Записки питерской дамочки
Шрифт:
– То есть этот малыш стал бы маршалом или президентом…
– Не принимай все так буквально. В цепочке задействованы тысячи людей, но он – необходимое звено, подлежащее уничтожению, чтобы разомкнуть цепочку.
– А как же его мать? Ей-то каково?
– Уж лучше тебе не знать, что она натворила в прошлой жизни… – Тобиус тяжело вздохнул и исчез.
– Погоди! – крикнула я. Вопрос, который терзал меня долгие годы, так и остался незаданным.
– Не стоит так кричать, – донеслось откуда-то из-за тюли, и мягкое серебристое сияние пробилось сквозь ткань.
– Послушай, Тобиус, ну неужели нельзя было сделать так, чтобы Пушкин остался жив? Или Лермонтов? Или Есенин? Или Высоцкий? Они бы еще столько написали… Уж если вы дали человеку талант или, как ты говоришь, связь с информационным
– Видишь ли, милая… – Тобиус на мгновение задумался. – Чаще всего уход тех, кого вы именуете гениями, связан с тем, что они слишком хорошо, чрезмерно хорошо начинают выполнять свою функцию. Они настолько быстро и точно начинают считывать информацию, что возникает реальная угроза того, что он прочитает и донесет людям нечто, к чему они еще не готовы. И либо его посчитают сумасшедшим, либо он действительно сойдет с ума, либо само развитие человечества может пойти не по тому направлению…
– Но Пушкин! Что такого опасного для человечества он мог бы прочитать? Рецепт ядерного оружия? Он бы ничего не понял! Что было бы плохого, если бы он успел бы написать что-нибудь равновеликое «Евгению Онегину»?
– Уход из Земной жизни Пушкина как раз имеет другие причины. Благодаря его связи с нами вы, люди, действительно получили очень много, ну и хватит пока с вас. Для начала усвойте, оцените, переработайте то, что имеете.
– Иными словами, человечество было недостойно, чтобы Пушкин пожил подольше?
– Именно так. Такой мощный информационный поток не был оценен его современниками. Им бы все дела отбросить, каждому слову внимать, думать и наслаждаться, наслаждаться и думать, а они вместо поиска душевной гармонии войска на площадь вывели…
– Это ты о декабристах? Но ведь они же, в конце концов, не ради собственной выгоды… Они же жизнь народа хотели облегчить… И, уж если на то пошло, – распалилась я, – государь император тоже мог бы милость проявить, а не казнить и не ссылать их, мог бы поговорить, услышать их, они ведь умные вещи предлагали…
– Их бы услышали… С ними бы поговорили… Их бы простили… И вся история России сложилась бы по-другому. Они сами подписали себе приговор. Все решила пуля, выпущенная в Милорадовича. За это преступление – страшное, от которого содрогнулась вся поднебесная, Россия платит по сей день… Ты подумай сама, – голос из-за занавески уже просто гремел по всей комнате. – Людям с хорошими, но смутными, противоречивыми идеями, в общем-то обманом выведшим войска на площадь, дается шанс. Великий и единственный шанс договориться. Герой войны, который все понимает, и богу предан, и Отечеству, и царю, и их, выступивших, понимает и знает, как надо все разрешить, чтобы никто не пострадал, чтобы невинная кровь не пролилась и чтобы их услышали… – Ангел сделал глубокий вдох и продолжил – Мы вшестером ему все эти знания и чувства за полчаса донесли…
Я сидела, боясь пошевелиться. Неужели мой Тобиус был там? Не дай бог спугнуть его, ляпнув что-нибудь не то! Но Тобиуса, похоже, захлестнули эмоции. И, уже забыв обо мне, он почти кричал:
– Мы так старались! Это был шанс! Единственный выпрошенный нами шанс для вашей разнесчастной страны! А они в него пулей! Пулей!
– Погоди! – не вытерпела я. – Так что же получается – все эти моря крови, все эти народовольцы, революционеры, Гражданская, репрессии – это все наказание за месть одного-единственного Милорадовича? Столько жизней за одну? Жестокая такая арифметика…
Тобиус устало вздохнул.
– Разве в наказании дело? Неиспользованный шанс – это очень серьезно. Открылся черный коридор. Долгое время зло, нравственно связанное с тем событием, имеет возможность свободного распространения. А новый шанс еще надо заслужить…
Свечение за занавеской исчезло.
А я вспомнила о маме.
