Записки герцога Лозена

Я, как порядочный человек, уже не мог оставаться больше в Англии, сообщил де Морепа об этом разговоре и просил позволения вернуться немедленно, причем предупредил, что если даже не получу на то согласия, то все равно через месяц уеду из Лондона. Прошел месяц, а ответа на мое заявление я не получил. Я уже собирался уезжать, уже были поданы лошади, как вдруг прискакал курьер с письмом от де Морепа из Испании, в котором он умолял меня пробыть еще хоть шесть недель в Лондоне. Но это не остановило меня, и я уехал. Приехав в Калэ, я немедленно сообщил де Морепа причины, заставившие меня поступить так в данном случае. Он очень рассердился на меня, но никогда не старался отомстить мне за это.

Мой полк стоял в гарнизоне Арш недалеко от Калэ, и я отправился туда вместо того, чтобы ехать в Париж. Я привез с собой одну англичанку и нанял небольшой дом в окрестности Арш. Я очень много занимался своим полком и чувствовал себя в нем превосходно. Герцог де Кроа, под начальством которого я находился, так был доволен мной, что даже простил мне мою любовницу и как-то приехал ко мне пить чай. Мисс Паддок привезла с собой из Англии очень хорошенькую и совершенно молоденькую сестру, которой, очевидно, предстояла такая же участь, как и ее старшей сестре. Мне стало жаль ее: я поместил ее в монастырь в Калэ, нанимал ей учителей и был очень счастлив, когда мне удалось довести ее образование до конца и выдать ее потом замуж за человека, которого она любила.

Хотя я отсутствовал из Парижа, но министры, которым де Вуаэ не переставал толковать, что я способен положительно на все, не оставляли меня в покое и то и дело собирались меня назначить то в одну, то в другую экспедицию, которую они думали предпринять и, наконец, де Вуаэ предложил мне заняться взятием Джерси и Гернси, написал мне очень подробно по этому поводу и советовал навести точные справки относительно этих двух островов и сказал, сколько людей мне понадобится, чтобы атаковать их. Благодаря простой случайности, в мои руки попали весьма подробные записки, относящиеся к положению дел на обоих островах, и я послал их де Вуаэ, причем написал, что если мне дадут три тысячи порядочных солдат и обещают держать все дело в секрете, я надеюсь овладеть обоими этими островами. В Версале наконец решились окончательно занять оба эти острова, которым почему-то придавали большое значение, и действительно, захват их оказал бы огромную пользу нашей торговле. Но прежде надо было спросить согласия маршала де Брогли, который командовал соединенным отрядом и находился в лагере около Восьэ. Он высказался решительно против этого, хотя ничего ровно не понимал в этом деле; он уверял, что здесь надо, по крайней мере, десять тысяч человек солдат и несколько офицеров генерального штаба. Это так возмутило министров, что они решили лучше совсем бросить этот вопрос, чем ссориться из-за него.

Затем де Вуаэ решил завладеть Уайтом и Портсмутом, причем должен был сам командовать лично этим отрядом, а я должен был находиться под его непосредственным начальством, но и этот проект, сначала принятый единодушно, потом возбудил разногласия и наконец был оставлен совсем. Де-Сартин несколько раз собирался послать меня на Бермудские острова, на остров святой Елены и еще в несколько других мест, но каждый раз дело оканчивалось опять ничем.

В это время полк мой получил приказание отправляться лагерем в Восьэ, и мы вышли из Арша в середине июля, причем я шел со своим полком. На второй день нашего выступления я получил через курьера предписание от короля вернуться сейчас же в Версаль и оставить свой полк. Я прямо отправился к де Сартину, он сообщил мне, что де Бюсси отправляется в Индию, где ему даны самые широкие полномочия способствовать там восстанию, и он непременно хотел, чтобы я ехал с ним. Он предлагал мне собрать войско из иностранцев, тысячи в четыре человек, с тем, чтобы я получил их в полное свое командование, он хотел, чтобы две тысячи человек были готовы отплыть со мной в ноябре месяце, а остальные две тысячи должны были прибыть в Индию четыре месяца спустя. Я принял это предложение. Я передал командование своим полком, по собственному желанию и по личной моей просьбе, де Гонто. Таким образом я из сухопутного войска перешел в морскую службу, но чины мои оставались прежние. И я в это время совершил подвиг, который действительно ставлю себе в заслугу: я в три месяца составил, набрал, экипировал и подучил прекрасный корпус в две тысячи человек. Я выпросил у короля позволение представиться королеве и сообщить ей о моем назначении. Я отправился к ней и просил у нее частной аудиенции, уже очень давно мне не приходилось говорить с ней наедине. Я сказал ей, что, принимая во внимание ее прежнее отношение ко мне, я счел своим долгом сообщить ей о том, что король сделал мне честь назначить меня помощником главнокомандующего своей армии в Индии. Я никогда не видел человека, который более бы удивился, чем она; она не могла смотреть без волнения на человека, к которому два года относилась так хорошо, и который отдалился от нее вследствие придворных интриг, и ей была невыносима мысль, что он отправляется теперь в другое полушарие. Слезы потекли у нее из глаз, и несколько минут она только повторяла: «Ах, Лозен! Ах, Боже мой!» Наконец она немного оправилась и сказала:

