Записки ночного сторожа
Шрифт:
То, что я бездарен в ибанском смысле, это очевидно. Но был ли я талантлив в старом смысле слова? Учителя в школе говорили: да. Профессора в университете говорили: да. Коллеги в один голос говорили: да. А результат? Неврастеник напечатал четыре книжки. А где мои? Даже Эстет, посредственность из посредственностей и паразит из паразитов, имеет мировую известность. А я? Кто узнал о моих способностях, кроме небольшого круга лиц, приложивших немало усилий к тому, чтобы этот круг не расширился? Впрочем, какое это имеет значение. Если уж делать открытие, так чтобы это было действительно нечто выдающееся. А из-за пустяков волноваться не стоит.
Неразрешимая проблема
Когда я был помоложе, говорит Физик, я тоже мечтал сделать выдающееся открытие и одним махом решить все проблемы: прославиться, обрести независимость и прочное положение, получить житейские блага и все такое прочее. Но потом я от этого отказался. Нет, не из-за того, что в наше время индивидуальные открытия невозможны в силу сложности познания как такового. Это — сказки. Такие открытия вполне возможны и фактически совершаются. Если, конечно, не принимать во внимание социальную среду науки. Такие открытия невозможны фактически, но — именно в силу законов социальной среды науки. Они невозможны социально, а если и совершаются фактически, мир об этом не знает, ибо в мир они приходят не как открытия отдельного гения, а как открытия крупных объединений, возглавляемых крупными чиновниками. В этом суть дела. Хотите, я вам расскажу по сему поводу одну коротенькую историю? Это не выдумка. Участники этой истории все живы. Одних вы знаете хорошо. Других — нет, ибо их знать не положено ибанцам. С главным героем этой истории мы вместе учились в институте и даже слегка дружили. Мы его звали Гением, причем — без тени юмора. Он был в высшей степени одаренный парень. Мы одновременно окончили аспирантуру, одновременно опубликовали первые статейки. Конечно, в соавторстве с руководителями и заведующими лабораторией. Нас обоих оставили в Институте. Началась скучная бесконечная
Мечта интеллигента
Порядочный человек
Ибанское общество внесло существенный вклад в общий социальный прогресс, породив особую категорию индивидов, невиданную ранее и не встречающуюся в обществах иного типа. Это — порядочный человек. Не то, чтобы раньше не было порядочных людей или нет их в других странах. Раньше их даже больше было, а в современных обществах иного типа их неизмеримо больше, чем в Ибанске. В Ибанске их может быть вообще нет. Но дело не в этом. Дело в особой социальной роли индивидов. Подобно тому, как в достаточно больших и устойчивых группах непременно несколько человек (обычно — один) выталкивается на роль добровольных шутов, так в социальных группах Ибанска один или несколько (чаще — один) индивидов выталкиваются на роль порядочного человека. Какие индивиды выталкиваются на эту роль? Разумеется, наиболее удобные и подходящие, умеющие извлечь из этой своей почетной роли ощутимую выгоду. Главное тут не в этом. Важно: какие зримые поступки регулярно совершают эти индивиды в этой своей роли и какова их скрытая социальная суть. Обычно сами порядочные люди и окружающие не осознают эту суть, что является одним из существенных проявлений самой этой сути. Порядочный человек совершает все те поступки, которые совершают прочие, но совершает их так, что на фоне этих прочих он выглядит воплощением доброты, чуткости, честности, смелости, принципиальности и прочих абстрактных добродетелей. Например, в некоторой группе громят индивида А. Все требуют закатить ему строгий выговор. Порядочный человек говорит, что можно ограничиться просто выговором. Не имеет значения, что индивид А ни в чем не провинился или даже заслуживает похвалы с абстрактной (буржуазной, конечно) точки