Записки динозавра
Шрифт:
– Монетка какая была?
– Не понял…
– Наша или американская?
– Понял. Десять центов. Я с собой деньги не брал, а Харрисон взял какую-то мелочь на счастье, – марсианин все-таки немного осовел и начал вставлять в промежутки между фразами «понял» и «понимаете».
– А вы что взяли на Марс для счастья?
– Перед выходом надел тельняшку.
– А, ну да… Военно-морская авиация?
– Точно. Кстати, меня все время спрашивают, как я, понимаете, отреагирую, если Харрисон вдруг объявит, что первым на Марс вышел именно он?
– Это невозможно.
– Вы сразу поняли, а немарсиане не понимают. Я им объясняю,
Чтобы сравняться с ним, я делаю полный глоток и закусываю сырком с луком. Зубы слипаются, слезы из глаз… Марсианин одобрительно наблюдает. За стеной бормочет Леонард Христианович, вызывая дух… кого бы вы думали?… Иосифа Виссарионовича. Все-таки, я считал, что мои сотрудники умные люди, а они кого вызывают? Ну, придет Сталин, что вы с ним делать будете?
– Еще меня часто спрашивают, не наблюдались ли в экспедиции какие-нибудь таинственные явления, – говорит марсианин.
– А вы что на это? – у меня в шарике все поплыло, поплыло…
– Вам могу рассказать, но при одном условии…
– ?
– Юрий Васильевич! Отдайте наган!
– Нет, товарищ генерал.
– Я сам возьму!
– Не забывайтесь, молодой человек!
– Я возьму! – угрожает марсианин. – Он у вас под подушкой.
– Что ж, возьмите.
Марсианин решительно встает, откидывает подушку и остается с носом.
– Нюх подвел, – комментирует он, возвращаясь в кресло.
– Пить надо меньше.
– Нет, это луком отшибло.
– Пусть луком. Давайте свою таинственную историю.
– Но чтобы, понимаете, между нами.
– Могила!
– Это таинственное явление обнаружилось при подлете к Венере. Дело в том, что нам на всякий случай разрешили взять в экспедицию немного спирта…
– Для внутреннего употребления?! – восхищаюсь я.
– Да. В лечебных целях. Немного. Одну бутылку. На четверых. Такая зеленая опечатанная бутылка. Там разгуляться все равно не дадут. Так вот, все шло по программе. Бутылка стояла в аптечке, а мы подлетали к Венере, чтобы от нее с ускорением повернуть к Марсу. Через Венеру к Марсу иногда ближе… – Космонавт показывает этот маневр на столе между стаканом и бутылкой.
– Я в курсе.
– А я, пожалуй, еще выпью… – Космонавт загребает бутылку в кулак и наливает полстакана.
– Вы не устанете? Завтра у вас Большая Игра, – напоминаю я.
– Ничего. Главное, равнодушно. Так вот… Понимаете, любой из нас мог воспользоваться этим спиртом как лекарством и никому специально не сообщать. Но о спирте никто из нас не думал, потому что ТАМ как-то странно думать об этом деле… – Космонавт щелкает пальцем по горлу. – Там черт знает о чем иногда думаешь, но только не об этом. Так вот… Однажды я погнался за непривязанным бортжурналом, тот залетел в аптечку, и я увидел, что спирта в бутылке убавилось.
«Значит, кто-то из ребят подлечился», – подумал я.
Еще через сутки мы сбросили на Венеру зонд, а второй заклинило, и мне выпало работать снаружи часов пять без передышки… наконец я не выдержал, схватил кувалду… да, да, был у нас и такой инструмент… и зонд отделился. Помню, я его еще ногой отпихнул и подумал:
«А не выпить ли мне для бодрости капель двадцать?»
Только потом я понял, что пить
мне совсем не хотелось, но во мне уже сидел мелкий бес подозрения. Маленький такой бесенок. В общем, заглянул я в бутылку… Так и есть! Уровень спирта опять понизился!И началось! Подозрения хуже отравы. Тут мы к Марсу поворачиваем, дел невпроворот, времени нет, а я опять туда же – инспектировать бутылку. Мать моя родная! За два дня спирта убавилось ровно на треть! Кто-то опять причастился, да так, что концов не найдешь!
«Кто из них? – мучительно гадал я. – Харрисон? Брэдли? Или мой лучший друг Коля Дашкиев? Может, они втроем пьют, а меня не приглашают?»
– Чувствую, что начинаю звереть, – продолжает Космонавт. – Пока я работаю, кто-то пьет! Меня не уважают! С кем я на Марс лечу?! С какими-то подзаборными алкоголиками! Сегодня жрут неразбавленный спирт на борту космического корабля, а завтра что? Марихуану на Марсе? И вот, когда бесенок моего подозрения вымахал в громадного пса коммунально-квартирного скандалиста, я сказал себе:
«Стоп! А кто Я такой? А не дурак ли я? Тут что-то не так. Первая марсианская экспедиция не должна закончиться катастрофой из-за бутылки спирта. Остановись! Человеческая природа, конечно, противоречива, и на корабле возникла отвратительная психологическая ситуация – а что может быть оскорбительней для настоящих мужиков и ковбоев, если кто-то из них втихомолку пьет, и все подозревают друг друга? – но я не могу поверить, чтобы кто-нибудь из нас тайком потягивал этот паршивый спирт, потому что мы здесь не просто человеки, а как бы представители человечества. Тут что-то не так!»
И тогда мы созвали профсоюзное собрание. Устроились на потолке и начали митинговать. На повестке дня один вопрос: «Кто пьет?» Пусть честно признается, ему за это ничего не будет! Американцы божатся, мы с Колей клянемся, что никто к бутылке не прикасался. Кто же тогда? Пушкин? Проверяем бутылку, а она уже пуста! Мы верим друг другу, но не можем понять, куда исчез спирт. Мы перебираем все мыслимые варианты, вплоть до пробития бутылки микроскопическим метеоритом, и все немыслимые, вплоть до присутствия на корабле пьющей нечистой силы, как вдруг американцы начинают, что называется, «ржать»… Совсем, как эти…
За стеной в Танькиной комнате ржут истерическим первобытным смехом.
– Что это с ними?
– Навызывались, – объясняю я. – Вызывали дух Сталина, а явился Степаняк-Енисейский.
– Пойду взгляну.
Марсианин выходит и вскоре возвращается, вводя в номер перепуганного Степаняка. Опять он не в ту дверь вошел.
– У него коньяк есть, – сообщает Космонавт.
Степаняк суетится и ставит на стол бутылку армянского.
– А закусить? – строго спрашиваю я.
И закуска есть. Из дипломата с готовностью появляется полпалки копченой колбасы; от ее запаха у меня начинает течь слюна, как у собак Павлова.
– А хлеб?
И хлеб у него есть.
Марсианин тоже принюхивается.
– Почему вы решили, что здесь с вами будут пить и закусывать? – спрашиваю я.
Степаняк– Енисейский конфузится. Марсианину тоже неловко. Он пытается телепатировать:
«Юрий Васильевич, что вы задумали? Кто этот старикашка?»
«Мой личный Трифон Дормидонтович», – как можно отчетливей отвечаю я.
«Отдайте наган! Зачем вам оружие? Вы даже не умеете им пользоваться».
«А что тут уметь? Вставил патрон – и русская рулетка готова».