— Как, вы отправляетесь так далеко и расстаетесь со всеми кого любите и кто вас любил?

— Дело в том, ваше величество, — отвечал я, — что я надеюсь, что в столь отдаленной стране я сумею выказать себя в настоящем свете и докажу, что я далек от интриг, которые мне приписывались здесь.

— Неужели это правда, что вы уезжаете, Лозен? Не могу ли я как-нибудь помешать вашему отъезду?

— Я ни в каком случае не откажусь от этой поездки, чего бы мне это ни стоило, — сказал я.

В это время вошел король.

— Итак, — сказала ему королева, — Лозен, значит, действительно едет в Индию?

— Да, — ответил ей король, — он сам этого захотел, это большая жертва с его стороны, я уверен в том, что он там нам будет очень полезен.

Королева в этот вечер пришла к мадам де Геменэ, которая все еще находилась в милости, и стала просить ее помочь ей отговорить меня от исполнения принятого мною решения. Мадам де Геменэ ответила на это, что она в отчаянии от того, что я уезжаю, но уверена в том, что отговорить меня от этого невозможно; несмотря на это, она сделала все, что могла, чтобы удержать меня во Франции. Ей казалось, что сердце королевы настолько глубоко затронуто, что она готова была поручиться мне в том, что если я останусь, оно будет всецело принадлежать мне. Я однако стойко стоял на своем, хотя и не скрывал, что мне это стоило много усилий над собой. Мое самолюбие было удовлетворено, я отказал королеве в ее просьбе. Я доказал ей ясно, что мне ничего не надо от нее и я могу играть важную роль в политике и без ее помощи; я доказал также княгине Чарторыжской, что Европа больше меня ничем не прельщала после того, как я потерял ее.

Я поехал также в Хот-Фонтен и это было огромным испытанием моей твердости, я не мог думать о том, что, может быть, мне никогда больше не придется опять увидеться с теми, кто мне дорог. Мадам де Геменэ была преисполнена глубокой грусти, которую разделяла и мадам Диллон, и раз двадцать в день я готов был заплакать. Я встретился здесь с мадам де Мартенвилль, которую знал очень мало, но по просьбе де Нарбонна устроил ее двух братьев у себя в полку. Она поблагодарила меня за это и, казалось, принимала самое живое участие в моей судьбе, с каждым днем она относилась ко мне с большим интересом, она повторяла постоянно, что не может себе представить, что меня заставляет покидать отечество, она требовала, чтобы я открыл ей свои мысли, свои чувства, и, сама не замечая того, относилась ко мне до чрезвычайности нежно. Я прекрасно понял, что из живейшего участия ко мне она совершенно потеряла голову и влюбилась в меня. Она была красива и так нежна, я вполне разделял ее чувства, она с радостью и совершенно откровенно бросилась мне в объятия, и скоро все об этом узнали, все отнеслись к этому вполне сочувственно. Я проводил здесь все свободное время, которое мне оставалось от поездок в Париж и в Версаль.

Однажды, прочитывая у себя вечером «London magazine» [1] я нашел точный отчет о состоянии английских владений в Африке и полный перечень их гарнизонов; я сразу обратил внимание на то, что они защищены очень слабо и завладеть ими чрезвычайно легко. Я об этом заговорил с де Френсисом, который как раз находился у меня, и затем на следующий день мы уже вместе стали говорить на эту тему с Сартином. Я предложил ему поступить следующим образом: эскадру, отправляющуюся в Индию, задержать ненадолго около мыса Зеленого, и оттуда отделить один корабль, четыре фрегата и человек пятьсот или четыреста, чтобы захватить Сенегал и Гамбию и истребить все английские поселения по берегам этих рек. Этот проект ему очень понравился, и он предложил мне взяться самому за исполнение его.

