Записки о прошлом
Шрифт:
Ему вдруг показалось, что девушка заболела серьезно, а потому следует оставить надежду увидеть ее на следующий день. В голову прокрались мысли придумать головную боль и не пойти самому, но теснота четырех стен давила на него, еще больше сжимая опечаленное сердце, так что Александр поспешил собрать по памяти набор учебников на сегодняшний день и направиться по знакомой дороге. Зашел в школу и увидел ее, стоящую слишком далеко, чтобы заметить его появление. Ее окружала большая компания, по большей части знакомые Александра. Он почувствовал острую боль, когда увидел, как Лиза улыбается им и смеется над только что прозвучавшей шуткой. Казалось, что столь обворожительная улыбка может принадлежать только им двоим. Теперь Александр – один из многих, просто дежурный знакомый, не вызывающий негативных чувств, а поэтому достойный улыбки. Он подошел к ним, все поздоровались и продолжили общение с прежнего места. Юноша хотел вслушаться в разговор, уловить его смысл, чтобы стать полноценным участником беседы, но никак не получалось. Здесь он был лишним, хотя каждый из присутствовавших с уверенностью сказал бы что Александр – желанный гость и отличный собеседник, потому что они действительно так думали, а юноша просто не мог подобрать нужных слов, ведь стеснялся Лизы и не хотел говорить глупостей. Пришлось насочинять глупостей про ожидавшие дела и удалиться восвояси. Он отошел в туалет, включил воду, попытался вслушаться в ее течение и унять головную боль, с которой он в обнимку прошагал до этого момента. Она ударялась о стенки раковины и медленно стекала в отверстие посередине, чтобы начать свое бесконечно долгое (и немногим менее бессмысленное) путешествие. Поднимаясь от раковины, он задел емкость для жидкого мыла. Голова закружилась еще больше. Александр постарался вытереть кровь, но ничего не получилось. Зашел другой ученик. Пришлось отказываться от помощи и самостоятельно идти в медицинский кабинет, где вечно недовольная медсестра смазала рану йодом и приклеила пластырь. Думали о драке, после которой последовали бы бесконечные разбирательства с родителями, за которые никто не платил дополнительно, но слова «просто упал» подействовали подобно волшебному заклинанию, и все успокоились. В сущности, они бы поверили им при любых обстоятельствах, но репутация Александра
Она честно рассказала об услышанном Александру и попросила высказать свою версию событий, если таковая отличалась от вчерашнего пересказа. А что тут можно сказать в свое оправдание? Он действительно опоздал на урок, после чего перебил учителя, нарушив нормы субординации, покинул класс раньше времени, не дав ему сказать последнего слова. Не скажешь же директору, что влюбился в девушку и очень хотел поговорить с ней, а не оставаться в душном кабинете и слушать проповеди. В общем, Александр честно признался в содеянном. Она сказала, что «очень разочарована» его поступком, но «с учетом прежних заслуг» не будет применять никаких санкций, однако «крайне рекомендует» Александру проявить уважение к педагогическому составу. Он надел куртку, направился домой, как ему и порекомендовала медицинская сестра.
У мамы сегодня был выходной. Она весь день убиралась в доме. Потом ей позвонил директор, «с сожалением» сообщил о «продолжающимся» конфликте с учителями, который «зашел так далеко», что дальнейшее молчание «не представляется возможным». Мать тотчас позвонила отцу, ему пришлось идти в кабинет к начальнику, унижаться, просить отпустить его пораньше, обещать, что завтра он останется допоздна. А все ради того, чтобы сейчас Александр, уставший и вялый, пришел домой и увидел их за столом. Еды не было, горел свет, мама недавно плакала (она всегда излишне драматизировала) – Александр заметил это по красным глазам и выражению лица, хотя она (сильная и независимая женщина, которой пришлось самостоятельно зарабатывать на хлеб честным трудом с подросткового возраста, потому что отец пропивал все деньги, возвращаясь домой в сомнамбулическом состоянии, и засыпал, часто не добираясь до кровати) старалась скрыть это. Они попросили его присесть рядом, предложили ужин, от которого следовало отказаться в соответствии с правилами момента. Предчувствуя длинный разговор, мама достала стаканы и налила воды. Молчание. Все смотрят друг на друга, как шахматисты смотрят на игровую доску, оценивая свои шансы на победу и возможные ходы противника, стараясь понять логику его действий. Мама задает тон разговора. Сначала рассказывает о случившемся, а потом задает вопросы, специально подобранные таким образом, чтобы ответить можно было только молчанием. Так она обозначает, что уважает мнение сына, но все же хочет высказать свое. Конечно, каждый