Записки о Шерлоке Холмсе. Красное по белому

Завершив успешно этот труд, я, узнав, что в Лондоне остается только один из моих врагов, собирался вернуться на родину, когда меня заставило поспешить известие об этой замечательной парк-лейнской тайне, которая не только сама по себе увлекает меня, но с ней связаны, по-видимому, совершенно особенные, лично меня касающиеся обстоятельства. Я тотчас же приехал в Лондон, явился собственной персоной в квартиру на Бейкер-стрит, поверг миссис Хадсон в неистовую истерику и увидел, что Майкрофт сохранил мои комнаты и мои бумаги в том самом порядке, в каком они были и раньше. Таким образом, милый Ватсон, я сегодня в два часа дня очутился в своем кресле в своей собственной комнате, и у меня было только одно желание – увидеть моего старого друга, Ватсона, сидящего в другом кресле, которое он так часто украшал.

Такова была замечательная повесть, которую я жадно слушал в этот апрельский вечер. Повесть эта показалась бы мне совершенно неправдоподобной, если бы она не подтверждалась действительным созерцанием высокой худой фигуры и проницательного живого лица, которое я не надеялся больше увидеть на этом свете.

Холмс какими-то путями узнал о моей печальной утрате и выказал сочувствие скорее своим обращением, чем словами.

– Работа – лучшее противоядие против горя, милый Ватсон, – сказал он. – А у меня припасена для нас обоих работа на сегодняшнюю ночь, которая, если будет удачно выполнена, может сама по себе оправдать существование человека на земном шаре.

Напрасно молил я его сказать мне больше.

– До наступления утра вы услышите и увидите достаточно, – ответил он. – У нас достаточно материала для разговора о трех истекших годах. Нам хватит его до половины десятого, когда мы отправимся на поиски приключений в пустой дом.

Мне живо вспомнилось доброе старое время, когда в половине десятого я сел возле Холмса в кеб с револьвером в кармане и с ожиданием приключений в сердце. Холмс был холоден, угрюм и молчалив. Когда луч от уличного фонаря упал на его строгие черты, я увидел, что брови его были насуплены и тонкие губы сжаты – признак глубокой думы. Я не знал, за каким диким зверем в чаще преступного Лондона мы собрались охотиться. Но поведение первостатейного мастера-охотника убедило меня, что приключение будет крайне серьезное, между тем как язвительная улыбка, прорывавшая по временам аскетичную мрачность его лица, предвещала мало хорошего для предмета нашей охоты.

Я думал, что мы поедем на Бейкер-стрит, но Холмс остановил кеб на углу Кавендиш-сквер. Я заметил, что, выйдя из экипажа, он испытующе оглянулся направо и налево и на каждом углу всячески старался убедиться, что никто не следит за ним. Наше путешествие было поистине странное. Знакомство Холмса с окольными путями Лондона было необыкновенное, и теперь он быстро и уверенно шел через целый лабиринт конюшен и сараев, о существовании которых я и не подозревал. Наконец мы вышли на небольшую дорогу, окаймленную старыми мрачными домами, которая привела нас на Манчестер-стрит, а оттуда на Бландфорд-стрит. Здесь Холмс живо повернул в узкий проход, прошел через деревянные ворота в пустынный двор и затем отпер ключом заднюю дверь одного дома. Мы вошли, и он запер дверь.

Было темно, как в колодце, но для меня стало очевидным, что мы находимся в необитаемом доме. Голый пол скрипел под нашими ногами, и, протянув руку, я коснулся стены, на которой клочьями висели обои. Холодные тонкие пальцы Холмса сжали мою кисть и повели меня по длинной передней, пока я, наконец, не увидел тусклый свет полукруглого окна над дверью. Тут Холмс повернул направо, и мы очутились в большой квадратной пустой комнате, очень темной в углах, но в центре слабо освещенной уличными фонарями. Поблизости не было никакой лампы, и окно было густо покрыто пылью, так что мы едва различали друг друга.

Мой товарищ положил мне руку на плечо и, приложив губы к моему уху, шепнул:

– Знаете вы, где мы находимся?

