Записки гробокопателя

Со стройбатовцами сложнее, след их затерялся. Кто сел, кто самоубился, а кто определился в бандиты. Дружбы выпускники моего стройбата не поддерживают.

Интересно другое, Главный цензор Главмита Солодин тормозил не только мой «Стройбат», но и все, что хотело свободно двигаться. И место его в новые времена, казалось бы, у параши. Ан нет — сразу же после расформирования Главмита он был назначен… министром информации.

Вокруг «Подлодки золотой» не все так хорошо, как хотелось бы, но некоторые подвижки есть: удалось согнать с насиженного места генерального директора русского ПЕН-центра Стабникова В.Ю. (Сикин-Суров в повести). Он убыл, как сам выразился, «в другие сферы».

Мой школьный товарищ Синяк умер от жестокого хмеля и удара бревном по животу. Так же, как и в жизни, убивают его и в моей не вошедшей в эту книгу повести «Берлин, Париж» и «Вшивая рота». Оживил я его на время плавания «золотой посудины», ибо без него не срастался текст.

Художник-документалист Ванька Серов (по понятным причинам настоящую фамилию сказать не могу) жив, здоров. Ему надоела Москва, и он с женой, продав квартиру и выдав дочку замуж, переселился куда-то за Петушки. Но не по печальному маршруту Венедикта Ерофеева, а гораздо благополучнее: купил дом в деревне, хочет строить баню. Короче, опрощается. Зовет в гости.

Аня Куликова, в действительности моя племянница, спасшая в повести названного «дядю» Сикина от неминуемого позора, стала полувзрослой красавицей, на руках, к сожалению, уже не ходит, зато учится в институте туристскому и гостиничному бизнесу, а также торгует в ГУМе французской косметикой.

Опальные поэты — туркмен Ширали Нурмурадов и таджик Бозор Собир совокупленный прототип Бошора Сурали, оба с ушами, слава Богу, живы, получили политические убежища: Ширали в Швеции, Бозор — в Америке…