Записки сержанта
Шрифт:
– Это домой, это на пропой.
– Тише, не толкайтесь! – призывала к порядку табельщица.
Тут же за столом сидел комсорг, с профсоюзом собирали членские взносы.
– Пересчитай, – сказала табельщица.
Федор считал деньги.
– Хорошо пересчитывай, чтобы не надули. На свет посмотри. Может, фальшивка.
– Хватит вам смеяться над человеком. – подняла
– Будем, будем… – один ответил за всех.
Федор отошел в сторону.
Токаря рядом курили:
– Я могу выпить хоть сколько. Пьяный буду говорить, говорить… У меня у пьяного все можно выведать, узнать. Прошлый раз, помнишь, собирались у меня. Я что-то рассказывал, рассказывал, потом, бух, и отключился.
– Мы тебя потом на диван положили. А я когда выпью, меня тянет на улицу, на разные там подвиги.
– А мне еще пьяному на деньги везет. Раз я был на день рождение, иду домой, все уже прошли, я смотрю: – три рубля валяется. И не раз уже так.
До конца смены оставалось сорок пять минут.
Было много праздношатающихся, собирались все больше компаниями. Аванс – как праздник!
Федор после работы пошел в город, на площадь; до сберкассы, вниз. Попадались уже частные дома, не так многолюдно, как в центре. Залаяла собака. Хлопнула калитка, вышел парень с лопатой. В окно смотрела старая женщина. В соседнем доме рванулась на цепи собака.
Федор сошел с тропы на дорогу, прошел парикмахерскую, вышел к кафе, где с другом напился, уснул; хотел зайти, но почему-то прошел мимо, а соблазн выпить был. Федор пошел в кино. Перед сеансом в полной тишине диктор местного радио обнародовал фамилии местных дебоширов. Потом показали журнал о новостройках. Фильм был военный, о разведчиках.
Вышел Федор из клуба уже затемно, зашел в столовую. Очередь была небольшая.
– Товарищи! – взорвался женский голос. – Я здесь стояла, спросите вот этого товарища. Я стояла впереди вас, потом вышла на минуту, мне надо было.
– Вставай, –
не спорил мужчина.– Что значит «вставай»! – не унималась женщина. – Я законно стояла здесь, это мое место.
– Вставай!
– Вы не кричите на меня, пожалуйста. Я вам не жена!
После столовой Федор зачем-то пошел в «Культтовары». В магазине играла музыка, сильно пахло духами. Продавец, блондинка, задумчиво смотрела куда-то поверх голов посетителей. Глаза ее были широко раскрыты. Вот она перевела взгляд на двери, словно кого-то ждала. Рядом с грампластинками располагался трикотажный отдел – нижнее белье, носовые платки, носки…
Было уже девять часов. Совсем стало темно. Дверь открыла Мария. Она не спросила, почему так поздно. Федор прошел в свою комнату, лег.
– Я говорю тебе, что он не пьяный.
– А где же он тогда был?
– Не знаю, – шептались супруги в соседней комнате.
10
– Вот, пиши, Федор, – положил Забелин на стол бланк соцобязательства. – Можешь посмотреть, как у других написано. Бери только те пункты, которые можешь выполнить. Например, работать без травм и аварий, участвовать в общественной жизни цеха, повышать свой общеобразовательный уровень, отработать на благоустройстве завода, города столько-то часов, сдать в Фонд мира столько-то, подтвердить звание «Ударника комтруда». Тебе надо бороться за звание, так как ты – человек новый. Можно и не брать соцобязательства, только у нас таких нет.
Забелин встал из-за стола, подошел к окну. Вошел Покушев Николай Спиридонович, нормировщик, с блуждающей улыбкой на лице.
– Что, Аркадий Петрович, обозреваем вселенную?
– Да, – безрадостно ответил Забелин.
– Смотрел вчера по телевизору американских астронавтов. Их жены тоже хотели бы летать. Я спросил свою жену, полетела бы она. «Нет», – ответила она. Я ей стал говорить, что ее будут показывать по телевизору, от поклонников отбоя не будет. «Почему ты не хочешь полететь?» А она говорит: «Меня все равно не возьмут». Практичными стали женщины.
Конец ознакомительного фрагмента.