– Это, наверное, Бейкер-стрит, – ответил я, всматриваясь в тусклое окно.

– Верно. Мы находимся в доме Комден, который стоит напротив нашей старой квартиры.

– Но зачем мы здесь?

– Потому что отсюда такой вид на это живописное здание. Могу я попросить вас, милый Ватсон, подойти немного ближе к окну? Только будьте крайне осторожны, чтобы не обнаружить своего присутствия, а затем взгляните вверх на нашу старую квартиру, место рождения стольких ваших волшебных сказок. Посмотрим, лишился ли я за эти три года прежней способности преподносить вам сюрпризы.

Прокравшись вперед и посмотрев на знакомое окно, я разинул рот и вскрикнул от удивления. Штора была спущена, и комната была ярко освещена. Тень мужчины, сидящего на стуле, выделялась резким черным силуэтом, подобным тем, которые так любили вырезать наши дедушки. Это был точный силуэт Холмса. Я был поражен и протянул руку, чтобы убедиться, стоит ли Холмс возле меня. Он трясся от сдержанного хохота.

– Ну? – спросил он.

– Боже мой! – воскликнул я. – Это удивительно!

– Надеюсь, что мое бесконечное разнообразие не увядает и не изнашивается со временем, – сказал он, и я услышал в его голосе радость и гордость, ощущаемую художником при виде своего творения. – Не правда ли, похоже на меня?

– Я готов был бы поклясться, что это вы сами, милый Холмс.

– Честь исполнения принадлежит Оскару Менье из Гренобля, который в несколько дней отлил эту фигуру. Это бюст из воска. Остальное я сам приспособил сегодня, во время своего пребывания в квартире на Бейкер-стрит.

– Но для чего это?

– У меня были самые веские причины желать, чтобы некоторые люди думали, будто я там, когда я в другом месте.

– Вы полагаете, что за квартирой следят?

– Я знал, что за ней следят.

– Но кто же?

– Мои старые враги, Ватсон, прелестное общество, руководитель которого лежит на дне Рейхенбахского водопада. Не забывайте они, и только они одни знают, что я еще жив. Они полагали, что рано или поздно я возвращусь на свою квартиру. Они беспрерывно следили за ней и сегодня утром видели, как я приехал.

– Откуда вы знаете?

– Потому что, выглянув из окна, я узнал их человека. Это довольно безобидный малый по имени Паркер, душитель по ремеслу и замечательный виртуоз в игре на органе. Мне он совершенно безразличен. Несравненно важнее страшная личность, скрывающаяся за ним, сердечный друг Мориарти, человек, бросавший камни с утеса, самый хитрый и опасный из лондонских преступников. Этот-то человек, Ватсон, охотится сегодня ночью за мной и совершенно не подозревает, что мы теперь охотимся за ним.

Планы моего друга постепенно выяснялись. Из этого удобного убежища мы следили за нашими преследователями. Черный силуэт наверху был приманкой, а мы были охотниками. Мы молча стояли в темноте и наблюдали за фигурами, быстро проходившими по улице. Ночь была холодная и бурная, ветер резко свистел вдоль улицы, и большинство прохожих подняли воротники и были закутаны шарфами. Мне показалось, что раз или два я видел одну и ту же фигуру, и я особенно приметил двоих, которые как будто укрылись от ветра в подъезде одного дома, на некотором расстоянии от нашего. Я попытался обратить на них внимание моего товарища, но он издал легкий возглас нетерпения и продолжал смотреть на улицу. Он не разтопал ногами и быстро постукивал пальцами по стене. Было очевидно, что ему становилось не по себе и что его планы не выполняются в точности так, как он надеялся.

Наконец, когда время было уже близко к полуночи и улица постепенно опустела, Холмс зашагал по комнате в сильном волнении. Я собирался сделать какое-то замечание, как вдруг поднял глаза и снова был изумлен. Я схватил Холмса за руку и указал наверх.

– Тень шевельнулась! – воскликнул я.

И действительно, к нам был обращен уже не профиль фигуры, а ее спина.

Три года не смягчили, конечно, вспыльчивый характер Холмса и его нетерпеливое отношение к уму, не столь быстрому, как его ум.