озвученный факт сопровождается выводами, которые можно сделать из этого поступка. За выводами следует глубокая цепочка случаев из прошлого, когда Александр провинился в похожем ключе, чтобы донести до юноши, что это – не исключение, а вошедшее в привычку правило. Подобно закатанным ошибкам в технике, его грубость и неуважение к окружающим стали неотъемлемой частью его жизни, так что он порой даже не замечает этого за собой (чтобы оправдать скудность найденных доказательств в подтверждение своей теории). После нескольких минут она резко оборвала разговор, посмотрела на подавленного Александра, который тоже не мог выдавить из себя ни слова, утопая под грузом ярости и чувства несправедливости, возникших у него за последнее время. Удивительно, как быстро люди забывают о былых заслугах. Достигая успеха в той или иной области, чувствуешь всеобщее уважение, но после первой же неудачи оказывается, что все окружающие не обращали внимание на твою доброту и заботу, а считали оплошности, чтобы однажды вспомнить о них в тот момент, когда человек становится особенно слабым, нуждается в защите и приятных словах гораздо больше, чем в момент триумфа. Александр победил на стольких соревнованиях исключительно благодаря упорству и целеустремленности, но никогда не позволял себе быть праздным, уважал соперников гораздо больше, чем себя самого, потому что они не выиграли. Он никогда не спорил, когда родители просили его заняться домашними делами. Хотелось пойти погулять с друзьями, но он послушно надевал фартук и мыл посуду без единой крамольной мысли. Его успеваемости и постоянному присутствию в школе (юноша редко болел, а о том, чтобы пропустить занятие без уважительной причины, не могло быть и речи. Всего пару раз получалось, что соревнования начинались во время уроков, так что он отпрашивался, многократно сожалея об этом) завидовали даже лучшие ученики. На протяжении нескольких лет он выслушал множество комплиментов от людей, порой ненавидевших друг друга, но совершенно согласных в уважении к юноше. Теперь же оказывается, что он не проявлял уважения к старшим, совсем перестал думать об учебе. Был перерыв на антракт. Не спрашивая его желания, мама положила ужин, приготовленный просто, но со вкусом. Она обладала особым умением готовить при скудном запасе продуктов, что отдаляло мысли о среднем достатке семьи. Было какое-то особое искусство в умении заменить недостающую строку рецепта на что-то более доступное, не меняя при этом вкус получившегося, которое было доведено до такого мастерства, что порой люди задумывались о причинах, по которым автор кулинарной книги не включил именно этот продукт, выбрав вместо него более дорогой. В конце концов, такие вопросы наводили на мысль о том, что любые книги по готовке пишут состоятельные люди, которые имеют великое разнообразие продуктов на своем столе и частенько забывают об их стоимости, что невозможно представить в большинстве домохозяйств – основных потребителей подобной литературы. Мама поставила тарелку перед Александром, который, честно говоря, изрядно проголодался, но ел скорее из желания принять предложение о перерыве, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
Когда с едой было покончено, он ожидал продолжения разговора. Мама уже задала определенный тон «беседы» (на самом деле монолога), так что юноша смог адаптироваться к нему и переживал гораздо меньше, чем в первые мгновения. Но тут отец, предварительно прочистив вечно сухой голос, ставший таковым из-за привычки к курению крепкого табака и долгой работы в громком месте, где приходилось кричать, чтобы донести необходимую информацию даже до того, кто находился в паре метров, вступил в разговор. И можно понять такое решение, если бы мысли этого человека различались со сказанным ранее, но родители как будто играли по одной партитуре, отличаясь друг от друга в своей мимикрии так малозначительно, как различается исполнение одной мелодии у двух начинающих дирижеров, не выработавших собственный стиль. Это было просто невозможно терпеть, как бы ни старался Александр войти в их положение. Он вновь прервал эту речь, сказал, что не может больше слушать и намерен уйти в свою комнату, если ему это не запрещается. Они ответили молчаливым согласием, он взял вещи, брошенные неподалеку, вышел. В комнате голова отдалась приступом боли, он сел на пол, не в силах дойти до кровати или кресла. Хотелось плакать, но глаза были сухи, как будто кто-то на небесах решил лишить его самого простого выхода из ситуации, ведь вместе со слезами от людей уходит боль и страдания. Его же оставили гнить изнутри с тем, что он чувствовал. В голове было слишком много всего, чтобы выделить нечто главное, что тревожило больше всего. И