Записки сахалинского таёжника

Товарищ, который натуральный гад, смотрел в окно, думал, бесился от злости. За икрой, сволочи, поехали, деньги, шакалы, рубят по-лёгкому. Тунеядцы, никто из этой банды не работает! Ну, я вам устрою!.. — И устроил: позвонил, куда надо (тот товарищ знает, куда надо звонить, — видать, не первый раз туда звонит). Недаром в том году Ильич повёл банду браконьеров окольными путями.

Ходит по совхозу слух, что кто-то сдает ребят. Странно получается: гарнизоновские ребята носят икру и всё тихо-спокойно. А как только в рейд ушли совхозные браконьеры, на водопаде пост ставят. Но его почти всегда обходят. А «доброжелателя» сильно давит «жаба».

Так вот, на следующий день, по речке Сокол, немногим выше водопада, установят пост. А ещё через день поймают бригаду с гарнизона, органы дознания будут их пытать, спрашивать: куда делась совхозная бригада с белой собакой-лайкой? Откуда милиция узнает про эту бригаду? — По телефону им сообщили…

Кто там вякает, что, мол, мы уже не те, невозможен возврат к старому? — Ерунда всё это! Я сегодня не такой, как вчера! — Да такой ты и остался, каким был! Просто тявкать разрешили. Повторение тридцать седьмого может произойти когда угодно, дайте только клич, команду — и всё! «Доброжелатель» позвонил не оттого, что он днями не спит, беспокоится за сохранность популяции тихоокеанского лосося. А оттого, что его душит обыкновенная «жаба», то есть, зависть давит!..

«Урал» доехал до речки Сокол, по речке проехал под железнодорожным мостом, затем — под мостом через главную дорогу острова. Вскорости выехал на главную дорогу. Промчался до остановки Бомбосклады, повернул на восток. Дальше путь пошёл по грунтовкам. На «Урале» тоже нет номеров, а у водителя — прав на управленье мотоциклом. Так что, где есть возможность не ехать по автотрассе, — надо ей пользоваться.

Хороший мотоцикл — «Урал»: по лесной дороге прошёл без всякого напряжения! Естественно, на тяжелых участках Колёк с Сашей спрыгивали, помогали мотоциклу. «Урал» — не «Днепр», у него коляска не ведущая, гребет только одно заднее колесо. Прибыли на поляну, разгрузились.

— Ну что, Тимоха, когда и во сколько приезжать?

— Завтра идём на речку, послезавтра будем добирать. Короче, через три дня, сегодняшний день не считай. К четырём часам подъезжай.

— Да, по-моему, мы сачком за день наберём икры сколько надо, — сказал рыбак-Саша.

— По-твоему, да ты наберёшь языком! — парниша прокричал в лицо хитрому рыбаку. — А по-моему, мы не наберём за день сырца на восемьдесят литров готовой икры!

— Так мы что, будем брать по двадцать литров?

— Олег, а куда нам спешить? С двадцаткой с утра спокойно, не торопясь, на Стрелке чайку попьём. Икра на горбу будет готовая, она не пропадёт.

— Тимоха прав, да, надо брать по двадцатке.

— Я всегда прав, так что, Саня, пошли с нами!

— Ты что? — Я и с пятнадцатью килограммами сдохну через пару километров!

— А сколько ты килограмм с Бахуры таскал?

— Нисколько, я там ни разу не был, я не ношу икру, я её только вожу. Ладно, поехал я. Дорога здесь ужасная — как бы ни сесть где-нибудь…

— «Урал» не «Жигули» — вытолкаешь.

Саня завёл мотоцикл, и был таков.

Четверо браконьеров пошли по тропе к перевалу. Сегодня Тимоха похож на синюю большую черепаху. — Таз на спине создаёт такое впечатление, смотрится как панцирь. Правда, идёт эта синяя большая черепаха явно не с черепашьей скоростью. Тазик закрепил просто и быстро: через отверстия на ручках таза пропустил верёвку. Эту верёвку привязал стропами, как куртку привязывал, которую потерял. Тазик потеряет — услышит, когда объёмная посудина упадёт, да и почувствует. Если не услышит и не почувствует, то сзади ещё трое идут! На Стрелке попили чая. А куда спешить? Колёк прихватил с собой новую алюминиевую трёхлитровую кастрюлю. Посудина останется на Стрелке, — это будет чайный котелок.

