Записки полицейского (сборник)

Потом, обращаясь к судебному приставу, председатель продолжил:

– Господин секретарь, предъявите обрывок письма, найденного в Файв Оуке.

Обрывок письма был подан старику.

– Теперь скажите нам, – произнес председатель суда, – не часть ли это письма, написанного вами племяннику, в котором вы сообщаете о распоряжениях, отданных Саре Кинг, и о том, что в Файв Оуке хранятся денежные средства для покупки поместья Райленд?

– Действительно, сударь, это моя рука, – подтвердил господин Бэксгейв.

Настала моя очередь.

– Теперь, – сказал председатель суда, обращаясь ко мне, – не угодно ли вам представить свои доказательства?

Я положил золотую испанскую монету и крест с бриллиантами на стол, на который обычно кладут вещественные доказательства во время судебного заседания.

– Не угодно ли вам взглянуть на эту золотую монету и этот крест, господин Бэксгейв? – попросил председатель.

Старик повиновался и принялся внимательно рассматривать вещи.

– Скажите, сударь, чистосердечно, – продолжал председатель суда, – являются ли эти вещи вашей собственностью?

Старый джентльмен со всех сторон изучил монету и крест с бриллиантами, руки его тряслись, и взглядом, полным сомнений, он смотрел на племянника, все еще не решаясь дать окончательный ответ.

– Вам достаточно только сказать «да» или «нет», господин Бэксгейв, – заметил судебный пристав.

– Отвечайте, отвечайте, дядюшка, – простодушно произнес молодой человек, – смелее, говорите всю правду и нисколько не опасайтесь за меня. С Божьей помощью и благодаря моей невиновности я выпутаюсь из этих сетей, которые, как вижу, кто то очень старательно для меня расставил.

– Да благословит тебя Бог, Роберт! – воскликнул старик. – Да благословит тебя Бог!.. Господа! – продолжал он, обращаясь к судьям. – Эта монета и этот крест действительно украдены у меня.

Сдерживаемые до сего момента возгласы, выражавшие сочувствие всех присутствовавших к почтенному старцу, сорвались с уст участников разбирательства и слились в единый крик.

От меня потребовали пояснений. Я рассказал, каким образом эти вещи были найдены у обвиняемого. Когда я закончил, судьи стали совещаться; спустя несколько минут председатель обратился к Роберту Бристоу.

– Подсудимый, – провозгласил он, – к крайнему моему прискорбию, суд пришел к выводу, что против вас представлено достаточно доказательств и что рассмотрение вашего дела должно быть передано в суд высшей инстанции, а до тех пор вы подлежите тюремному заключению. Наша обязанность – выслушать все, что вам угодно будет сказать в свое оправдание, но защитник, вероятно, посоветует вам приберечь ваши аргументы до другого судебного разбирательства, здесь они будут бесполезны.

Господин Ковент объявил, что он тоже придерживается такого мнения, но подсудимый решительно запротестовал в ответ и заявил, что не может молчать, потому как это послужит подтверждением его вины.

– Мне нечего скрывать! – воскликнул он с жаром. – Нечего скрывать! Я не хочу, чтобы адвокат защищал меня от этого гнусного обвинения. Я должен выйти отсюда с незапятнанным именем. Выслушайте же мое оправдание, или, лучше выразиться, то, что я могу сказать в свою защиту. Вечером того дня, когда я получил письмо от дядюшки, я был в лондонском театре «Дрюрилэйн» и взял там билет в партер. Из театра я отправился в кофейню. По возвращении в гостиницу, около часу ночи, раздевшись, я хватился, что у меня из кармана вытащили бумажник, в котором находилось не только письмо моего дяди, обрывок которого здесь представлен, но и значительная сумма в банковских билетах, а также весьма важные для меня бумаги. В полицию идти было слишком поздно, и я решил отложить этот визит до следующего утра, но на другое утро, в то самое время, как я одевался, чтобы отправиться в полицию с заявлением о моей потере, мне пришли сообщить, что какой то человек хочет меня видеть по весьма важному делу. Он выдавал себя за полицейского. Полиции уже известно, сказал он мне, о совершенной у меня краже. Дело это открылось через одного из его участников, которому его товарищи не захотели отдать причитающейся доли добычи, и если я надеюсь вернуть себе украденное, то сию же минуту должен следовать за ним к полицейскому агенту, которому поручены розыски.