Бывают такие квартиры, переступая порог которых, как будто попадаешь в другое время. Квартира моей мамы существует автономно от окружающего мира где-то в семидесятых. Причем все мои попытки как-то модернизировать мамино жилище потерпели сокрушительную неудачу. В квартире обитают «чужаки» из XXI века – новый телевизор и стиральная машина-автомат. Новый телевизор мама, естественно, смотрит,
в полной мере наслаждаясь счастьем переключать каналы с пульта, лежа в кровати. Однако и старый не выброшен. Он занял достойное место на кухне, как раз поместился на холодильнике. И на все мои крики о том, что смотреть это ламповое чудо уже все равно нельзя, а можно только слушать, поэтому не грех отправить бы его на свалку, мама резонно отвечает, что на кухне она все равно не смотрит в экран, она смотрит на плиту и тем временем по телевизору что-нибудь слушает.Со стиральной машиной дела обстоят еще хуже. Мама упорно, просто в знак протеста против наступающего прогресса, пользуется крошечной «полуручной» машинкой, мотивируя тем, что так ей удобнее. Подаренная же мной машинка-автомат пылится без дела. Об убогой стенке, на которую мама ходила отмечаться, где она и познакомилась со своей лучшей подругой Галей, я вообще молчу. Шансы избавиться от стенки равны нулю, да и как тогда рассказывать всем приходящим в дом занимательнейшую историю, что Галя, в свою очередь, в этой же самой очереди (смешно звучит)… Так вот, Галя там же познакомилась со своим будущим мужем Колей. Который оказался редким подонком… Продолжение я, признаться, подзабыла, тем более, что оно почему-то всякий раз слегка видоизменялось и дополнялось новыми деталями. Так вот, как же рассказывать это историю, где взять, так сказать, «запев», если самой стенки уже не будет?
Старые треснутые чашки, линялые занавески, все это близко и дорого сердцу моей мамули, со всем этим связаны воспоминания, и все это свято охраняется фразой «этим еще вполне можно пользоваться». Я лично никогда не увлекалась фэн-шуй, но один из постулатов этого учения, который случайно где-то подслушала, оказался мне очень близок. Звучит он приблизительно так: «В доме должно быть что-то или очень нужное, или очень красивое». И еще там утверждается, что если что-то из одежды вы не носили больше трех лет, значит, вы не будете носить это никогда, и с этим нужно безжалостно расставаться. Я просто прослезилась, до чего мне понравились эти слова. Тем более, что я уже давно стараюсь жить именно так. Но среди наших родителей, большинство таких, как моя мамуля, переживших годы тотального дефицита.
Для многих радикальным средством от захламления крошечных квартирок стала дача. На дачах у людей складируется старая одежда, причем не только спортивные костюмы, пригодные для работы в огороде, но и поеденные молью шубы, а также бальные платья с невыводимыми пятнами. На дачах пылятся подшивки некогда прогрессивных журналов, где кусочками печатались интересные романы. А самое главное – на дачу периодически отправлялась старая мебель, что давало возможность поставить в квартиры что-то более удобное и комфортное. Но у нас нет дачи! Зато мы каждое лето куда-нибудь ездим, а в летние выходные принимаем приглашения друзей с фазендами. И нам хватает.
Однако, кроме обстановки в квартире, дух 70-х заметен в куче других мелочей. Например, мама на праздники печет пироги, делает оливье с картошкой и вареной колбасой и салат из крабовых палочек с рисом. Все мои уверения, что голодные годы давно миновали и теперь от праздничного стола требуется легкость и изысканность, не действуют. Я попыталась как-то приготовить крабовые палочки «по-модному», заменив рис свежей капустой. Мамочка попробовала и вынесла вердикт, что с рисом вкуснее.
Я уже молчу про то, что ее совершенно не интересуют новинки парфюмерии, вершиной этой отрасли она считает запах неких французских духов, страшно дефицитных, но порою доступных в 70-е годы. И так во всем. Приемник настроен на канал, передающий песни прошлых лет. В качестве тряпочек на кухне используются остатки от полотенца и футболок. От этого меня вообще потряхивает! Но я не могу наводить здесь свои порядки. Я могу лишь только что-то подарить, подозревая, что это никогда не будет использоваться. А в какие штыки было встречено мое робкое предложение поставить наконец стеклопакеты и перестать гонять меня ежегодно на субботник под названием «заклейка окон». Аргумент, что эти пакеты не дают людям дышать, и вообще – все искусственное отравляет людям жизнь, я выслушивала в развернутом мамочкином изложении часа полтора. Вот такая у меня мамуля. И мы с ней очень любим друг друга.