Записки партизана
Шрифт:
— У нас не было этого производства, — нерешительно заговорил он. — Мне нужна рецептура…
— Что? — возмутился Штифт. — Инженер громадного комбината не может наладить производства шпейзефета? У нас его изготовляет любой ремесленник, любой кустарь. Это похоже на саботаж, господин Порфирьев!
Порфирьев растерялся. Он стоял красный как вареный рак, нервно комкая в руках свою новую шляпу.
— Одну минутку, господин Штифт! — пришел на помощь Шлыков. — Господин Порфирьев очень скромен. Он, вне всякого сомнения, сможет наладить производство шпейзефета. Можно
— Локомобиля? — переспросил Штифт. — Где вы его нашли, господин Порфирьев?
Тот удивленно и все так же растерянно смотрел то на Шлыкова, то на Штифта.
— На станции. Локомобиль стоит на запасных путях, — поспешил ответить за Порфирьева Шлыков. — Его надо доставить сюда, к заводу.
— Похвально. Очень похвально, господин Порфирьев… Напомните мне о локомобиле, — приказал Штифт переводчику. — Я поручу это дело фельдфебелю Штроба… — И с этими словами Штифт, небрежно кивнув Порфирьеву, вышел из цеха.
У мыловаренного завода Штифта встретил Лысенко. Он стоял во дворе, у его ног, как поток лавы, на добрые десятки метров растеклось застывшее мыло, прекрасное краснодарское мыло, белое, с мраморными прожилками. Оно смешалось с грязью, покрылось пеплом, но Штифт сразу же узнал его.
— Сколько? — отрывисто спросил он Лысенко.
— Восемьдесят тонн, — ответил Свирид Сидорович.
— Какое варварство! Сейчас для нашей армии мыло на вес золота. И вдруг спустить его в грязь! Русские свиньи!.. Что-нибудь осталось?
— Кое-что… немного, — уклончиво ответил Шлыков. — Прошу осмотреть завод.
Впоследствии это мыло, вытекшее из взорванного хранилища и смешавшееся с пеплом, щебнем и штукатуркой, немцы резали на куски, упаковывали и передавали приезжавшим немецким военным в пакетах с адресами для посылки в Германию.
Даже такое мыло не попадало в германскую армию…
Первое, что увидел Штифт на мыловаренном заводе, — это громадный, исковерканный взрывом бак, из которого вытекало жидкое мыло. Но рядом с ним стоял такой же бак. Он был цел; сверху его закрывала массивная металлическая крышка.
— Что здесь? — спросил Штифт.
— Мыло, — ответил Шлыков.
— То самое, что там, на дворе?
— То самое. Восемьдесят тонн.
— Вы ошибаетесь, господин Шлыков, — возразил ему Лысенко. — Это еще сырье. Его предстоит очистить…
— Нет, господин Лысенко, — твердо ответил Шлыков. — Я хорошо знаю: здесь хранится готовое мыло. Восемьдесят тонн.
Штифт, потирая от удовольствия руки, направился к баку.
— Великолепно!.. Великолепно! — повторял он. — Какой подарок армии!
— Что ты наделал, Гавриил Артамонович, — прошептал Лысенко. — Дал бы мне срок — мы бы что-нибудь придумали.
— Спокойно… Все уже придумано.
Штифт тем временем подошел уже почти к самому баку, как вдруг услышал громкий, встревоженный крик Шлыкова:
— Господин Штифт! Назад!
Шлыков подбежал к немцу, схватил его за руку и с силой
потянул назад.— Что такое? Что случилось? — бормотал Штифт, встревоженно озираясь по сторонам.
Шлыков молча подвел Штифта к противоположной стороне бака.
— Смотрите! — и он показал на плохо заметную надпись: «Минировано», выведенную мелом на темной стенке бака.
— Минировано, господин Штифт!
— Ах, вот что!.. Очень вам благодарен…
Штифт впервые посмотрел на Шлыкова с выражением искренней признательности.
Он пятился назад, стремясь подальше отойти от страшного бака.
— Вы уверены, что бак минирован, господин Шлыков?
— Я видел собственными глазами, как его минировали, господин Штифт. Первый бак был взорван. Второй советские саперы заминировали какими-то особыми минами.
— Я очень вам благодарен, господин Шлыков. Очень благодарен, — бормотал Штифт, направляясь к выходу. — Надо вызвать саперов. Надо проверить. А пока… Кто из вас пишет по-немецки, господа?
— Я свободно говорю и пишу по-немецки, господин Штифт, — неожиданно сказал Лысенко.
— Вот как?! Возьмите мел и напишите на баке: «Минировано». Напишите со всех сторон. Чтобы всем было видно. Я сегодня же прикажу прислать к баку часовых. К сожалению, нашу беседу придется отложить, пока не выяснится вопрос с этими минами. Я вызову вас, господин Лысенко…
Маслоэкстракционный и бондарный заводы Штифт осматривал, все еще находясь под впечатлением происшествия у бака. Он беспокойно озирался по сторонам, был невнимателен и рассеян. К тому же эти заводы были сильно разрушены, и Штифт, покидая их, сказал Гавриилу Артамоновичу:
— Вы были правы, господин Шлыков. Пока здесь делать нечего. А сейчас я должен взглянуть на электростанцию. Я понимаю толк в электричестве.
В сопровождении Покатилова Штифт вошел в громадный зал котельной. Здесь все было разрушено: аппараты, котлы, перекрытия. И все же зал невольно поражал своей грандиозностью.
— Колоссаль! — снова вырвалось у Штифта. — Я не ожидал этого!..
Он внимательно осмотрел котлы. Затем подозвал Покатилова:
— Что вы скажете, господин директор?
— Можно говорить лишь о шестом котле, господин Штифт, остальные слишком изуродованы.
— Вы, я вижу, специалист своего дела, господин Покатилов, — покровительственно заметил Штифт. — Теперь слушайте меня внимательно. На восстановлении котла будет работать бригада технического батальона. Я прикажу прислать сюда лучших русских слесарей. Через месяц котел должен дать пар. Ясно?
— Ясно, господин Штифт, — спокойно ответил Покатилов. Штифт отправился осматривать измерительные приборы.
— Можете меня не сопровождать, господин директор, — заявил он. — Я сам достаточно хорошо разбираюсь в аппаратуре.
Покатилов остался у котла. К нему подошел старый рабочий.
— Это что же будет? Ведь немец, чего доброго, пустит котел?
— Дурак он, этот немец, Антон Осипович, — спокойно ответил Покатилов. — Смотри, — и он показал рабочему на заклепочный шов нижнего барабана котла.