на страшной морде была неизменна. Далеко посаженные глаза придавали ему все-таки некоторое сходство с птицей. Он и головой стал вертеть именно как птицы. Но потом его голова замерла, наверняка глаза поймали в фокус Олю. В следующий момент ленивец подался в ее сторону. За долю секунды он оказался у окна. Оля дернулась, но, словно завороженная, смотрела на существо за стеклом. Она даже различала комья грязи и листья в свалявшейся шерсти. Вдруг ухмылка исчезла. Ее сменила… Вот уж Оля и не могла подумать, что у животных (или кем бы он ни был) так может быть развита мимика. Она готова была поклясться, что видела тоску в радужных глазах и печаль на… Черт! У нее даже слово «морда» теперь не подходило к тому, что она увидела. Перед тем как монстр исчез, она увидела печальное лицо.

* * *

Пальцы уже не слушались. Артем их просто не чувствовал.

– Помочь? – Серега замерз и был бы рад любому движению.

– Нельзя! – отрезал Тихонов.

Вдруг он на что-то наткнулся. Его деревянные пальцы погрузились во что-то мягкое и рыхлое. Артем поднял руку. На ней были черные перья.

– Черт!

– Что там? – Сергей сделал шаг вперед.

– Тут могильник кур. Одна на другой. – Артем вытер руку о мокрую футболку.

– Клади сверху.

Артем взял курицу и положил на влажные перья и кости. Тварь в бане завыла.

– Что-то ему хреново! – прокричал Проскурин, но его слова утонули в шуме дождя.

Артем начал закапывать курицу. Он двумя руками зарыл яму.

– Я не знаю, как это его успокоит. Он уже ревет…

Артем поднял голову. В раздевалку выполз обнаженный старик. Он не полз по-пластунски, как полз бы обычный здоровый человек, он хватался за выступы, за щели в полу и подтягивал безвольное тело.

– Давай быстрее! Он ползет к нам.

Артем не знал, что ему еще сделать. Курица зарыта, а хозяин продолжал приближаться к ним. Ну не надгробие же ей ставить. Парень встал с колен и перекрестился. Тварь на крыльце отдернула протянутую руку, будто дотронулась до горячего. Тихонов начал креститься чаще. Хозяин встал на четвереньки и зарычал, как пес. Артем отступил назад.

– Ни хрена не помогает, – прошептал Серега.

– Крестись, – сказал Артем.

– Чего?

– Перекрестись!

Сергей начал нескладно креститься. Он не знал, как правильно. То от пупа начинал, то справа налево, но раза с седьмого начало выходить гладко. Тварь шипела и скалилась, но не отступала. Поэтому трудно было сказать, что именно ее останавливало. Крестное знамение, их попятная или же все-таки курица у крыльца. Хозяин двинулся вперед. Он, словно червь, сполз по ступеням и воткнул руки в куриную могилу. Парни опешили, руки замерли на незаконченном знамении. Старик вынул руки с курицей, будто это не земля была, а жидкая грязь, оскалился, взял курицу в зубы и пополз задом к двери. Будто перемотка назад, будто кто тварь тянул в его логово. Тварь меняла свои облики один за другим. То это был гигантский ленивец, то дед Артема, то отец, то Цербер. Потом образы стали более узнаваемыми. Мишка, Тимофей, Вика, Наташа, Лида, Галина Анатольевна. Хозяин скрылся в непроглядной тьме раздевалки в образе Инны Лесковой.

– Он что, показал нам, кого убил? – Серега непрестанно крестился. Скорее уже на автомате, чем осознанно.

– Наверное.

Тихонов не увидел мамы. Хотя теперь был уверен, что ее смерть – дело рук банника. Тварь, будто подтверждая это, заревела.

Все стихло. Даже дождь прекратился.

Артем перекрестился в последний раз и посмотрел на небо. Тучи с невероятной скоростью неслись на север, обнажая звездное небо.

– Все? – неуверенно спросил Сергей.

Артем пожал плечами.

– Думаю, да.

– Он не умер? Он только успокоился?

– Нельзя убить то, что ни живо ни мертво.

– Но он успокоился?

– Если б я знал…

Серега улыбнулся. Нехорошо, как-то зло, будто хищник оскалился.

– Я знаю, как проверить.

* * *

Проскурин ходил по бане задом наперед и крестился. Все время крестился. Наверняка это было излишним, но он не хотел рисковать. Таблетки ни черта не помогали. Он уже «закидывался» ими скорее по привычке, чем для успокоения нервной системы. Сергей не испытывал такого потрясения с двенадцати лет, с того дня, когда к нему пришла Болотница. Но тогда с наступлением утра пришло облегчение. Сейчас же по какой-то причине он не чувствовал ничего подобного. Он буквально ловил на себе взгляды хозяина. Тварь сидела в своем укрытии и смотрела на него. Жрала курицу и смотрела. А что, если успокоение закончится, когда банник обглодает последнюю косточку, отрыгнется черными перьями и возьмется снова убивать людей? От этой мысли Проскурину стало еще страшнее. Он начал креститься с удвоенной силой. Открыл топку, перекрестился, сложил поленья, перекрестился, разжег, перекрестился.

– Слушай, Серега. Ты не должен этого делать. – Артем стоял в дверях. – В четверг будут готовы документы. А там можно продавать…

– Я же тебе сказал, это нужно мне.

– Я хотел у тебя спросить. – Тихонов переступил с ноги на ногу, не решаясь продолжить.

– Спрашивай. – Сергей перекрестился и задом отошел к двери.

– Ты давно на «колесах»?

Проскурин усмехнулся.

– Не дольше, чем живу.

– А сейчас?..

– Нет. Они не действуют. Я хочу проверить сам.

– Ладно. Я с тобой.

– Если ты… ты чувствуешь вину за то, что не вытащил меня тогда… Напрасно. Я знаю, что ты увидел ее.

Он чувствовал вину, он чувствовал себя ничтожеством.

– Я просто должен быть здесь.

Сергей и Артем перекрестились, по очереди спросили разрешения у хозяина искупаться и прошли в разогретое нутро бани. Раздевались неторопливо, аккуратно складывая вещи на лавку. Тихонов шагнул вперед, но вдруг остановился.

– Чего? – испуганно спросил Сергей.

– Распятье, – прошептал Артем.

– Что с ним?

– Снимай.

Тихонов снял цепочку с крестиком и уложил на аккуратно сложенные джинсы. Перекрестился и вошел в моечную. Проскурин пожал плечами и вошел следом. Все их движения выдавали напряженность и страх, будто их держали здесь под угрозой смерти. По сути, так оно и было. Разговор не клеился.

– По-моему, все нормально, – сказал Артем.

– Наверное. Может, тогда помоемся?

Тихонов пожал плечами.

– Помоемся.

Ничего не происходило. Вообще ничего. То есть как будто здесь и не жил никто. Они мылись как-то быстро, словно их торопил кто. Сергей настолько разнервничался, что кусок мыла то и дело выпадал из рук. В голове крутились какие-то пошлости по поводу мыла и наклонов за ним. Но смешно не было. Подняв мыло в очередной раз, он положил его на полку.

– Я все. – Артем перекрестился и задом пошел к раздевалке.

– Ага. Я тоже.

Сергей перекрестился и вдруг вспомнил, что мыло и ковш воды нужно оставить на полоке.