Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии

– Ну зачем же ты его по мордам-то? – укорил он своенравную девчонку.

Лиза, вставив руки в боки, ну точно как Пелагея, когда бывала недовольна, воскликнула:

– Знаю я вашего брата, будет он мне тут грудь мерить!

Вот упрямая! Егорке насилу удалось уговорить ее потерпеть чуть-чуть, ведь для ее же блага барин старается. Лишь апелляция к Ванюше заставила Лизу, скрепив сердце, дождаться, пока портной закончит работу.

Самойлов бежал по улице, не чуя под собой ног. Как мог он не предотвратить душегубства?! Знать, что злодейство может свершиться в любую минуту, и спокойно ждать, чтобы уличить виновную! Разве это по-божески?! Конечно, есть интересы следствия, но человеческая душа неужели не дороже любых интересов? Он чуть не сбил с ног пирожника, но даже не остановился, а припустил еще быстрее. «Только бы успеть! – твердил он себе. – Только бы успеть!» Уже у ворот Фирсановых он столкнулся с давешним лекарем из аптеки.

– Что с барышней? – с трудом переводя дух, спросил Иван.

Лекарь покачал головой:

– Ох, ваша милость, плоха барышня!

– Неужто отходит? – самые страшные предчувствия начинали сбываться.

– Ну, положим, не отходит, но в лихорадке лежит, – успокоил его аптекарь.

– Значит, жива еще? – с надеждой спросил Иван.

– Жива пока, – вздохнул лекарь и поспешил прочь, его ждали лавка и покупатели.

Самойлов бросился в дом, раскидав слуг у дверей. Анфилада казалась ему бесконечной, возникающие то и дело лакеи преграждали путь к нужной комнате. А какая из них нужная? Иван заглянул в одну, другую, третью. И наконец увидел Феклу. Полог кровати почти скрывал ее, но бледность на лице выдавала недуг. Девушка услышала шум, подняла голову от книги и увидела знакомого офицера, расталкивающего слуг.

– Это вы? – слабым голосом выразила она удивление.

– Да. Вы сегодня что-нибудь пили? – приступил Иван к делу.

– Только фруктовую воду.

– Кто вам ее принес?

– Мачеха, – Фекла недоуменно смотрела на гостя. – Мне нездоровилось ночью, она сама принесла мне питье. У нее комната рядом.

Злодейка словно подслушивала весь их разговор – именно на этих самых словах и вошла! Распахнула двери из смежной комнаты и величаво возникла на пороге. Все тот же холодный взор, гордая осанка и низкий бархатный голос:

– Чем я опять обязана вашему визиту, сударь? – поинтересовалась вдова.

Самойлов выпрямился, как при вынесении приговора:

– Сударыня, вы обвиняетесь в убийстве через отравление и покушении на оное.

Притворный смех в ответ и ни тени смущения:

– Как интересно. И кого же я убила?

– Вашего супруга! – выпалил Иван.

Ну коли она хочет, чтобы это известие стало достоянием домашних, почему бы и не назвать все своими именами? Но в ту же секунду Иван пожалел о сказанном: по бледному лицу Феклы пробежала тень страдания.

– Помилуй боже! – все так же театрально воскликнула вдова и села в мягкие кресла у изголовья кровати. – Вы сами привезли мне письмо, в котором сказано, что он отправляется по важным государственным делам.

Но офицер оказался упорен в своих обвинениях:

– Все вы прекрасно знаете! А сегодня ночью пытались отравить и вашу падчерицу!

Барышня взглянула на мачеху, потом снова на Самойлова.

Анна Михайловна начинала гневаться:

– То есть я – убийца?! Может, у вас и предписание имеется? – повысила она голос.

Офицер на мгновение растерялся:

– Нет, – а потом решительно добавил: – но оно у меня будет!..

Анна Михайловна, не в силах более терпеть напраслины, взяла колокольчик и позвонила. Тут же два рослых детины возникли по обе стороны от Самойлова. Фирсанова все свое возмущение вложила в приказ:

– Господина этого проводите вниз и в дом больше не пускайте! Он, видимо, повредился рассудком!

Лакеи попытались взять Самойлова под локти, но он ударил их по рукам и крикнул:

– Я вернусь! – У самых дверей он оглянулся: опасно было оставлять бедняжку наедине с этой страшной женщиной, способной на все ради денег. Сказанные напоследок слова его отозвались зловещим эхом в просторной комнате: – И молите бога, чтобы с вашей падчерицей ничего не случилось!

Лишь только дверь за Иваном закрылась, мизансцена тут же изменилась. Гнев слетел с лица Анны Михайловны, она рассмеялась теперь от души, падчерица тоже, словно и не было у нее лихорадки, подхватила веселье.

– По-моему, он – дурак! – Фекла вылезла из-под одеяла и села на кровати.

Фирсанова перестала улыбаться и в задумчивости произнесла:

– Дурак – не дурак, а посла заставил поволноваться. К счастью, он все подписал, вот купчая на дом в Лондоне и наши паспорта, – она протянула бумаги,

с которыми вошла в спальню дочери, чтобы обрадовать ее с утра, а вместо этого чуть не была арестована.

– Так мы едем в Европу?!. – воскликнула девица и закружилась по комнате. Куда только хворь девалась?

– Конечно, – довольная столь удачным завершением дела, промолвила вдова.

Фекла дрожащими руками взяла бумаги, развернула, прочла, не веря своим глазам. Но документы ясно свидетельствовали, что она и мать имеют все права на вожделенный лондонский особняк. Руки ее все еще дрожали не то от болезни, не то от волнения. Девушка взяла кувшин и налила в бокал фруктовой воды, продолжая разговор:

– То есть они все думают, что убийца ты?

– Ну, если бы ты по правде умерла, то они были бы в этом уверены, – отозвалась мачеха.

Фекла поднесла бокал к губам, но в последний миг передумала и протянула его мачехе:

– Хочешь?

Анна Михайловна взяла напиток и улыбнулась так, как только она одна умела:

– Знаешь, я бы сейчас выпила чего-нибудь покрепче! – Красавица графиня сделала несколько глотков.

Фекле все больше нравилась эта игра, забавно было обхитрить стольких знатных господ! С улыбкой она продолжала свои рассуждения:

– Если бы сейчас умерла ты, то все бы подумали на посла?..

– Ну, наверняка! – согласилась Анна Михайловна и протянула падчерице бокал: – Спасибо.

Вдова уже было собралась покинуть комнату, но вдруг странный комок сдавил горло. Фирсанова закашлялась, через миг кашель перешел в хрип, глаза ее увеличились от удушья, и она замертво свалилась к ногам Феклы.

Девушка огляделась – никто не стал свидетелем ужасной сцены. Она аккуратно перешагнула через

бездыханное тело, взяла колокольчик и позвонила. Слуги почему-то замешкались в этот раз, видимо Самойлова провожали, и у нее было достаточно времени, чтобы принять более естественную позу и заплакать, как можно горше.