Записки о Шерлоке Холмсе

Наш клиент ждал нас на платформе. Как только мы вышли из вагона, он бросился к нам, и в свете станционных ламп мы увидели, что он очень бледен и крайне взволнован.

– Они все еще там, мистер Холмс. – Грант Мунро схватил моего друга за рукав. – По дороге сюда я видел свет в окнах. Нужно разобраться во всем раз и навсегда.

– Вы уже решили, что делать? – спросил Холмс, когда мы вышли на темную, обсаженную высокими деревьями проселочную дорогу.

– Я ворвусь в дом и выясню, кто там прячется. И я бы хотел, чтобы вы при этом присутствовали как свидетели.

– И вы готовы сделать это, несмотря на уверения жены, что для вас же будет лучше не раскрывать ее тайну?

– Да, готов.

– Ну что ж, по-моему, вы имеете на это право. Правда, какой бы она ни была, всегда лучше, чем неопределенность и сомнения. Сразу же идите наверх. Конечно, наши действия идут вразрез с законом, но, думаю, игра стоит свеч.

Вечер выдался темным. Моросил дождь. С главной дороги мы свернули на узкую, изрезанную глубокими колеями проселочную дорожку, обсаженную с обеих сторон густыми кустами. Мистер Грант Мунро уверенно шагал вперед, и нам не оставалось ничего другого, кроме как молча следовать за ним, стараясь не отставать.

– Это мой дом, – прошептал он, показав на огонек, поблескивающий между ветвями деревьев. – А вот это коттедж, в который я собираюсь войти.

Проселочная дорога, сделав крюк, вывела нас к зданию. Желтый луч, скользящий по черной земле, указывал на то, что дверь коттеджа приоткрыта. Одно из окон на верхнем этаже было ярко освещено. Вдруг по занавеске, закрывавшей окно, промелькнуло темное пятно.

– Вот это существо! – воскликнул Грант Мунро. – Видите, там кто-то есть! Идите за мной, сейчас все узнаем.

Мы подошли к двери, но в эту секунду откуда-то сбоку из тени вышла женщина и ступила на светящуюся золотую дорожку. В темноте я не мог разобрать ее лица, но увидел, как она молитвенно сложила руки.

– Ради всего святого, не делай этого, Джек! – вскричала она. – Я чувствовала, что ты придешь сюда этой ночью. Подумай еще раз, дорогой! Доверься мне, и тебе никогда не придется жалеть об этом.

– Я слишком долго тебе верил, Эффи! – взвился Грант Мунро. – Отойди от меня! Я должен пройти! Я с моими друзьями собираюсь покончить с этим раз и навсегда!

Сильным движением руки он отодвинул жену в сторону и устремился к дому, мы последовали за ним. Когда Грант Мунро рывком открыл дверь, навстречу ему выбежала другая женщина и попыталась загородить собою проход, но он оттолкнул ее, и в следующую секунду мы уже бежали вверх по лестнице. Грант Мунро ворвался в освещенную комнату на втором этаже, а следом за ним и мы.

Это было небольшое, но уютное, со вкусом обставленное помещение. Его освещали две зажженные свечи на столе и две на камине. В углу, склонившись над письменным столом, сидела маленькая девочка. Лица ее рассмотреть мы не могли, потому что, когда мы влетели в комнату, оно было направлено в другую сторону, зато мы увидели, что на ней красное платье и длинные, по самые рукава белые перчатки. Когда девочка быстро обернулась на шум, от удивления и страха я вскрикнул. Лицо ее было жуткого мертвенно-бледного цвета и казалось застывшим, словно вылепленным из глины. Но в следующую секунду загадка разрешилась. Мы услышали смех Холмса. Он шагнул к девочке, провел рукой у нее за ухом, маска соскочила, и нашим взглядам открылось черное как уголь лицо маленькой негритянки. Она, приоткрыв рот, в котором сверкали белоснежные зубки, удивленно взирала на наши перекошенные от изумления физиономии. Видя невинное выражение ее лица, я тоже рассмеялся, но Грант Мунро стоял неподвижно, вцепившись рукой в горло.

– Боже мой! – вскричал он. – Что это значит?

– Я объясню, что это значит. – В комнату решительно вошла его жена. Губы ее были плотно сжаты, голова гордо поднята. – Как ни пыталась я отговорить тебя, ты все же поступил по-своему, и теперь нам двоим предстоит решить, что делать дальше. Мой муж умер в Атланте. Но ребенок выжил.

– Твой ребенок?

Она взяла в руку большой серебряный медальон, висевший у нее на шее.

– Я никогда не открывала его при тебе.

– Я не знал, что он открывается.

