Записки падшей ведьмы

— Ага, есть.

— Ну вот туда, милый друг, и направимся. Хочу покататься на карусельках!

— Чего? — с веселым недоумением воззрился он на меня. — Тебе сколько лет — то, детка?

— Много! — ответила я. — Столько не живут! Но ты не вредничай, карусельки — это классно!

— Ну как скажешь! — усмехнулся он.

И мы поехали на карусельки.

Домой мы в тот день попали только после полуночи. Тихо-онечко прошмыгнули в маленькую калитку сбоку, я посмотрела на темные окна дома и несчастно бормотнула:

— Папенька твой нам щаз ка-ак задаст!

— Он теперь только утром встанет, — ободряюще сказал Дэн. — А вот ужин на сегодня мы точно пропустили, у нас с этим строго. Отец страшно не любит, когда кто опаздывает к ужину, аж трясет его.

— Да фиг с ним, — отмахнулась я. В горсаде мы объелись мороженым, так что вопрос ужина меня совершенно не волновал.

Мы на цыпочках зашли в дом. В темноте мерно тикали часы, а в остальном — дом словно вымер. У порога я споткнулась обо что — то и с приглушенным писком полетела на Дэна.

— Тсс, — он поймал меня, прижал к себе и шепнул: — Не ушиблась?

— Неа, — шепнула я, почти касаясь губами его уха.

Он слегка вздрогнул, но не отстранился.

— Ты знаешь, какую мне комнату отвели? — снова шепнула я, заботясь, чтобы мое дыхание непременно согрело его кожу.

— Нет, — слегка хрипло ответил он. — Так это не проблема, займешь любую из гостевых.

Мы еще немного постояли в темном холле, освещаемом тусклым светом прогоревшего камина в дальнем углу, и наконец я разжала его объятия. Хотя видит Бог — мне этого не хотелось. С ним было очень уютно и тепло.

— Покажи мне комнату, — попросила я.

— Пойдем, — кивнул он.

Он привел меня на второй этаж и открыл ближайшую дверь :

— Смотри — устраивает?

— Конечно, — кивнула я, не глядя, и шагнула внутрь. Конечно она меня устраивала. Меня все устраивало в перспективе провести ночь с Дэном. Чувствовать его рядом, чувствовать его поцелуи — и нежность в них.

«Face of you…

My substitute for love…

Mysubstituteforlove …» — печально пропела в моей душе Мадонна. Я досадливо отмахнулась. Почему каждый раз, когда я мечтаю о Дэне — мне на ум приходят эти строки? О том, что Дэн — это всего лишь заменитель, типа на безрыбье и рак рыба? Он сам по себе хороший! Он меня от гоблинов спас.

На миг я прикрыла глаза, воссоздавая его образ. Строгие и очень красивые черты лица. Серые глаза — формой как у Синди Кроуфорд. Ямочка на подбородке. Темные волосы. Двухметровая фигура, самую малость подкачанная — ровно настолько, чтобы носить девушек на руках и не выглядеть при этом перекачанным бодибилдером. О, я отлично помнила его тело. Помнила твердость мышц и нежность кожи. Запах — смесь табака и «Фаренгейта» от Диора…

«Он сам по себе — чудо», — упрямо возразила я Мадонне.

«Could I wait for you?

My substitute for love…

My substitute for love…», — устало пропела она.

— Дэн, — решительно повернулась я к двери.

Мне никто не отозвался. Еще не веря очевидному, я выскочила в коридор, шепотом зовя его. Я стояла как дура и с отчаянием в голосе звала его, только вот отозваться было некому. Я села прямо у стены, давя в себе злые слезы. Ведь — черт побери — когда он меня обнимал в холле — он меня хотел! У него, извините, джинсы чуть по швам не треснули!

— Дэн! — с какой — то безнадежностью снова крикнула я.

В дальнем конце коридора скрипнула дверь, и кто — то вышел.

— Дэн! — рванулась я ему навстречу.

— Не спишь? — осведомился Евгений Евгеньевич.

Я словно с размаху об стенку треснулась.

— Нет, — пробормотала я.

— Ну тогда пошли чай попьем вместе, уж уважь старика, — попросил он.

Я молча пошла за ним вниз, на кухню.

Дед налил в чайник воды из бутылки, щелкнул кнопкой и сел за стол напротив меня.

— Есть — то хочешь? — спросил он. — А то весь день, я гляжу, с Дениской пробегали.

— Да мы ели, — устало отмахнулась я.

— Где были-то? — осведомился дед.

— Ну, к Ленке сначала съездили, — начала я, — потом…

— И как она? — оборвал он меня, сжав губы в ниточку.

— Нормально, цветет и пахнет, — пожала я плечами, вспомнив на миг опухшую Ленкину физиономию. Но не станешь же это родственникам говорить.

Дед встал, достал из шкафчика две кружки, кинул туда по пакетику чая, и, заливая их кипятком, мрачно сообщил:

— Шалава она. Шалава и шлюха подзаборная, не повезло ж Дениске с ней.

— Чего? — изумленно вякнула я. Чего эт он на Ленку наезжает?

— Того! — припечатал он, расставляя кружки на столе. — Давит меня это, Магдалина, страсть как давит. Денис ведь не знает ничего.

— А чего он знать должен?

Дед сыпанул себе сахара, потом поднял на меня непроницаемые глаза и сухо сказал:

— Ты, девонька, извини что разоткровенничался я. Старею, видимо. Да и за сынка переживаю.

— Да ничего — ничего, — бормотнула я. — Я и не такие исповеди выслушивала, могила я.

Дед молча отхлебнул чая, спохватился, вскочил и выставил на стол тортик в прозрачной пластиковой упаковке.

— Совсем старый стал, — сокрушался он. — Такая девушка у меня в гостях, а я кроме чая ничего и не предложил.

— Ну что вы, — засмущалась я.

А старичок тем временем разрезал торт, поставил на стол вазу с фруктами и открыл бутылку моего самого нелюбимого шампанского — «Вдова Клико». Кислятина жуткая, хотя наверно у меня просто плебейские вкусы — от «Вдовы» нос воротить, ишь фря выискалась!

Тем не менее то, что старичок проявил ко мне внимание — я оценила.

— Ой, — хлопнула я глазами. — А вы всех пленниц так встречаете?

Дедок разлил шампанское по бокалам и с виноватыми нотками в голосе сказал:

— Ты уж меня, Магдалина, прости. Старый я совсем, ума нет. Зря я тебя потревожил, чиста ты предо мной.

— Ну а я что говорила! — с облегчением рассмеялась я. — Так я сейчас свободна?

— Конечно! — улыбнулся дед. — Хочешь — сейчас езжай, хочешь — утром, хочешь — гости сколько хочешь.