зрения. Например — индивид А сказал, что Правдец — великий писатель. Или собирается некий Совет, на котором будут критиковать индивида В. Если кто-то заступится за В, он отделается пустяками. Порядочный человек возмущается тем, что ругают В, и обещает его поддержать на Совете. Но… он вдруг, к великому сожалению, заболевает и не попадает на Совет. А жаль, если бы он смог, все было бы иначе. Обычно порядочный человек потихоньку обделывает свои делишки. И обделывает их даже лучше, чем черносотенцы и реакционеры. Еще бы! Он получает вполне заслуженно, в отличие от них. Какова же реальная роль порядочного человека? Самим фактом своего существования он как бы говорит людям: глядите, у нас в Ибанске можно быть добродетельным и при том не страдать, а даже вознаграждаться! Кроме того (а может быть это главное), порядочный человек своим участием в разных организациях и свершениях как бы облагораживает последние, маскирует их подлинную суть. Индивида А выгнали с работы? Очевидно, не зря, раз порядочный человек В высказался за это. Такой-то журнал мразь? Не может быть, в редколлегию его входит такой порядочный человек, как В. Короче говоря, порядочный человек — одна из самых гнусных фигур в ибанском обществе. Именно порядочные люди прикрывают в глазах широкой публики гнуснейшие проявления ибанской жизни. Они не просто соучастники преступлений. Они надевают на последние маску добродетели или, в крайнем случае, печальной необходимости. Кроме того, они опасны. Они наносят удар в самое ответственное время и совершенно неожиданно, ибо ты надеешься на них, и тебе даже в голову не приходит, что это — самое уязвимое звено в твоей позиции. Начальство прекрасно отдает себе отчет в том, какую роль играют на самом деле порядочные люди, и в известных пределах поощряют их, даже специально выдумывают, если таковые не появляются по естественным законам социальной жизни. Они избираются во всякие Бюро, награждаются премиями, ставятся в пример и т. п. Случаи, когда порядочный человек эволюционирует в оппозиционера, практически исключены. Как только начальство замечает, что порядочный человек нарушает границы дозволенного, его немедленно ставят на место или вообще лишают данной роли. Как правило, с ним жестоко расправляются, ибо он для начальства — свой человек, почти что член их начальственной мафии. Его карают как предателя интересов мафии. Порядочные люди наряду с осведомителями и холуями образуют элементы неформальной системы власти в социальных группах ибанского общества. Обычно порядочные люди так или иначе сотрудничают с ООН. Таким образом, надо различать два смысла выражения «порядочный человек»: 1) человек, наделенный добродетелями; 2) человек, выполняющий указанную выше общественную роль. Можно быть первым и не быть вторым. Например, если ты не в коллективе, если коллектив аморфен и еще не обрел черты социального
целого, если место порядочного человека занято и т. д. Но, как правило, второй не, есть первый. Если первый начинает играть роль второго, это сразу замечают и принимают меры.А кто был я? Я себя считал порядочным человеком. Но, к счастью моему, я не попал на роль порядочного человека. А ведь мог. Если бы это место до меня не занял Эстет, непременно стал бы. Я же всего лишь человек. Да и роль эта весьма соблазнительна и выгодна. Вон — Эстет. Профессор. Доктор. Редактор всех сборников и монографий. Член всех Советов и Комитетов. Наверняка в этом году пройдет в Академию. А ведь все эти двадцать лет, какие я его знаю, пальцем о палец не ударил. Был, правда, у него один неприятный момент в его безоблачной жизни. Но он его стойко перенес. И по-прежнему процветает потихоньку. Эстет!… Любопытная фигура в нашей ибанской жизни. В нем есть что-то общее с Неврастеником. И я их иногда объединяю в одно лицо.