Миссис Мунро нажала на пружинку, и крышка медальона отскочила в сторону. Внутри оказалась фотография удивительно красивого, интеллигентного вида мужчины, черты лица которого безошибочно выдавали в нем потомка выходцев с черного континента.

– Это Джон Хэброн из Атланты, – сказала леди. – И более достойного мужчины эта земля еще не видела. Я отказалась от своей расы, чтобы выйти за него замуж, и, пока он был жив, ни разу не пожалела о своем поступке. Нам не повезло, что в нашем ребенке взяли верх признаки его расы, а не моей, но такое часто случается. Маленькая Люси намного темнее, чем был ее отец. Но, какой бы она ни была, хоть темной, хоть светлой, это моя доченька, моя кровинка.

При этих словах девчушка подбежала к женщине и уткнулась личиком в ее платье.

– Я оставила ее в Америке лишь потому, – продолжила миссис Мунро, – что у нее было слабое здоровье и перемена климата могла повредить ей. Я доверила Люси преданной служанке-шотландке. Никогда, ни на секунду у меня и в мыслях не было отказаться от ребенка. Но когда мы с тобой встретились, Джек, и я поняла, что люблю тебя, я побоялась рассказать тебе о Люси. Да простит меня Бог, я боялась потерять тебя, и у меня не хватило смелости во всем признаться. Мне пришлось выбирать между тобой и ею, и по своей слабости я отвернулась от моей девочки. Три года я скрывала от тебя ее существование, но поддерживала связь с няней и знала, что с Люси все в порядке. В конце концов мне так захотелось увидеть дочь снова, что я не выдержала. Понимая, что это опасно, я все же решилась привезти ее сюда, хоть на пару недель. Я выслала няне сто фунтов и дала ей указание снять коттедж, чтобы, когда они приедут, все выглядело так, будто я не имею к новым соседям никакого отношения. Из осторожности я даже велела ей днем не выпускать ребенка на улицу и закрывать личико и ручки Люси, чтобы по округе не пошли слухи о том, что здесь поселился чернокожий ребенок. Может быть, было бы лучше, если бы я не так осторожничала, но от страха, что ты узнаешь правду, я потеряла голову.

Ты первый сказал мне, что в коттедже кто-то поселился. Мне стоило дождаться утра, но от волнения я не могла заснуть, поэтому ночью, зная, как крепко ты спишь, поднялась и тихонько вышла из дому. Но ты заметил, что я выходила, и это стало началом моих бед. На следующий день моя тайна оказалась в твоих руках, но ты проявил благородство и не стал допытываться. Через три дня няня с ребенком едва успели выскочить через заднюю дверь, когда ты вломился в дом. Теперь ты знаешь все, и я спрашиваю тебя, что будет с нами, с ребенком и со мной?

Сцепив руки, миссис Мунро замерла в ожидании ответа.

Прошло долгих десять минут, прежде чем Грант Мунро нарушил молчание, и мне до сих пор доставляет удовольствие вспоминать его ответ. Он поднял девочку, поцеловал и, держа ее одной рукой, вторую протянул жене.

– Давай поговорим об этом дома, там ведь намного уютнее, – сказал он и повернулся к двери. – Я не идеальный человек, Эффи, но и не подлец.

Пока мы всей компанией шли по дороге, Холмс взял меня за рукав.

– По-моему, – шепнул он, – мы нужнее в Лондоне, чем в Норбери.

Больше об этом деле он не обмолвился ни словом до самого позднего вечера.

– Ватсон, – повернулся Холмс ко мне, когда с зажженной свечой в руке открывал дверь своей спальни, – если вы когда-нибудь заметите, что я начинаю задирать нос или уделяю какому-либо случаю меньше внимания, чем он того заслуживает, просто шепните мне: «Норбери». Я буду вам бесконечно благодарен.

Дело III Биржевой маклер

Вскоре после женитьбы я приобрел практику в Паддингтоне. Старому доктору Фаркару, у которого я ее купил, она когда-то приносила весьма неплохой доход, но возраст и приступы пляски святого Витта [14] , которыми он страдал, значительно уменьшили количество его клиентов. Люди обычно считают (и их можно понять), что тот, кто врачует других, сам не имеет права болеть, и скептически относятся к доктору, лекарства которого не могут исцелить его самого. Так что мой предшественник слабел, а с ним слабела и его практика. К тому моменту, когда я ее купил, доход постепенно снизился с двенадцати до трех с небольшим сотен в год. Но я тогда был молод, уверен в себе и полон сил, поэтому считал, что в течение пары лет сумею вновь сделать паддингтонскую практику такой же прибыльной, какой она была в лучшие годы.

14

Пляска святого Витта – устаревшее название хореи (от греч. chorеia – пляска) – нервной болезни, проявляющейся в быстрых, непроизвольных, несдерживаемых подергиваниях рук и ног.