он опять подумал о Лизе. Не хотелось сразу представлять весь ее образ, так что он постарался воссоздать его с самого начала, как художник отражает внешность человека на холсте. Ему хотелось вырисовывать каждый изгиб тела, чтобы через мгновения отойти в воображении подальше и увидеть, как на месте опустошения и горя возникла самая красивая девушка в мире. Лиза была действительно прекрасна, но он довел замысел создателя до собственного, несуществующего идеала. Лиза его воображения была иррациональна, невозможна, по своей сути, он даже испугался бы, увидев такую девушку. Любил Александр ту, что недавно (хотя по мнению самого юноши с того времени произошло непростительно много событий, чтобы уместить их в отведенное количество суток, поэтому сейчас он готов был перестать верить всем измеряющим время механизмам, потому что они лгут, лгут нещадно и грубо) вошла в кабинет, но это не мешало ему создать собственную музу на ее основе, которая приходила бы в особенно романтичные моменты, вдохновляя своей близостью на творчество и новые свершения. Эта девушка стала спасением от отчаяния, неожиданным выходом из запертой комнаты, когда свеча надежды превратилась в жалкий огарок, который вот-вот догорит (стеарин дорогой, так что ты не покупаешь новую). Он назвал ее Елизаветой. Сел за письменный стол, достал листок бумаги и начал писать о своей любви к ней. Слова появлялись на бумаге поразительно легко, почти не приходилось останавливаться, чтобы подумать над формулировкой и продолжением мысли, ведь все выражения уже оформились в его сознании. Необходимо было только присмотреться внимательнее, чтобы отыскать их.
Письмо получилось очень чувственным, совершенно
не характерным для сегодняшнего дня. Оно было написано без корыстных соображений, не стремилось поразить получателя (тем более что его не существовало в действительности) красотой слога. Любовь в чистом виде, без дальнейшего плана, рациональных раздумий, не подчиненная законам логики, из-за чего особенно прекрасная. Эти строки стремились отразить недоступное Александру чувство, приближались к нему максимально близко, но никогда не пересекали черту, как гипербола не может достигнуть оси абсцисс в силу законов математики. Время прошло незаметно, на улице уже вечерело. Александр решил отдать письмо Лизе на следующий день, отложил его в сторону, чтобы ненароком не прочитать написанное, ведь в таком случае люди начинают сомневаться, находят ошибки и неточности, в стремлении исправить их делают новые, а потом, окончательно разочаровавшись, выкидывают листок в мусорную корзину и забывают о нем. Стремление к совершенству – бич начинающих писателей, загубивший множество талантов, которые теперь работают где-то еще или не работают вовсе, уже не вспоминая о возможности написать на бумаге что-то, кроме финансового отчета. Он взял в руки книжку, сборник юмористических рассказов Джерома К. Джерома. Читалось на удивление легко, сознание не цеплялось за неприятности прошедших дней, равно как и за моменты радости, а потому Александр с легкостью погрузился в атмосферу классических, добрых шуток, невинного балагурства, за которым сам юноша мечтал застать себя однажды в преклонном возрасте, чтобы в очередной раз убедиться, что жизнь кипит внутри, несмотря на года и морщины.На следующий день он пришел на кухню в абсолютной уверенности, что застанет там нечто похожее на то, что увидел вчера по приходе из школы, однако на столе стоял теплый завтрак, от которого поднимался слегка заметный пар. Очень хотелось поскорее сесть и насладиться трапезой, так что он забыл о предосторожности и приступил к еде. Вошла мама, села напротив сына и какое-то время молча наблюдала за ним. Александр с улыбкой поздоровался, давая понять, что находится в отличном расположении духа. Мяч был на стороне мамы, которая решила, что его хорошее настроение можно воспринимать в качестве готовности к раскаянию, а потому, выждав еще немного, понизила голос до ласкового и начала со слов: «Ведь ты знаешь, что был неправ»". Юноша понял, что допустил ужасную ошибку, согласившись на обозначенные правила игры, но исправлять ее не было желания, потому что его счастье могло развалиться в любой момент, а сегодня это чувство было особенно важно, ведь через час или около того предстояло отдать признательное письмо Лизе, что не подобает делать с угрюмым лицом и крамольной мыслью, поэтому он тихо, но безоговорочно прервал мать словом «Достаточно». Отодвинул тарелку от себя, взял приготовленные заранее вещи из комнаты и вышел настолько стремительно, что мама даже не успела одуматься, выйти из шокового состояния и окликнуть сына. Очнувшись, мама почувствовала себя особенно одинокой, чужой в собственном доме.
