Записки криминального журналиста. Истории, которые не дадут уснуть

– Здравствуйте, это Екатерина Низамова, корреспондент «Комсомольской правды», – представилась я. – Хочу получить комментарий про нападения на женщин в Самаре. Подтверждаете ли вы, что в городе орудует маньяк?

– У нас нет такой информации. Мы расследуем дела против сексуальной неприкосновенности женщин, но они не объединены в одно производство, – отрапортовала собеседница, будто читая заготовленный ответ по бумажке.

Это стало лишним подтверждением, что подобными темпами я никаких данных не нарою. И если так будет продолжаться и дальше, меня могут выгнать из газеты, а это было самое страшное. Ведь связей среди силовиков города пока нет, однако выкручиваться как-то надо.

Фоторобот преступника – единственное, чем с нами поделились следователи. На бумаге был напечатан портрет молодого мужчины. Описание оказалось расплывчатым: «Мужчина, на вид 23–27 лет. Славянская внешность, русоволосый. Среднего роста. Был одет в темную куртку, джинсы, свитер синего цвета». Таких в Самаре тысячи. Славянская внешность, средний рост – в толпе они не выделяются.

Я подолгу вглядывалась в это лицо: тонкие, аккуратные черты, чем-то похож на девушку, миндалевидные глаза и аккуратные брови. Кто он? И сколько на самом деле у него жертв?

* * *

Нападения на девушек происходили в районе Кировского рынка. Именно туда я и отправилась. Более гадкого местечка в городе нет – торговые ряды, сотни нелегальных мигрантов, заводы и гаражи. Если где и твориться криминалу, то только здесь. Я бродила по улицам и спрашивала всех – скучающих бабулек на лавке, сторожей и комендантов общаг. Но информации оказалось ноль. Никто ничего не видел: ни таинственного маньяка, ни жертв, хотя фотороботы висели повсюду.

Я долго размышляла, как же раздобыть хоть какие-то сведения, и тут мне на ум пришла гениальная идея. Я вспомнила, что Маша, на место которой меня взяли, оставила справочник с номерами своих источников. Там было множество фамилий и имен силовиков. Но я поняла, что делать ставку на них в этом деле не стоит, ведь я никого не знаю лично, поэтому чего ради им делиться со мной информацией. Однако среди прочих телефонов я нашла номер начальника диспетчерской службы городской скорой помощи. Помню, как Маша обмолвилась, что дружила с сотрудницей и та частенько снабжала мою коллегу разными сведениями.

Я позвонила ей, представилась и попросила назначить встречу. Начальница с радостью согласилась меня принять. Я прихватила с собой коробку конфет и свежую газету. Галия Рустамовна, так ее звали, обрадовалась подарку, сразу заулыбалась и предложила присесть.

– Здравствуйте. Я Екатерина, теперь работаю на месте Маши. Хотела с вами познакомиться лично, – выпалила я с порога и широко улыбнулась.

– Да, мы с Машей прекрасно взаимодействовали. Жаль, что она ушла… Ну, вы присаживайтесь, не стесняйтесь, – по-свойски произнесла Галия Рустамовна.

– Я была бы рада с вами сотрудничать. Могу указывать всегда в своих материалах, что «Скорая» приехала незамедлительно. И вообще говорить о вашей работе в положительном ключе, – предложила я.

– Мы всегда открыты к сотрудничеству, правда зависит от того, какая информация нужна. У нас ведь проверки тоже, контроль. Лишний раз светиться, сами понимаете, – ответила Галия, и в воздухе повисла неловкая пауза.

– Маша сказала, вы любите музыку. Скоро будет концерт Николая Баскова. У нас в редакции раздают билеты. Могу дать и вам, – вновь улыбнулась я.

– Давайте. С удовольствием бы сходила, – загорелась Галия Рустамовна.

