Записки на салфетках
Шрифт:
Я окружен теми, кто обо мне заботится. Не знаю, что со мной было бы без них.
Когда мне впервые поставили диагноз, я думал, что Эмма хорошо с этим справляется. Первый разговор был трудным, были опасения, слезы. Мне пришлось позаботиться о том, чтобы она поняла, что означает рак с практической точки зрения – помимо чисто медицинского объяснения. Она казалась после этого совершенно нормальной, обычной Эммой. Не было обеспокоенных взглядов, и я не видел на ее лице особой тревоги.
Я не знал, что они с Лиссой всячески старались скрывать от меня тревоги Эммы. В этом не было никакого злого умысла.
Эмма и Лисса нередко сидят в обнимку перед сном. Я часто заглядывал в комнату Эммы и целовал ее, желая спокойной ночи, но не хотел мешать этим их общим минутам. Позднее я узнал, что это время они проводили в разговорах обо мне, о раке, об операции и о разнообразных тревогах, окружавших то, что происходило в нашей семье.
Я знаю, что Эмма многим пожертвовала из-за моей битвы. У меня уже нет того уровня энергии, к которому она привыкла. Я упускал возможности играть с ней. Она не получала регулярных карманных денег уже больше двух лет. Мы поздно записали ее на софтбол в 2014 г., и она так и не вышла из списка ожидания. (Это в конечном счете было и к лучшему, потому что мы вступили в соседнюю команду – и это фантастическая команда! Роквил, вперед!)
В последнее время она принимает мою битву и помогает в борьбе. Худшие для нее дни – те, когда я плохо себя чувствую. Ей не нравится, когда я страдаю, и она чувствует себя беспомощной. Она приглядывает за мной. Она всегда готова укрыть меня одеялом, принести попить или без жалоб согласиться пойти спать без привычного ритуала укладывания. Мне стыдно, что я не прихожу подоткнуть ей одеяло, потому что слишком устаю и ложусь раньше нее. В эти дни она подтыкает одеяло мне и целует на ночь. Четырнадцать лет я укладывал ее спать. Теперь она укладывает меня. Слишком рано для того, чтобы моя дочь обо мне заботилась, но всем при этой болезни приходится к чему-то приспосабливаться.
Кроме того, Эмма великодушно разрешила мне рассказывать нашу историю и присоединилась ко мне в этом предприятии. Не могу даже выразить, каково это – видеть, как моя 14-летняя дочь не только ведет себя на Национальном телевидении со сдержанностью и благородством, но и отвечает на мучительные вопросы о том, что она будет делать без меня, со спокойствием, которое меня ошеломляет. Она стала личностью, на которую я оглядываюсь, которой любуюсь и перед которой благоговею.
Мы с моей сестрой Колин никогда не были близки в детстве. Не могу сказать почему. У нас небольшая разница в возрасте, всего два с половиной года, но в детстве нам нелегко было ладить друг с другом. Родители часто пытались заставить нас играть вместе, даря нам дополняющие друг друга игрушки. Я получал куклу «Человека на шесть миллионов долларов» [10] , а Колин – центр управления, сделанный для Стива Остина. Эта тактика часто давала катастрофические результаты – слезы и синяки.
10
Герой одноименного фильма Стив Остин.
Однажды, когда мы перекрашивали стены моей спальни в другой цвет, я зашел сестре за спину и провел по ней рукоятью своей кисти. Конечно, со щетинок капала краска, поэтому похоже было, будто я покрасил ей спину. Она резко развернулась и мазнула кистью мне по груди, оставив на ней пятно краски. Я притворился, что вышел из себя, и крикнул, что только
понарошку сделал вид, что покрасил ей спину, и завопил: «Я все скажу маме!» – и она тут же макнула кисть в краску и принялась водить ею вверх-вниз по своей рубашке, умоляя: «Нет, не надо! Пожалуйста, не говори!»Рад сообщить, что наши с Колин отношения стали более зрелыми и прочными, когда мы повзрослели. Сейчас редко выдается день, когда мы не перебрасываемся SMS. Мы всегда присылаем друг другу фотографии наших детей. Я искренне радуюсь тому, что я ее брат. Я полагаюсь на ее психологическую поддержку. Она всегда готова поднять мне настроение. Хотелось бы мне, чтобы мы жили ближе друг к другу, чем сейчас. Мы редко видимся чаще раза в год, и этого явно недостаточно.
Я знаю, что моя битва нанесла ей серьезную травму. Даже не могу сказать, насколько велика ее боль. Она всегда очень переживала, когда мы прощались и расставались после встреч, но с тех пор как у меня нашли рак, эти расставания стали еще более горькими и полными слез. Она – моя главная сторонница в том, что касается «Звездных войн».
Не могу даже сосчитать, сколько писем и открыток я от нее получил. Я знаю, что Колин и ее муж Роб сделают все, что в их силах, чтобы исцелить и поддержать меня.
Уверен, матери трудно видеть, как ее ребенок сражается с раком – в любом возрасте. Временами я старался защитить маму. Я не хотел, чтобы ей приходилось нести лишнее бремя, особенно сразу после того, как она потеряла нашего папу. Она встретила это несчастье так, словно я по-прежнему был ее маленьким сыном, живущим дома и учащимся в четвертом классе.
К сожалению, ей приходилось по большей части наблюдать «из-за боковой линии». Она мало что может сделать в плане активной помощи. Она старается поднять мой дух, особенно в тяжелые дни, и радуется вместе со мной, когда все хорошо.
Мама по-прежнему живет в моем родном городке Порт-Лейдене, в штате Нью-Йорк. Это очень сплоченная община. Да и как может быть иначе! В городке всего лишь около шестисот жителей. В 2013 г., вскоре после третьего диагноза, она упомянула, что хочет устроить в мою пользу благотворительный аукцион. Я не очень понимал, что повлечет за собой эта идея, но она объяснила, что мне нужно лишь объявиться в родных краях, если я буду достаточно здоров.
Я не решался попросить помощи таким способом. Порт-Лейден нельзя назвать богатой общиной. Как мог я просить этих людей о помощи? Я продолжал надеяться, что все эти медицинские счета просто каким-то образом «рассосутся» сами по себе. Этого не случилось. И не случится. Мои врачи убеждены, что я так или иначе буду бороться с раком до конца своих дней.
Но я знал, что маме не терпится пустить в дело свою неуемную энергию. Я понятия не имел, случалось ли ей прежде заниматься чем-то подобным. Мы поговорили и я решил, что не против благотворительного аукциона, и очень постараюсь добраться до Порт-Лейдена ради такого события.
Они с Колин начали подготовку. И по сей день я все еще не знаю всего, что потребовалось, чтобы реализовать этот замысел. Они занимались планированием больше трех месяцев. Был создан комитет, в который вошли около дюжины человек, – старые друзья по школе, соседи и прихожане церкви. Время от времени мама спрашивала моего мнения о чем-то, касавшемся аукциона. В какой-то момент, когда я только-только начал вспомогательную лекарственную терапию и боролся с разнообразными побочными эффектами, я попросил дать мне возможность не участвовать в этом. Я мог подождать и получить сюрприз по прибытии в Порт-Лейден. Я верил, что они со всем этим отлично справятся.