У брата много новых алюминиевых кастрюль на три литра, можно сказать уже — было, теперь мало осталось. Раздал посуду? — Нет. Где он эту посуду взял, объяснять, наверное, не стоит: ясно дело, что украл! Зачем одному три десятка новых одинаковых кастрюль? Были бы хоть эмалированные, тогда другое дело, но всё равно одному много. Он тогда не один жил. Залез в такое место, что, кроме кастрюль, брать было нечего, вот и взял! Зря, что ли, залазил? За три года, как уехали его родители, сжёг два десятка кастрюль!

Обычно дело происходит вот так. Колёк пьяный начинает варить картошку, кухня на первом этаже. Кастрюлю с картошкой — на плитку, конфорку включает на четвёрку. Электроплитка «Мечта» хорошо греет, быстро варит. Сам хозяин поднимается на второй этаж, в комнату, допивает водку и делает баиньки. А плитка-то работает, хорошо работает. Колёк спит — картошка вариться! Дальше можно не продолжать.

Тимоха два раза попадал на светопреставление, верней, дымопреставление! На первом этаже дышать нечем, ничего не видно. На ощупь добираешься до кухни. Здесь уже видно красный цвет раскаленной конфорки, и слышно шипенье давным-давно сгоревшей картошки. Выдёргиваешь вилку из розетки — и все, больше ничего не сделаешь! На втором этаже дыма фактически нет, а вот запах гари присутствует.

От полной кастрюли картошки через три-четыре часа кипения на дне остаётся, ну, примерно трёхсантиметровый слой черной гари, — проверено не единожды! Первые два раза соседи вызывали пожарников. Колька даже хотели оштрафовать, — он послал пожарников вместе с соседями далеко-далеко. Потом привыкли: если с окон первого этажа валит белый дым, — ничего страшного, Колёк картошку варит!..

После чаепития на Стрелке народ стал отставать. Чай здесь не при чём, — дорога пошла тяжёлая. На березе Тимоха остановился. Тишина, никого, Мурка уже пошла вниз. Через минут пять он удивился тому, что Колёк пришёл.

— А где Олег?

— Идёт!

— Я думал, он идёт, а не ты. По прямой Олег здорово шёл, в спину дышал.

— Тимоха, Олег на ход тяжёлый, это не я, а про тебя и говорить не стоит.

Саша с Олегом подошли минут через десять. Саша подошёл, Олег приполз. Саша ведь не бросит своего родственника, с которым живёт в одном доме, Олег тропу не знает. Тимоха не стал спрашивать, в чем причина задержки. Спросил другое:

— Олег, а как же ты с двадцаткой полезешь на перевал?

— Это с непривычки, я быстро войду в норму. Да и перевал здешний с Бахуровским не сравнить.

— Ну, согласен, с западной стороны круто. Но ведь с Бахуры на перевал тоже подъёмы не слабые.

— С Анны на перевал нормальный подъём.

Вот так оно в жизни: думал, что самый выносливый, физически развитый из его напарников — это Олег. Получилось наоборот: Олег оказался самым дохлым. Колёк хромой, и старые травмы дают о себе знать: ключица неправильно срослась, одно плечо выше другого, от одного лёгкого кусок остался. — Последствия давно прошедшей аварии, когда он на мотоцикле влетел под «ЗИЛ-130». А был бы здоров, Тимохе бы в спину дышал даже на камнях, где самые крутые подъёмы.

— Значить, по двадцатке много, берите по пятнадцать. А я пока двадцатку вытащу. Но когда рыба хорошо поедет, буду таскать минимум по двадцать пять, не меньше.

— Я двадцатку возьму, — сказал Саша.

— Тимоха, да и я двадцатку вытяну, я сырец вытаскивал по двадцать литров. А в том году в твоем рюкзаке тридцатку вытащил — чуть было не подох! Засиделся просто и так резко, на крутой перевал, войду в норму.

Пошли вниз, через полчаса пришлось делать большой перекур: Колёк на перевале оставил крючок, пошёл за инструментом. Крючок он в руках нес. Да там крючок — крючище! Вполне подошёл бы на гак для пятитонного автокрана! Крючок сделан в кузнице со спицы от конных граблей. Конные грабли довоенного производства, а спицы на них — что новые!..