Исключение
В Ибанске, говорю я, невозможна большая художественная литература. Конечно, говорит Кандидат, невозможна. Попробуй, напиши! Все равно не напечатают. Дело не в этом» говорит Физик. Она невозможна не в силу запретов, а в силу отсутствия в самой ибанской жизни материала для нее. Великая литература предполагает высокий уровень духовности социально активной части населения. В Ибанске это — чиновничество, составляющее чуть ли не половину взрослого населения. А описывать образ жизни и психологию ибанского чиновника любого ранга все равно, что описывать образ жизни и психологию клопа. Может быть это интересно для зоопсихологии, но не для настоящего художника. Большая литература предполагает практически действующую нравственность в более или менее образованной части населения. Не демагогическую и пропагандистскую) а именно практически действующую. Например, всем известно, что безнравственно про себя думать одно, а говорить и писать публично другое. Для нравственного человека написать или сказать что-то против своей совести — драма. Это — материал для литературы. Для ибанца — это пустяк, привычное дело. И никаких переживаний. Здесь нет материала для литературы, ибо нет проблемы для самих индивидов. И так во всем. Но имеются же какие-то исключения, говорит Кандидат. Например, Неврастеник. Имеются, говорит Физик. Например — Неврастеник. Кстати сказать, он также близкий друг Дегенерата. Да, того самого ведущего специалиста по Теории Сверхнаучного Ибанизма. Они совместно книжку написали. По особому спецзаказу. Для умственно неполноценных дебилов. Книжку сразу перевели на все иностранные языки и продавали за валюту иностранцам. Конечно, Неврастеник — самая тонкая и сложная в психологическом отношении фигура в Ибанске. Помимо тех книг и статей, которые он печатал в самых надежных издательствах Ибанска и которые Ничем не отличаются от прочего ибанского дерьма на эту тему, он тайно сочиняет какие-то подпольные штучки. Он не может их не сочинять, ибо он — гений (это ему с детства долбила его сановная Мамаша и весьма крупный чиновник Папаша). Но он панически боится того, что нала их сочинять. А вдруг возьмут за жопу! Прощай тогда легкая работа (не бей лежачего, как говорят ибанцы) и хорошая (по ибанским масштабам) зарплата. Конечно, за его научные труды ему положено побольше. Не такой же он кретин, как его друг Дегенерат. Тот уже академик, а он… Ему вроде бы не светит. Хочется свои сочинения тиснуть где-нибудь на Западе и прогреметь (то что прогремит, в этом сомнения нет). И страшно. А вдруг схватят до того, как прогремишь, и мир не встанет на Защиту новоявленного гения. И так далее в таком духе. Но это и все. Всей психологии здесь максимум на страничку. Для большой литературы маловато. В Ибанске возможна только одна книга на уровне большой литературы: книга о том, что в Ибанске невозможна такай литература.
Страшновато от таких мыслей. А если подумать, Физик прав. Взять хотя бы мою жизнь. Как ни копай, больше, чем на страничку не накопаешь. Но на страничку-то наберешь! Так пусть эта страничка будет написана. Иначе нельзя будет накопить на вторую страничку. По-моему, Физик упустил из виду один важный момент. Духовность общества не есть нечто непосредственно производное от социальной основы. Она может накапливаться сама по себе и становиться необходимым элементом образа жизни. Просто накапливаться без основ и без причин. Как самостоятельная реальностью. Почему бы нет? Но высказать эту мысль Физику я не решился Он ее разгромил бы в две минуты, я это чуствую. Грустно.
Наши ночи
Ты помнишь ту идею реорганизации планового отдела, говорит Она. Директор за нее премию отхватил. А кто ее придумал? В нашей конторе, говорю я, только один человек способен здраво мыслить: это — ты. Представь себе, действительно я, говорит Она. А что я за это имею? Шишь с маслом! Он даже словом не обмолвился, подонок! Почему так бывает? И ты еще спрашиваешь, говорю я. Я три года работал над диссертацией, душу в нее вложил. Принес статью в Журнал. Конечно, провалили. Подходит потом ко мне один из членов редколлегии. Теперь это — крупная фигура. И предлагает сделать совместную статью на эту тему. Что делать? Согласился. Через пару месяцев без всякой редколлегии выходит статья. Смотрю — моя статья. Немного испорчена, но моя. И ничего сверх того. А подписана только одним именем. Но не моим, конечно. И только в конце в примечании мелким шрифтом сказано, что автор использовал некоторые мои материалы. Вот как бывает! Друзья и сослуживцы поздравляли меня: успех! Им даже в голову не пришло посочувствовать и сказать: грабеж. Никому, хотя все знали, что статья вся моя. После этого меня десять лет не пускали в старшие сотрудники. Этот великий ученый (читай — великий прохвост) везде говорил, что рановато. И имени моего не мог слышать без гримасы. А за что? Вор-то он, а 'не я. А все очень просто, говорит Она. Потому что он знает, что ты знаешь о том, что он вор. И все-таки все это я не могу никак понять.
