Записки русского генерала

К начальнику штаба он не являлся, отзываясь разными вымышленными извинениями, и сношение происходило чрез пересылаемых чиновников, иногда приезжал он близко к лагерю и предлагал свидание, делая условие в количестве людей, которые со стороны начальника корпусного штаба должны сопровождать его при свидании.

Я наконец писал к нему, что если бы правительство имело причины быть им недовольным или бы не желало сохранить его в достоинстве владетельного князя, укрывательство не спасет его; что достаточно мне одного слова, и он земли своей не увидит. Обнадежил его в милости государя, и что начальнику войск приказано оказывать ему всякую помощь и во всем охранять его выгоды.

Сперва приехала жена его, которую прислал он, вероятно желая испытать, как принята будет. Оказанное ей уважение и вежливость дали ему понятие, что он не имеет причины опасаться, и он сам приехал в скором времени и уверился в намерениях начальства.

Он вспомоществовал войскам доставлением провианта и своих войск, несколько сот человек просил присоединить к ним, в чем, впрочем, не было никакой нужды.

Не дал я ему чувствовать, что перемену в поведении его отношу я не действию письма моего, но решительным успехам оружия против мятежников. Приметно весьма было, что он выжидал, какой дела примут оборот, и позволительна была некоторая ненадеянность после неудачных распоряжений подполковника Згорельского.

Подполковник Згорельский мною представлен был в командиры полка, ибо не мог я не иметь о нем отличных мыслей, нашедши его дежурным штаб-офицером корпуса, в каковом звании, конечно, выгодно бы было предместнику моему иметь человека способного. Не должен я был сомневаться в храбрости его, ибо на полковнике видел С[вятого] Владимира 3-й степени, и оказанный им подвиг описан был великолепным образом.

Генерал-майор Вельяминов вступил в имение убийцы, атаковал замок его Шамокмети. В лесах почти непроходимых, на скале утесистой и только с одной стороны приступной стоит сие убежище злодея, но и в оном, не почитая себя довольно в безопасности, он не ожидал войск наших, заблаговременно удалился в леса. Войска с величайшею трудностию втащили два орудия, но столько тесно было окружающее замок место, что вместе их поставить нельзя было, и не иначе, как в ближайшем расстоянии.

Мятежники со стен с большим вредом производили ружейный огонь, но вблизи действующая артиллерия немедленно отбила ворота, и они, спустясь в отверстие, сокрытое прилегающим к замку лесом, спаслись бегством. Не было проводника, которому бы известна была сия сокрытая тропинка, а стрелки наши хотя уже и начинали со стороны оной занимать лес, но не успели овладеть оною.

Мятежники понесли незначительный урон, но приобретение замка потому было важным, что оный почитался в Гурии местом непреодолимым, и жители смотрели, какой успех будет войск наших. Самые приверженные к нам думали, что войска, встретив затруднение, отступят. Неблагонамеренные утешались, что неудача с нашей стороны будет сигналом ко всеобщему возмущению Грузии.

Замок истреблен был до основания, одна только оставлена церковь. Полковнику Пузыревскому, в близком расстоянии оттуда застреленному, построена гробница. Владетельный князь представил самого убийцу, молодого весьма человека, который по сделанном им признании, что подговорен был на то Койхосром Гуриелом, загнан на самом месте преступления до смерти.

Начальник корпусного штаба, вышедши обратно из лесов, расположил войска лагерем, откуда посылаемые отряды преследовали мятежников в разных направлениях, и они, скрываясь повсюду в местах самых неприступных, нигде не могли сыскать убежища. Койхосро Гуриел бежал в Турцию, и некоторые главнейшие из злодеев, прочие рассеялись, и вскоре мятеж прекращен был совершенно.

Бунтующие селения были разорены и сожжены, сады и виноградники вырублены до корня, и чрез многие года не придут изменники в первобытное [первоначальное] состояние. Нищета крайняя будет их казнию. Лишение жизни определено наказанием тому, кто примет к себе или не объявит о появлении из Турции разбойников.