1

«Лондонский журнал» (англ.).

Я не особенно хотел этого, так как здесь предстояли только одни опасности и ни малейшей славы. Наконец я все же согласился взять на себя это, и мы решили, что я поеду в октябре, что отправлюсь на остров Олерон, чтобы навести необходимые справки, а затем в глубокой тайне направлюсь в Брест, здесь получу из гарнизона необходимых мне людей, которых посажу на корабли, займу с ними Сенегал и Гамбию, завладею всеми английскими землями, оставлю там необходимый гарнизон и людей и затем отправлюсь на Зеленый мыс, где меня уже будут ждать Бюсси с индийской армией. Я уехал 28 октября, оставив в отчаянии мадам де Мартенвилль, и направился прямо на остров Олерон. Приготовленные мною войска были великолепны и готовы уже к посадке на корабли. Я не терял времени и хотел уже ехать в Брест в последних числах ноября, как вдруг через курьера получил письмо от Сартина, который писал, чтобы я, немедля ни минуты, возвращался скорее в Версаль, что он должен непременно лично переговорить со мной. Четверть часа спустя, я уже ехал обратно, причем путешествовал день и ночь; в Версаль я прибыл в четыре часа утра. Де-Сартин отдал приказание разбудить его, когда я приеду; я тотчас же мог говорить с ним; он сказал мне, что непредвиденные обстоятельства значительно замедлили отъезд де Бюсси, и, может быть, этот отъезд даже совсем будет отложен, так как шевалье де Тернэ, начальник эскадры, предпринимает то же самое, но требует гораздо меньше расходов на всю экспедицию и он просит назначить меня начальником десантных войск. Я попросил позволения ознакомиться с планом действия и с инструкциями и предположениями де Тернэ. Внимательно изучив их, я пришел к тому убеждению, что он собственно воспользовался мыслью и записками де Бюсси и добился своего назначения вместо него только благодаря тому, что потребовал меньше денег на расходы. Я, конечно, немедленно отказался служить под начальством этого господина, и как ни уговаривал меня де Сартин, я остался непоколебим в своем решении.

На другой день он снова принялся уговаривать меня и стал предлагать мне все, чтобы заманить меня в это предприятие, он предлагал мне дать отдельный фрегат, командование которым я мог поручить кому хочу. Я упорно стоял на своем. Решено было, что я прямо отправляюсь только в Сенегамбию и, если до 15 февраля не получу никаких известий из Франции, вернусь обратно и снова получу свой полк, который не будет расформирован до моего возвращения.

Не успел я выйти от де Сартина, как туда пришел де Бюсси и Сартин показал ему план и все приблизительные сметы расходов, составленные де Тернэ, но при этом, конечно, умолчал об имени автора. Де-Бюсси внимательно все просмотрел и заявил, что автор их дурак, что все вычисления и сметы не верны и составитель их, должно быть, крупный мошенник. Этот отзыв совершенно смутил де Сартина, он стал раскаиваться в том, что вошел в соглашение с де Тернэ, и не знал, как отделаться от него.

Я провел целых двадцать четыре часа в Париже и сделал неожиданный визит мадам де Мартенвиль, которая была ему ужасно рада. Затем я вернулся в Брест и в большой тайне сел на судно «Фендант», находившееся под командой маркиза де Водрель. Наша маленькая эскадра состояла из двух линейных судов, двух фрегатов, нескольких корветов и дюжины разных транспортов.

Противный ветер однако задержал нас еще целых две недели на рейде, и все это время я не смел даже думать о том, чтобы сойти на берег. Я получил здесь анонимное письмо, в котором говорилось, что де Сартин, подкупленный моими врагами, нарочно дал мне такое поручение, исполнить которое было невозможно, и вряд ли я вернусь живым из этой экспедиции; как доказательство правдивости подобного извещения, указывалось на то, что на эскадре нет многого, необходимого для успешного исполнения возложенного на меня поручения, что списки, данные мне Сартином и присланные затем еще на рейд, также не вполне точны. Меня жалели, хвалили мое мужество и мою кипучую деятельность, но в то же время удивлялись моей неосторожности. Я был настолько хорошего мнения о Сартине, так был уверен в его дружбе, что не придал никакого значения этому письму, отослал его ему и сам поехал дальше.