Мы вместе вышли из отеля. Протаскав меня весь день по разным закоулкам и местам, выглядевшим чрезвычайно подозрительными, мой услужливый приятель, около восьми часов вечера указав на один дом, где я должен был найти полицейского комиссара, вдруг объявил, что мошенники уехали из Лондона в неизвестном направлении в надежде добраться до большого города, где им удастся обменять банковские билеты на золото, прежде чем станет известно о совершенном ими преступлении.

Надо было преследовать их, не теряя времени. Я хотел вернуться в гостиницу, чтобы переодеться, потому что был легко одет, но мнимый агент полиции ничего не хотел слушать, уверяя, что почтовая карета отходит через считаные минуты, и вслед за тем, порывшись в своем чемодане, вынул полицейский плащ и теплую дорожную фуражку и отдал их мне.

Мы приехали в Бристоль, где я двое суток потерял в напрасных поисках. Наконец, мой проводник исчез. Тогда, поняв, что, по всей вероятности, был обманут одним из моих грабителей, я со всей возможной поспешностью отправился обратно, в Лондон.

Спустя час после возвращения я отправился в полицию. Там сообщил начальству Скотленд-Ярда обо всем, что со мной случилось, потом поспешил запастись билетом на вечерний рейс почтовой кареты в Кендал. Вот и все, что я хотел сказать.

К несчастью, вся эта история, и сама по себе довольно странная, произвела на судей и на слушателей довольно неприятное впечатление. Один я, кажется, был убежден, что все сказанное молодым человеком – чистая правда. Рассказ этот был недостаточно убедителен, чтобы оказаться достоверным.

– В таком случае, господин Бристоу, – заметил один из судей, – если принимать этот любопытный рассказ за истину, то вам наверняка не составит никакого труда доказать, что вы побывали в Бристоле.

– Мне приходила в голову такая мысль, потому что это стало бы для меня единственным оправданием, сударь, – тихо произнес обвиняемый. – Я мог бы вернуться и найти свидетелей, но как только я вспомнил, по каким закоулкам меня водили, в какую шапку и плащ нарядили, то, признаюсь, с чувством отвращения оставил это намерение. Теперь же, боюсь, представить доказательства правдивости моих показаний не представляется возможным.

– Тем более, – с иронией заметил судья, указывая на золотую испанскую монету и на крест с бриллиантами, – что эти вещи, найденные в вашем чемодане, требуют новых объяснений, столь же невероятных, как и предыдущие.

Обвиняемый кивнул и пожал плечами, выражая тем самым невозможность представить судьям хоть какое то правдоподобное объяснение, и совершенно спокойно сказал:

– Действительно, сударь, этого обстоятельства я никак не могу объяснить.

На этом допрос подсудимого закончился, и вслед за тем приказано было отвести Роберта Бристоу в тюрьму Апполоби и там держать его, как обвиненного в умышленном воровстве и убийстве. В эту минуту мне сунули в руку записку, на которой я узнал почерк Барнеса.

Едва успев прочесть ее, я тут же обратился к судьям с просьбой отложить отправку дела Бристоу в суд высшей инстанции до следующего дня, обязуясь представить существенные дополнения к моим показаниям. Эту просьбу, разумеется, удовлетворили. Суд отложил вынесение решения до следующего дня, и все присутствовавшие на заседании разошлись.

Провожая господина Бристоу до стоявшей у ворот кареты, которая должна была доставить его в тюрьму, я не мог удержаться и сказал ему:

– Не отчаивайтесь, сударь, мы разгадаем эту тайну.