Только в голливудских фильмах показывают, что у журналистов заложены огромные бюджеты на подкуп источников, а папарацци получают миллионы долларов за сенсационные съемки. В российских реалиях все иначе. Редакции, особенно региональные, ограничены в средствах, денег на подарки за информацию у сотрудников нет, а платить ньюсмейкерам со своих скромных зарплат никто не горит желанием. Поэтому приходилось выкручиваться, насколько хватало возможностей: дарить конфеты и разные безделушки, поздравлять с праздниками и отправлять на концерты.

Справедливости ради стоит сказать, что большинство источников работали со мной на добровольных началах. Не знаю, какие у них были скрытые мотивы, но сотрудники «неотложки», органов правопорядка и судов часто делились информацией абсолютно безвозмездно.

С Галией Рустамовной мы договорились, что я буду приходить в диспетчерскую дважды в неделю: по понедельникам и четвергам. В эти дни медики предоставят мне журнал. Фельдшеры «Скорой» записывали туда те случаи, о которых они должны сообщить милиции. Обычно это убийства, крупные ДТП, случаи травмирования детей. Для меня подобные происшествия всегда являлись потенциальной темой для публикации. В журнале были прописаны все явки и пароли, то есть имена и фамилии, а также адреса и контакты пострадавших – настоящий клондайк для журналиста. Ну и еще с разрешения начальника я имела возможность послушать запись диалога между диспетчером и тем, кто оформляет вызов.

Так «Скорая» на долгие годы стала для меня верным источником информации. Возможно, я и медики, которые мне помогали, поступали неэтично. А с другой стороны, если бы не они, часть моих материалов никогда бы не вышла и люди не знали бы правду.

– Галия Рустамовна, вы, наверное, уже в курсе про маньяка? – сказала я.

– Который в районе Кировского? – уточнила она, обозначая, что понимает, о чем речь.

– Буду очень благодарна, если вы поможете найти мне хоть какую-то информацию. Следователи от нас все скрывают. Последний случай нападения на девочку был совсем недавно. Но, может, у вас факт изнасилования как-то фиксировался? – тонко намекнула я.

– Давай поищем, – сказала она и ловким движением открыла огромную таблицу с вызовами.

Я продиктовала улицу и назвала дату. Очень быстро мы нашли нужный вызов. Галия нажала на play, и мы послушали диалог диспетчера и неизвестной женщины. Я сразу поняла, что это мама той самой девочки, на которую напал маньяк.

«Девочку изнасиловали! Да, да! Приезжайте, посмотрите ее!» – кричал женский голос в трубке.

Галия демонстративно отвернулась, сделав вид, что не видит, как я переписываю данные вызова: имя, фамилию, адрес и телефон матери жертвы. Я выбежала из ее кабинета и тут же отправилась на место. Наконец хоть какая-то информация, способная пролить свет на преступления.

Я приехала к дому последней жертвы маньяка. Соседка и по совместительству подруга семьи на условиях анонимности помогла мне восстановить картину случившегося. Четырнадцатилетняя Кристина шла домой из школы мимо трамвайной остановки. За ней проследовал незнакомец. Девочка по трагической случайности зашла в подъезд одна. Между первым и вторым этажом преступник попытался сбить ее с ног и несколько раз ударил по голове. Кристина вырвалась и, добежав до своей квартиры, открыла дверь.

– Он вошел за Кристинкой в квартиру и изнасиловал. Из вещей ничего не взял. Хотя лучше б ограбил, а девочку не трогал, – сказала женщина.

Я решила зайти к родителям, надеясь, что со мной поговорят. Ну или как минимум я должна попытаться, чтобы совесть была чиста перед редактором. В тот момент, когда я нажала на дверной звонок, сердце бешено заколотилось. Тогда я была еще робкой студенткой, которая опасается вылететь с работы, а не матерой и бесстрашной журналисткой.

Дверь открыл худощавый мужчина. Я поняла, что это отец.

– Здравствуйте. Я из газеты «Комсомольская правда»… – промямлила я, и в эту же секунду дверь захлопнулась перед моим носом.