Записки простодушного. Жизнь в Москве

Интересно было окунуться в мир иностранной литературы – и современной (Генрих Бёлль, Ханс Фаллада, Эрнест Хемингуэй), и древней (японские пятисложные танка и трёхсложные хдкку (мастером хокку был в XVII в. Мацуо Басё):

О, кленовые листья!Крылья вы обжигаетеПролетающим птицам.

или:

Я шла и шлаК голубой луне,А она всё далёко.

Читая эти стихи, я вспомнил, что в детстве я тоже удивлялся: бегу, бегу мимо луны (спереди справа она, совсем близко!) и никак не могу её миновать.

Открытием был для меня испанский поэт Гарсиа Лорка, расстрелянный испанскими фашистами 19 августа 1936 г. Когда-то он написал пророческие стихи:

Ах, как матери моей мне жалко,сына ей уж не увидеть.

И другие:

Когда я умру,оставьте дверь на балкон открытой.Мальчик ест апельсины.(С балкона его я вижу.)Жнец срезает колосья.(С балкона его я слышу.)Когда я умру,оставьте дверь на балкон открытой.(Пер. Роберта Похлебкина).

В творчестве Лорки очень сильны цыганские мотивы:

Начинается плачгитары.Разбиваетсячаша утра.Начинается плач гитары.(…)О, гитара,бедная жертвапяти проворных кинжалов!

– это Гарсиа Лорка в переводе Марины Цветаевой.

Эти стихи переведены также Владимиром Вуличем:

Начинается плачгитары.Тихо разбилисьРассвета бокалы.Начинается плачгитары.

– этот перевод мне нравится больше цветаевского.

Стихи Лорки перекликаются со стихами Аполлона Григорьева «Цыганская венгерка»:

Две гитары зазвенев,Жалобно заныли.С детства памятный мотив,Старый друг мой, ты ли?Басан, басан, басанаБасаната, басаната,Ты другому отданаБез возврата, без возврата…

Листая страницы журнала «Иностранная литература», мы погружались в экзотический мир японской (Кабо Абэ, Акутагава) и латиноамериканской литературы – аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес, Маркесы – трое (!): перуанец Хосе, пуэрториканец Рене, колумбиец Габриэль Гарсиа – автор замечательного романа «Сто лет одиночества».

С большим интересом читали повести бразильского писателя Жоржи Амаду («Дона Флора и два её мужа» и другие). Особенно понравилась мне написанная с мягким юмором повесть «Старые моряки», перекликающаяся с романом Альфонса Доде «Тартарен из Тараскона». Советские литературоведы из всех западных (и наших) писателей делали «обличителей буржуазного строя». А герой Жоржи Амаду Васко Москозо – просто безобидный выдумщик, поэт в душе, вообразивший себя капитаном. И вдруг ему действительно пришлось командовать судном «Ита»! Всё шло хорошо, поскольку он «доверил» командование старшему помощнику. Однако по прибытии в конечный порт распоряжаться полагалось самому капитану. На все вопросы («На сколько швартовов зачаливать судно?», «Сколько бросать якорей?», «Сколько тросов?») он отвечал: «Все!». Погода стояла отличная, и все потешались над судном, туго спелёнутым, как младенец, и над его незадачливым капитаном. И вдруг налетела сильнейшая буря. Многие суда затонули или были унесены в открытое море. А «Ита» уцелела, и все восхищались прозорливым капитаном.

Жоржи Амаду был видным деятелем бразильской компартии, но затем выступил с заявлением в печати, где говорил, что своей работой в области литературы он надеется принести больше пользы, чем политической деятельностью. И стал автором замечательных повестей, глубоко человечных, отмеченных большим талантом.

Многие наши писатели тоже стояли, как и Амаду, перед выбором – литературная или политическая деятельность? Некрасов писал: «Мне борьба мешала быть поэтом, / Песни мне мешали быть бойцом». Скромничает: он преуспел в обоих видах деятельности. Написал замечательные произведения «Мороз, Красный нос», «Орина, мать солдатская»,

«Кому на Руси жить хорошо», многие его стихи стали песнями («Коробейники», «Тройка» и др.) Но, к великому сожалению, Некрасов преуспел и в политической деятельности, много сделал для возникновения и распространения революционных настроений среди молодёжи. Взывал: «Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна». И она грянула в октябре 1917-го…

Любимой нашей газетой была «Литературная газета». В «застойные» 60-70-е её украшением была юмористическая 13-я страница, в частности сатирический образ писателя Евгения Сазонова – великого «душелюба и людоведа», шутки Пантелеймона Корякина:

[Застойные годы. Призывы на заводских плакатах]:

Выполним – перевыполним… Догоним – перегоним… Сделаем – переделаем… Добьёмся – перебьёмся…

Или вот ещё пародия на советскую журналистику:

С богатой добычей вернулся в родное стойбище охотник Черттезнаев. Каково же было удивление 60-летнего охотника, когда оказалось, что мех двух убитых им лисиц – искусственный! Это уже не первый случай отстрела в Якутии лисиц с искусственным мехом.

Огорчило изменение графика выхода «Литературной газеты» (вместо трёх – один раз в неделю). Даже стихами на это событие откликнулись:

Наш любимый старый органТак измучен, так издёрган,Что ему, и в самом деле,Трудно – трижды на неделе.Если ж в немощи своейОн не сможет раз в семь дней,То рискует наш негодникПревратиться в ежегодник.

В те годы, да и позднее велика была роль кино и телевидения. Это были и замечательные «серьёзные» фильмы («Летят журавли», «Иваново детство», «Андрей Рублёв», «Баллада о солдате», «Отец солдата»), и развлекательные фильмы и телесериалы («Гусарская баллада», «12 мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя» и др.). Каждый новый фильм был событием. Жизнь на улицах замирала, все перед «голубым экраном». Главные герои – поручик Ржевский, Штирлиц со всеми их (и нашими) слабостями – становились близкими людьми и дали жизнь целой серии анекдотов.

Много и отличных зарубежных фильмов: английские («Мост Ватерлоо», «Оливер», «Мистер Питкин в тылу врага»), итальянские («Полицейские и воры», «Рим в 11 часов», «Закон и кулак», «Надежда»), польские («Пепел и алмаз», «Знахарь», «Потоп»), японские («Под стук трамвайных колёс», «Семь самураев»), индийские («Бродяга»), мексиканский сериал «Богатые тоже плачут» и много, много других.