В компании новых друзей Лиза казалась очень счастливой, так что Александр замедлил шаг, взял у судьбы время на раздумье. Не хотелось нарушать ее душевного равновесия, но запечатанный конверт в рюкзаке добавлял чувства недосказанности, как будто вы утаили что-то в диалоге с любимой, так что было решено достать его заранее и все же поговорить с ней. Он вежливо поздоровался со всеми и, рассыпаясь в извинениях, увел девушку в сторону. Преамбула была до ужаса длинной, Александр ненароком рассказал всю историю собственной жизни в кратком содержании, несознательно пытаясь отдалить решающий момент. Часы показывали, что до начала урока оставалось совсем немного, он оставил несколько предложений за скобками и перешел к сути: «Знаешь, Лиза, мы знакомы совсем недавно, но даже за это короткое время у меня возникло чувство по отношению к тебе. Сказать о нем вслух не хватит мужества, а потому я передаю тебе это письмо. Я постарался быть до конца искренним с самим собой, а потому ничего не утаил и от тебя. Очень хочу, чтобы ты прочла его. Жду следующей встречи с трепетом и нетерпением». Слова были произнесены очень быстро. Он проглатывал окончания слов, не замечая этого за собой. Говорил на одном выдохе, чтобы не прерываться, не думать о построении предложений. Сказав это, Александр поспешил удалиться к своему классу, чтобы не показать, как трудно было совладать со своим волнением, совершенно ему не присущем. Горные лыжи – опасный вид спорта, что понимает каждый здравомыслящий человек перед спуском, однако многие так и не могут пересилить свой страх, а оттого навечно остаются в пределах простых трасс. Александр же постоянно самосовершенствовался, из-за чего раз за разом приходилось преодолевать недоступные раньше участки. В этом всегда помогала железная уверенность в успехе, подкрепленная длительной подготовкой и идеальной техникой. Он опасался за свою жизнь, но во время спуска никаких сентиментальных чувств не оставалось. Для них просто не было времени, ведь на большой скорости приходилось детально изучать каждый сантиметр одинакового на первый взгляд снежного покрова, чтобы ехать по идеальной траектории с максимальной безопасностью. И вот сейчас он чувствовал себя в чужой, непонятной ему стихии сомнений. Уверенности в том, что выбранная траектория действий является правильной, не было, равно как и возможности оперативно найти оптимальную. Он стоял на распутье, не имея никаких представлений о том, куда ведет каждая из дорог, из-за чего выбирать приходилось по косвенным признакам, которые никогда не были однозначны. Во время первых шагов, когда альтернативный вариант еще не скрылся из виду, хочется перейти туда, однако это тоже не принесет никаких изменений. В общем, было весьма неуютно.
Лиза, очевидно, прочла письмо, потому что самостоятельно нашла кабинет Александра и подошла к нему, чего он точно не ожидал. По выражению ее лица нельзя было сказать ничего определенного. Если не знать, что подобное проявление самостоятельности было противоположно первому впечатлению о девушке, то лишний раз задумываться о причинах, по которым она хочет к вам подойти, не стоит. В конце концов, школа живет своей размеренной жизнью, в которой одни учителя передают информацию другим, а те доносят ее до учеников, которых часто не бывает поблизости. Тогда они просят об этом других, так что Лиза сейчас вполне могла бы сказать о том, что нужно подойти к секретарю или охраннику, вот только около часа назад Александр вручил ей письмо, где писал о своей любви, которая не оставила места прежнему образу жизни. События последних дней только подтверждают, что существование больше невозможно.
Концепция его счастья напоминала ромб. В самом начале находилось базовое допущение о том, что он хочет продолжать жизнь и готов бороться за нее до конца, затем определялись важные для него элементы будущей жизни, при синергии которых счастье будет достижимо. Далее следовали пошаговые инструкции к достижению каждого из этих элементов. Был определен целый ряд трудностей и предстоящих проблем. Эта ступень – самая широкая часть ромба. Далее проблемы постепенно решались. В своем стремлении к счастью Александр переходил на следующую строчку алгоритма, где задач становилось гораздо меньше из-за неизбежного приближения финала. Наконец, все линии сходились в одну, самую верхнюю точку ромба, где зиждилось счастье как таковое.
