Записки одессита
Шрифт:
– Вот, на меня напали хулиганы, арестуйте их немедленно! – и сует какую-то корочку. На что ему сержант отвечает:
– Вы пьяны.
– Вы не понимаете, что происходит! Наберите такой-то номер!
– Я не буду набирать. Вы пьяны!
И тут я достаю свои документы, тычу менту и начинаю проникновенным голосом рассказывать:
– Я такой-то и такой-то, кандидат наук, вот у меня командировочное удостоверение, еду в в/ч по оборонной программе (а я работал действительно тогда с министерством обороны), вот мой старший научный сотрудник, а этот человек на нас напал, он пьян. И сержант говорит нам тихо:
– Пацаны, валите отсюда.
Мы заходим в гардероб, одеваемся, оглядываясь на ПМГ – она стоит прямо у ресторана, –
– Егор жестоко пожалеет, что он моего мужа избил.
А Маргоша была тогда на выезде, уже документы собрала. И я решаю: надо уходить. И спрятаться так, чтобы даже Маргоша не знала, где я, – на случай если ее возьмут за одно место и начнут давить. Она же знает все мои явки… И мы выходим на улицу: февраль, полвторого ночи, денег – два рубля на двоих… Ехать нам в Москве некуда, нет таких мест… Я делаю слабую попытку, звоню одной подруге, которую давно не видел, – ее муж был кинорежиссер, причем так себе, а отец его – какой-то начальник на Мосфильме: мафиозная девка, Никиту знала и всех. Попытка и правда слабая, после долгой разлуки, да еще в два часа ночи…
– Надь, – говорю, – можно я к тебе приеду переночевать? С товарищем? У нас с ним тут такие дела, что у тебя могут быть проблемы с комитетом.
Она молчит три секунды и говорит:
– Ты чего, с ума сошел? Ты мне два года не звонил… И потом, я не одна.
Я повесил трубку и думаю: блядь, куда ехать? Некуда… Короче, я подумал: а позвоню-ка я Лиде.
– А нельзя ли к тебе приехать? С товарищем причем?
– Ты пидорас! Пошел на хуй!
– Я предупреждаю, что у тебя могут быть сложности с КГБ. – И в этот момент я ощутил себя серьезным диссидентом уровня Сахарова…
– А, так? Тогда пошли они на хуй! У меня там все схвачено. Приезжай!
Мне было очень страшно, а она такая смелая… Может, потому, что тогда она уже знала, а я еще нет, что майор был не совсем кэгэбэшный, а пожарный. (Жена же его была стюардессой вполне себе международных по теперешним понятиям авиалиний – летала в Армению.)
Приехали к Лиде в полтретьего. Проспались, а утром она говорит:
– Пацаны, отслужить придется.
– А что такое?
– Слушай, сейчас приехала одна итальянка клевая в Москву, и я должна ее развлекать, я ж ответственная за всю Италию. Вы в этом поучаствуете, причем будете башлять.
Настоящая фарцовщица… Так мы добрались до денег, которые Фролов копил на покупку «Жигулей», мы распороли подкладку, в которую они были зашиты, и я ему потом три года отдавал долг, мы впополам пошли тогда по тратам. Короче, вечером мы приезжаем в очень клевый ресторан – в Дом композитора. Садимся за стол: я с Фроловым, Лида, еще какая-то экстравагантная девка, которая перед перестройкой стала очень известной в России; звали ее Света Виккерс, помню, она была в какой-то странной шляпе – и эта итальянка, Жанетт. Ей было тогда под сороковку, она постарше меня, но красивая, sexy. И вся в бриллиантах, в которых я тогда не разбирался.
Лида в тот вечер вела себя как последняя скотина. Она заказала много всего и после, когда мы уходила, сказала Фролову:
– Купи икры черной двести грамм.
И это она сказала человеку, который бе– ден как мышь и долго
собирал деньги на машину со всех своих потрепанных родственников!Приносят икру, а это 800 долларов. Ну, то есть рублей… А я в половине, я в доле всего, что покупается!
