Запертый

Сумев чуть ускориться, я преодолел коридор, свернул в очередной узкий проулок, миновал его и оказался на первой внешней дорожке бегового Манежа. Как же хочется сейчас пуститься в бег… ну да — в моем-то состоянии, что продолжало меня удивлять…

Вжав голову в шею, держа одну руку в кармане с ножом, а другую стиснув на ручках сумки — может удастся отмахнуться от биты, я дошел до своей двери и первое, что увидел — кучу дерьма у порога и надпись краской на самой двери.

«Ты сдохнишь дерьма кусок!»

Обойдя подарок, я сунул ключ в замочную скважину, и он… не влез. Тут же обдало потным огнем паники, меня аж встряхнуло. Нагнувшись, глянул в скважину и увидел кусок впихнутого туда пластика. Пропихнули, обрезали торчащий кусок, чтобы никто не мог достать и ушли. Вот же суки… Сумка упала на пол, нож словно сам раскрылся в моей руке, а кончик лезвия воткнулся в пластик. Надавив на рукоять как на рычаг, я вытянул долбанную затычку, воткнул нож чуть глубже и надавил сильнее. Отбросив проблему, воткнул в замок ключ, повернул и ввалился внутрь, так ни с кем и не повстречавшись.

Сначала на кровать упала моя задница, а затем на бок завалился я сам, чувствуя, как глотку заткнула какая-то непонятная плотная штука, не дающая мне сделать вдох. Хоть себе в рот нож втыкай в попытке выдернуть кляп паники…

Дернувшись, я сумел протолкнуть в себя жалкий глоток воздуха, еще один… а следом вдруг задышал свободно. Да неровно, да нервно и жадно глотая пока еще бесплатную невидимую благость, но все же — свободно. Передавленная паникой глотка расслабилась, стонущие от боли ребра снова двигались. Полежав так немного, отойдя от нервной встряски — все же я долбанный трус с вроде как задатками берсерка… Становлюсь смелым и начинаю не только огрызаться, но и кусаться лишь после перенесенных побоев и глумления.

Ударь, плюнь в меня — и я тебе глотку вырву… Погрози мне пальчиком издалека, вбей помеху в мой дверной замок — и я жиденько обделаюсь от ужаса.

Медленно усевшись, я уже почти не трясущимися пальцами выколупал из бумажного пакетика еще пару таблеток болеутоляющего и принялся их разжевывать, глядя на покрытый грязными разводами пол.

Сурвер Амос Амадей… что происходит?

Что со мной?

Оставим пока проснувшиеся во мне задатки плюющего на здравый смысл и на инстинкт самосохранения храбреца…

Но какого черта я не валяюсь если не в коме, то почему просто не лежу под капельницей в больничной палате, пытаясь даже не выздороветь, а не стать вечно улыбающимся дебилом. Почему меня не тошнит?

Пара пинков долбанного Сержа пришлись мне точно в голову. Меня до сих пор морозом пробирает, когда я вспоминаю тот хруст сначала в голове, когда она приложилась о стену, а потом в шее, когда удар ботинка подбросил мою голову как футбольный мяч…

Меня часто били в детстве, вымещая на мне детскую злость за всякие мелочи жизни. Пару раз меня избивали в темную на улице — тоже явно просто так. Однажды мне пришлось совсем туго — получил серьезное сотрясение, когда от шуточного как потом кричал тот пацан пинка я слетел с вершины школьного тренировочного комплекса и с высоты трех метров шарахнулся башкой о покрытие площадки. Я тогда выжил чудом. Было не особо больно даже, но я помню, как немилосердно меня тошнило еще долгое время, а головокружение и сбои в зрении исчезли только через месяц.

Где все эти симптомы сейчас?

И не то, чтобы их совсем не было — но они почему-то протекают как-то… на периферии, что ли… Будто я волевым усилием заставил себя не замечать их. Вот только разве это возможно?