Теперь фигура была разрушена с основания. Аксиома опровергнута, так что дальнейшие попытки строительства не приводили к успеху. Он больше не хотел жить. Теперь на месте выстроенной линии поведения был хаос, в котором не действовали прежние законы, а человек не мог упорядочить его в силу отсутствия фундамента. Строения держались какое-то время, но счастье – слишком многоэтажная конструкция, так что все попытки вновь построить его разваливались, утопали в грязи.
Дальнейшая жизнь без близости с Лизой не имела никакого смысла. Все свершения казались пустыми, если о них нельзя было рассказать любимой девушке за чашкой чая, согревающего в зимние вечера. Она была его счастьем, хрупкой девушкой, при виде которой Александр таял на глазах. Его грубоватые черты становились заметно мягче, потому что нельзя было не ответить улыбкой на ее приветственный взгляд. Возможно, она станет учительницей, а он – профессиональным спортсменом, владельцем сети магазинов горнолыжной одежды, которая будет основана благодаря его собственному опыту многолетнего взаимодействия с ней. На рабочем месте придется быть принципиальными, справедливыми, но не терпящими слабости, однако по мере приближения к дому оба будут забывать о собственном имидже и подчиняться приказам любящих сердец. По дороге домой он видит витрину магазина и купит ей украшение только потому, что оно так прекрасно дополнит ее каждодневный образ. Она в этот день вернется пораньше, приготовит ужин не из-за того, что не хватает денег на ресторан, а из-за желания сделать приятно любимому, который, знает она, хочет домашнего тепла и уюта. Дверь откроется, Лиза будет одета очень просто (свой дорогой костюм девушка давно повесила в дальний шкаф), именно такой она больше всего нравится Александру, хотя тот любит ее без памяти в любой одежде или без нее совсем. Специально не будет спешить, чтобы он успел закрыть за собой дверь и обернуться к ней. Обовьет руками его шею, нежно поцелует и только потом чуть отстранится, чтобы сказать свое «привет, милый». Александр достанет украшение и протянет ей, она, как всегда, засмущается, покраснеет немного, начнет даже: «Не стоит…», – но он ее прервет своим: «Даже не хочу слышать. Для меня это не меньший праздник, чем для тебя». Тогда они пойдут на кухню, будут наслаждаться длительностью ужина, медленно опустошая бокалы вина и рассказывая о событиях прошедшего дня без всякой агрессии, как будто все сложности происходили с их знакомыми, но никак не касались их самих. Потом они возьмут бокалы, выйдут на балкон и станут смотреть на то, как капли дождя падают на асфальт и медленно стекают вниз. Ведомые дуновениями прохладного ветра, влюбленные прижмутся друг к другу. От ее волос будет пахнуть улицей, а от его шеи – мужскими духами, которые Лиза сама выбирала пару месяцев назад, представляя подобные моменты. Они займутся любовью в этот вечер. Обнаженная Лиза готова отдать ему всю себя, предоставляет Александру полную свободу действий, но он не жаден. Он будет очень нежен, как и всегда страшась за ее хрустальную хрупкость.
Вся жизнь будет состоять из множества дней, таких же прекрасных, как этот. Они будут грустить в командировках, просматривать совместные фотографии по дороге на работу. Потом встретятся у аэропорта с такой нежностью, как будто не видели друг друга несколько лет, а не недель. Они не будут думать о детях, наслаждаясь полной принадлежностью друг другу. Два человека – это слишком прочный союз, чтобы допускать кого-то в очерченный мелом круг.
Все эти годы пролетели перед глазами Александра за несколько секунд, когда Лиза преодолевала последние метры коридора. С такого близкого расстояния было проще увидеть, что девушка очень расстроена и еле сдерживает слезы. Оказалось, что у нее уже есть молодой человек, с которым она недавно начала отношения. Друг Александра, с которым они вместе бегали до автобуса и укрывались под одним зонтом, когда шел дождь. Бессмысленность слов, невозможность мышц лица отразить внутренние чувства, а потому молчание длинною в бесконечность. Он садится на кафельный пол, закрывает глаза руками, потом поднимает голову вверх и молча смотрит, как муха доживает остатки своих дней внутри лампы. Лиза не переходит границу дозволенного друзьям (без чего невозможно повлиять на состояние юноши), но при этом не уходит, понимая тяжесть его положения. Просто стоит рядом, ничего не говорит, боится даже дышать громко. Он встал, собрался с силами, сказал, что глубоко опечален этой новостью, но при этом не винит девушку и желает ей счастья.