В Мингрелию не нужно было посылать войск, ибо скрывавшийся в горах брат владетеля не мог собрать большой шайки, и уже до окончания в Гурии беспокойств бежал в турецкую крепость Поти, вместе с родственником его, который вовлек его в измену и вскоре там умер. Владетель внимательно наблюдал за ним, повсюду выставлены караулы, и он собственными войсками способствовал доставлению провианта от Редут-Кале и по реке Риону.

В Имеретии между тем под руководством военного начальства приводились в известность принадлежащие церкви имущества, и все исполнилось с наилучшим порядком, к чему митрополит Феофилакт без посредства военной власти не мог наклонить никакими средствами.

Описание имуществ производилось одним из епископов имеретинских, который, принадлежа к знатной фамилии, имел обширные связи; и чрез него удобно было внушить князьям и дворянству, что правительство весьма далеко от намерения присвоить их собственность. Он действовал с усердием, ибо старался загладить вину свою, как имевший некоторое с мятежниками согласие, чего доказательства были в руках моих.

Наказывая неоднократные измены Сурхай-хана Казыкумыцкого, злобнейшего из врагов наших и содействовавшего в прошедшем году акушинцам, коего войска приходили им в помощь и в то же время осаждали Чирагское укрепление, отправил я в Кубу генерал-майора князя Мадатова, и там, составив отряд войск, долженствующий поступить под его команду, приказал с ним войти в Казыкумыцкое ханство, стараться наказать жестоко изменника, и буде особенных не встретится препятствий, взять главный город.

Полковнику Аслан-хану Кюринскому приказано собрать свои войска; к ним присоединены набранные в Табасаранской провинции и конница от ханств, и все они поступили в состав отряда, назначенного к действию.

Генерал-майор князь Мадатов вступил по направлению от укрепления Чираг, ибо нет другой удобнейшей дороги в Казыкумыцкое ханство. Гористое и чрезвычайно возвышенное местоположение давало возможность совершить сие предприятие в летнее время, не опасаясь от жаров худых последствий. Сурхай-хан Казыкумыцкий, знав о приуготовлении войск, с своей стороны предприемля все меры обороны, пригласил в помощь себе соседние общества вольного народа, и собрав все силы у селения Хозрек, сделал в окрестности оного несколько отдельных укреплений.

Были места, известные твердостию и трудные к преодолению или по крайней мере с большим весьма уроном, но не хотел Сурхай-хан удалиться внутрь земли, ибо тогда многие деревни и более населенная часть ханства доставались в руки наши. Аслан-хан Кюринский, непримиримый враг его, мог воспользоваться сильными связями, которые имел он между жителями, и сии, боясь разорения, оставили бы Сурхай-хана и, конечно, изгнали бы его из главного города.

Генерал-майор князь Мадатов, не доходя немного до Хозрека, увидел неприятельскую конницу, которая, расположась на возвышении близ дороги, имела оную под выстрелами. Часть татарской конницы нашей тотчас вступила в дело, но приведена была в беспорядок, приспевшая же пехота оттеснила неприятеля и открыла дорогу всему отряду. Пройдя непродолжительное дефиле, войскам нашим представились неприятельские окопы и все силы.

Окопы прилегали к горе довольно утесистой, и вершина оной занята была большими толпами. Там был особый лагерь стражи Сурхай-хана, который не любил подвергаться опасности и весьма часто прежде оной заботился о средствах верного отступления.

Атаку укреплений распорядил генерал-майор князь Мадатов в трех пунктах. Оной предшествовала сильная канонада, которая произвела в неприятеле приметное замешательство.

Конница его, бывшая впереди, усилясь пехотою, вышедшею из окопов, составляла значительные толпы, и генерал-майор князь Мадатов должен был употребить против них особенную часть войск; после нескольких выстрелов бросились они в бегство; конница проскакала чрез селение, поспешно спасаясь, вместе с нею наша татарская конница успела захватить часть селения.