Попробую объяснить тебе попроще, говорю я. Что сам понял, конечно. Вот возьми нашу контору и ту, что на проспекте Победителей. Наша занимается липовым, фиктивным делом. А та пока еще делает серьезное дело. Говорят, что так. Но какая между нами разница? Никакой!! Отсюда напрашиваются совершенно очевидные выводы. Надо различать производственную организацию группы людей и социальную. Социальная организация группы в ибанских условиях совершенно не зависит от производственной. Она есть функция только от числа индивидов и, может быть, от какого-нибудь престижного или иного ранга. Видимость зависимости социальной структуры группы и вообще социальной жизни (скажем, социальности) от производственной создается за счет того, что не различают официально установленные (узаконенные) социальное отношения и неофициальные. Например, бывают официально установленные группы в сорок человек с одним начальником (как у нас, ты же знаешь). Но неофициально такие группы фактически распадаются на подгруппы. Обратная же зависимость имеет место, т. е. производственные отношения тяготеют к социальным. Погляди на нашу контору. С чего мы начали и чем кончили? В конце концов и твоя гениальная идея была последним шагом на пути превращения нашей конторы в классически социальное образование. Так что все эти идеи насчет базиса, надстройки, производственных отношений и производительных сил и т. п., которые ты долбишь в своем Вечернем Университете Ибанизма, есть бред сивой кобылы. В применении к ибанскому обществу по крайней мере. А зачем же нас этому учат, говорит Она. Это уже другой вопрос, говорю я. Я еще сам в этом не разобрался. Правдец считает, что теория ибанизма — вздорная идеология. А ты, говорит Она. То, что это — идеология это для меня ясно, говорю я. А вот насчет вздорности и вредности — сомневаюсь. По-моему, к идеологии такие понятия вообще неприменимы. Не бывает вздорных и вредных идеологий вообще. Ты читал Правдеца, говорит Она. Неужели это все правда? Не берусь судить, насколько все это верно фактически, говорю я Но если был хотя бы один единственный человек, с которым расправились по методам Хозяина (т. е. в том стиле, как описано у Правдеца), появление книг Правдеца вполне оправдано с моральной точки зрения. Этот один имеет моральное право на такую месть. Это — моя точка зрения. А если их были миллионы?!…
Трагедия эмиграции
Хотя Правдеца, Двурушника, Певца и многих других давно выгнали из Ибанска, разговоры о них до сих пор образуют ядро духовной жизни интеллигенции. И мы говорим о них почти каждый день. А что за них беспокоиться, говорит Кандидат. Живут себе припеваючи. Печатаются. Выступают. Имеют успех. И живут… Не то, что мы. И все равно, говорю я, их судьба трагична. Надо различать трагизм как субъективное переживание и трагизм как оценку объективной судьбы. Литератор, например, переживает свою жизнь как трагедию, ибо Правдец одним ударом низвел его с пьедестала великого писателя до уровня полного ничтожества. Но судьба Литератора не трагична. Правдец — веселый жизнерадостный человек в любой ситуации. Но судьба его трагична. Почему? Когда он был здесь, к нему относились на уровне религиозного обожания. Пусть немногие. Но Правдец знал это и чувствовал. Состояние религиозности было адекватно его жизни, его целям, его продукции. Там — колоссальный успех. Но успех иного типа. Скорее, социальнополитический. А это чуждо ему. Религия, оторванная от породившей ее основы,
в наше время перерождается в политику. Она умирает, обретя силу. И он должен это почувствовать. Сила религии не в успехе, а в неудаче и слабости. Вы можете вообразить себе Христа, выступающего по телевидению и дающего интервью десяткам журналистов? Трагедия типа трагедии Правдеца в той или иной степени свойственна и прочим. У него — лишь в громадной степени и в чистом виде, То, что многие из них так или иначе ударяются в религию, не случайно. Религиозное сознание не есть заблуждение, Это — страдательная форма личностного самосознания. А в наше время эта форма самосознания неизбежно вырождается во что-то, противоположное ей. Все это пустая болтовня, говорит Кандидат, Это только затемняет суть дела. Какую, спрашиваю я. Суть дела именно в том и состоит, что люди сделали попытку рассказать правду о нашей жизни в прошлом и сейчас с целью как-то улучшить будущее если не себе, так детям, а на них накинулись как на врагов, частично уничтожив их, частично деморализовав и запугав, частично выбросив во вне. И не обнаружилось силы, способной защитить их. И нет такой силы ни вне Ибанска, ни в нем самом. Где же найти ее? Только в себе самом, в своей собственной душе. Религия и есть эта самая апелляция к своей душе. А слова «Бог», «вера» и т. п. — лишь языковое ее оформление. В этом нет ничего противоестественного. Это все поддается такому же строгому научному обоснованию и объяснению, как законы наследственности.