Поморщившись, когда разжеванная горькая масса обезбола попала в кровавые ямы в деснах, поспешно дотянулся до бутылки воды и надолго присосался к ее горлышку. Выпив почти все, я бездумно посидел на кровати, решив пока не напрягать все же нехило встряхнутую голову. Поняв, что вот-вот снова вырублюсь от слабости и легкой тошноты — наконец-то — я поднялся и принялся развешивать выстиранное белье и одежду.

Каждый день стирка. Почему?

Потому что каждый день драка. Почему?

Потому что я не могущий заткнуться дурак и…

— Нет — медленно и четко произнес я, замерев с отстиранными штанами в руках — Не поэтому. А потому что эти ублюдки не могут понять, что от меня надо держаться подальше…

Я перевел взгляд на пол. Рядом с кроватной ножкой лежал раскрытый сурверский нож. А на столе отвертка…

— Я просто хочу жить спокойно. Жить. Просто. Не прогибаясь сам и не требуя его ни от кого. Хочу жить без боли себе или кому-то из вас! Я! Просто! Хочу! Жить! Отвалите! Отвалите от меня и моей тупой жизни!

Заглянув в зеркало, я увидел застывшее лицо, щелочки вспухших глаз, кровоподтеки и плотно сжатые челюсти. А еще я увидел лежащие за мной осколки часов на столе. Этого хватило, чтобы сердце снова начало стучать быстрее и злее.

Мамины часы разбиты вдребезги…

Единственная считай память о ней. И из-за чего случилось это дерьмо? А из-за того, что патлатые суки не хотели стричь свои лишайные сучьи патлы и к этому же пытались принудить чуть ли не весь Шестой уровень…

Подумав о том, как по напольному покрытию коридора медленно растекается чья-то кровь — чья? — я вздрогнул и продолжил развешивать белье, действуя машинально, а глядя только на свое отражение в зеркале.

— Я просто хочу жить спокойно… — пробормотал я, но в моем голове не слышалось искренности. Скорее в нем звучало что-то… мерзкое и злое… — Отстаньте от меня вы все… просто отстаньте!

В дверь постучали.

Стук был уверенным, громким и крайне бесцеремонным. Так стучат служащие внутренней охраны. Ну или обеспокоенные чем-нибудь соседи. Вот только не припомню таких соседей…

Я не отреагировал, продолжая сидеть на кровати и прислушиваясь.

Стук повторился и был громче. Вдобавок к нему сквозь дверь донеслось уверенное и требовательное:

— Внутренняя охрана! Офицер Дуглас Лэдд! Сурвер Амадей Амос! Открой!

Тяжело поднявшись, я двинулся к двери и прежде чем добрался до нее, в дверь постучали еще раз, а следом прилетел и голос:

— Амос! Не бойся! Бить не буду… — в сытом уверенном голове прозвучала не скрытая усмешка — Я офицер внутренней охраны и хочу обсудить кое-что…

Звякнула щеколда. Открыв дверь, я уставился в лицо стоящего у порога офицера Дугласа Лэдд. Форменный комбез, значки, нашивка, цифра 6 и неприкрытая самоуверенная наглость.

— Бояться тебя? — переспросил я и мои губы искривились в ответной наглой насмешливой улыбке — О чем, офицер Лэдд? Пусть боится твоя жопа при виде хера начальника. Понял?

Тишина…

«Что я только что сказал? Эти слова вылетели из мой тупой пасти?».

В изумленно округленных глазах офицера колышется мутная пустота — похоже, мой внезапный словесный пинок не просто сшиб его с привычной позиции, а и отправил куда-то на задворки подсознания.

Эта пауза позволила мне разглядеть остальных участников какой-то новой явно нездоровой ситуации. За спиной Лэдда переглядывались два молодых сурвера-патрульных. А в шаге от них стояли еще двое — мужчина и женщина. И даже в густом сумраке Манежа их лица показались мне знакомыми. Понадобилось секунд пять на то, чтобы откопать их лица из запасников памяти. Это родители Сержа Бугрова… У мужчины в руке покачивается небольшой рюкзак, на ее плече висит химическая вечная лампа. Такие горят годами. Судя по оранжевому цвету свечения лампа почти израсходовала свой ресурс и вскоре угаснет. Активированные однажды они горят пока могут. Прямо как люди…