Записки школьного врача

Взяв у бармена по бокалу с сухим мартини (бесплатный коктейль было решено оставить на потом), мы уселись за столик в плохо освещенном углу и приготовились наслаждаться творчеством. Когда толстяк закончил трепаться, трое парней некоторое время молча стояли на сцене и разглядывали посетителей клуба.

– Они что – аутисты? – сказала Марина.

– Нет, скорее новаторы, – предположил я. Так, в некотором недоумении, прошло несколько минут, как вдруг на сцене появилась тощая двухметровая девица в форме офицера неизвестной армии. Аксельбантов и орденов на форме было больше, чем материи.

– Всем встать! – басом, перекрывшим все шумы, рявкнула она.

Вы не поверите, но все в зале встали, и мы в том числе.

– Смирно! Слушайте наш гимн! – скомандовала девица.

Царственным жестом приняла она микрофон у толстяка и запела немного низковатым, немного хриплым, но довольно приятным голосом:

Еще кадетом мечтал он увидеть ПарижКогда за окном шел снегКогда за окном шел дождьКогда за окном шел бой.Но не было случая, он все служилКогда за окном шел снегКогда за окном шел дождьКогда за окном шел бой.Став генералом, сказал он «Пора!Красный цвет хорош лишь в борще.И если сейчас не отправлюсь в Париж,Не увижу его вообще.

– Белогвардейский авангард, – улыбнулась Марина. – Всяко лучше, чем это вечное «ты мне не дала – умираю я».

– Можно садиться! – разрешила солистка и продолжила петь:

За окном не шел снегЗа окном не шел дождьЗа окном шел бой, только бой, вечный бой!За окном шел бой, только бой, вечный бой!В одиночестве он отправился в путьНо споткнулся о красный патрульИ в склепе фамильном прилег отдохнутьУбаюканный музыкой пуль.Склеп генерала – последний приютСклеп генерала – мечты колыбельСклеп генерала – не может быть пустСклеп генерала – с вами теперь!

Окончив исполнять гимн, четверка выстроилась по росту, и, чеканя шаг, пару минут маршировала по сцене до тех пор, пока девица не сказала:

– Стой! Раз-два! Вольно! Разойтись!

Последняя команда относилась и ко зрителям, которые разошлись на славу – аплодировали, кричали, топали ногами, а потом с чьей-то подачи принялись скандировать «За-щит-ник, За-щит-ник!».

Девица согласно кивнула стриженой головой.

Я последний защитник мокрой землиЯ надежный и верный солдат…

– Мокрая земля – это в тему сегодняшнего дня, – сказал я. – Гидранты, системы пожаротушения…

– Только дождя не хватало! – поддержала Марина. Надо ли говорить, что на выходе из клуба нас встретил ливень?

Бойкот

Наверное, только в гимназии два учителя физкультуры могут поспорить насчет того, являются ли слова «бойкот» и «остракизм» синонимами.

Вячеслав Мефодиевич считал, что да, а Кирилл Алексеевич был с этим не согласен.

После недолгой дискуссии, чуть было не перешедшей в перепалку, обе стороны обратились к высшей инстанции – русичке Светлане Семеновне.

– «Остракизм» – это изгнание, гонение, насмешки, а «бойкот» – прекращение отношений с кем-то или чем-то в знак протеста, – сказала высшая инстанция. – Учти – я пью только «Абсолют»! – напомнил коллеге Кирилл Алексеевич.

– Надо было сразу оговаривать, – проворчал проигравший. – Били по рукам на литр хорошей водки – хорошую и получишь! И вообще, с каких это пор ты перешел на «Абсолют»?

– Классический пример беспроигрышного спора, – высказалась англичанка Бургомистрова.

– Почему беспроигрышного? – хором спросили оба спорщика.

– Да потому что пить свой литр вы будете сообща, разве не так?

– Так, – подтвердил Кирилл Алексеевич, – иначе это будет не по-христиански.

Тема бойкота уже второй день будоражила гимназию после того, как десятый «А» объявил бойкот своему классному руководителю Инге Аркадьевне.

Помнится, был и у меня в десятом классе подобный случай – конфликт с химичкой Валерией Владимировной, нервной и вздорной особой, перерос в недельный бойкот ее уроков.

Причина была такой – наш класс задержал историк, в результате чего мы опоздали на урок химии. Валерия Владимировна встретила нас неласково – криками да воплями, да такими яростными и оттого обидными вдвойне. Мы попытались объяснить ей ситуацию, но не смогли и оттого очень обиделись. Когда Валерия Владимировна начала орать, что мы решили сорвать ей урок, мы ответили, что срывает урок она своим ором. Ответ был легко предсказуем: «Все вы сволочи! Всех к директору!» После несправедливого директорского внушения мы посовещались и объявили Валерии Владимировне бойкот. На уроки ходили, но сидели молча и ни на какие вопросы не отвечали. Заданий тоже не выполняли.

На первом таком уроке Валерия Владимировна наставила всему классу двоек, а потом побежала за нашим классным руководителем. Та прибежала, наорала на нас и пригрозила всем исключением из школы.

Мы не сдавались – твердо стояли на своем. Действительно – если один педагог нас задержал, а другой этим недоволен, то мы тут при чем? Зачем нас обзывают, оскорбляют, зачем нам угрожают?

На втором уроке бойкот продолжался. На этот раз наводить порядок пришлось завучу. Она держалась поспокойнее, не столько давила на нас, сколько пыталась усовестить. Классный руководитель проявила инициативу и начала обзвон родителей – так, мол, и так, призовите ваших деток к порядку, пока они не сорвали весь учебный процесс.

Родители отреагировали совсем не так, как ожидала наша классная. Они встали на нашу сторону и подняли шум. Несколько человек явились качать права к директору, кто-то пожаловался в окружное управление здравоохранения, кто-то слил информацию знакомым журналистам. Поняв, что дело начинает принимать скверный, крайне невыгодный оборот, администрация школы пошла на попятный. Валерия Владимировна получила «по ушам» от директора и извинилась перед нами, двойки из журнала исчезли, а всем педагогам строго-настрого запретили задерживать учеников. Не уложился в отведенное время – твои проблемы.

Но у нас хотя бы был повод для объявления бойкота – и, согласитесь, довольно веский повод. Десятый «А» объявил бойкот Инге Аркадьевне на пустом месте, можно сказать – без повода.

Инга Аркадьевна дала ученикам задание – провести воображаемую экскурсию по французским местам Москвы, то есть по местам, тем или иным образом связанным с Францией. Обычно ученики писали про Поклонную гору, где в 1812 году «напрасно ждал Наполеон, последним счастьем упоенный, Москвы коленопреклоненной с ключами старого Кремля», да так и не дождался. И пусть ту, старую Поклонную гору, с которой Наполеон смотрел на Москву, срыли до основания еще в социалистические времена, а теперешняя – всего лишь имитация, но все равно можно сказать, что это было здесь, да еще и немного рассказать о Наполеоне.