Мы сидели рядом с Жанетт, выпивали… И я почувствовал, что у меня с этой толстоватой теткой, с которой мы даже поговорить не можем – языков же не знаем, ни я, ни она, – возникает то, что называется chemistry – я этот термин после в Штатах узнал.
Короче, мы сидим, гуляем, а после едем на квартиру то ли к Лиде, то ли к Свете, то ли кофе выпить, то ли перекусить… И начинается вот эта история в моей жизни с того, что мы с Жанетт идем в ванную и с ней там ебемся. Ну, не сразу идем, не откровенно, есть же приличия, – мы сперва сели, кофе пьем. Потом я пошел в туалет или руки помыть… Потом она пришла. Не могла она не прийти! Ну, что тут рассказывать? Нельзя было разойтись нам просто так… Когда я с ней зашел в ванную, я понял, что Жанетт очень большая, что у нее нет талии, у нее сиськи безразмерные, но она была одна из самых сладких женщин моей жизни. Такое было со мной всего раза три за всю жизнь. И она в тот вечер была совершенно фантастическая! Несмотря на то что я стал все неправильно делать: ну естественно, где там в советской ванной развернуться? Я ее трахал, трахал и чувствую, что сейчас произойдет все, оно и произошло; про Монику Левински тогда никто не слышал, для меня это было открытие, хотя я был опытный довольно пацан. Я еще хотел ее трахать, силы были, но народ стал колотиться в дверь с какими-то гнусными репликами – эти суки прожженные, которые торговали шмотками… Выходим из ванной… И эти фарцовщики смотрят на нас. Конечно, они понимали, что мы там ебались, само собой, но глаза у них особенные, такие, будто они понимают, что мы приобщились к чему-то такому, чего они не знали, это было очевидно.
Я проводил тогда Жанетт до гостиницы «Украина», где она жила. Мы целовались с ней на ступеньках так, будто я – ебаный Ромео, а она – fucking Джульетта. Все было так красиво, будто не было ни минета, ни ебли этой в дешевой советской ванной… Я проводил ее, и утром она улетела. И через пару месяцев стала слать мне посылки какие-то; она была очень серьезная девушка…
Мне Лида потом рассказала:
– Эта тетка очень серьезная, она секретарь президента «FIAT», живет в городишке Иврия, знает семь языков и влюбилась в тебя дико. Тебе надо с ней поддерживать отношения…
Что интересно, я испугался. Не того, что вот у меня история с итальянкой, а я человек семейный, второй раз уже. А того я испугался, что КГБ возьмет меня за жопу. Я откручивался от этого, увиливал… И эта история вроде как умерла.
Потом прошло шесть или семь лет, я развелся со второй женой, а с третьей решил эмигрировать. Как все, я купил через посредников стандартный набор джентльмена: самовары, матрешки, бинокли, костюмы, икра черная. Все это покупали люди, когда уезжали. Сейчас смешно говорить про эти жалкие самовары, про те дешевые костюмы… Перед самым отъездом я решил навестить Лиду. Пытаюсь ее найти, звоню, ее нигде нет, мне говорят, что она уехала в Дагомыс и неизвестно когда вернется. Когда я приезжаю в Италию, меня там находит Лида, она звонит и говорит:
– Ты, пидорас, куда пропал?
– А ты что, из Дагомыса звонишь?
– Какой Дагомыс, это я своим тупым родителям так наврала… Я уже в Италии живу, – она эмигрировала уже, выехала за полгода до меня. – Я ж специалист по всему итальянскому. Ха-ха. А ты, скотина, приехал в Италию и даже не позвонил Жанетт!
У меня, конечно, был ее телефон. Но со времени нашей встречи с Жанетт ситуация кардинально поменялась, потому что в то время я был счастливо женат. Что это такое, мне вам сложно объяснить. И все-таки я решил позвонить Жанетт – спустя семь лет. Я стал ей что-то рассказывать на своем очень плохом английском. Она сказала: