Записки средневековой домохозяйки
Шрифт:
В нос ударило запахом бензина и чего-то такого знакомого… Кажется, так пахнет горелая резина.
Я вновь стану собой, буду проводить дни в надежде, что кто-то придет, кого-то встречу… Я обрету самостоятельность, чтобы потом давиться ею и, укладываясь по вечерам в постель, знать, что, кроме родителей, никому не нужна. Да и то я – непутевая дочь, пропавшая на целый год, и смею перечить… Буду ложиться спать и плакать от охватывающего душу одиночества.
– Макс, – раздался крик за деревьями, – едрен-батон, пивас кончился! Пошли…
Уже жить и не помнить, каково это дотрагиваться
Я замерла, так и не сделав следующего шага.
Впереди уже виднелась расчищенная аллея и фонари. Кажется, в этот год власти сподобились начать их установку. Ко мне все сильнее прорывался городской шум, окутывая ревом моторов и оголтелыми рекламными выкриками из репродукторов на остановке. В воздухе отчетливо пахло выхлопами и «ароматами» точек быстрого питания.
Томительно текли секунды, а я так и не решалась сделать следующий шаг. Я не решалась вернуться.
Наконец, не выдержав, я обернулась. Луна на миг скрылась за облаком, но почему-то, только когда ее свет исчез, я смогла отчетливо разглядеть Себастьяна. Он стоял на том конце аллеи и просто смотрел мне вслед.
Он там, позади, и я его больше никогда не увижу. А впереди моя прежняя жизнь, в которой я никому не нужна. Где я и себе-то не нужна…
Родители?.. Наверное, они уже оплакали свою непутевую дочь, сгинувшую по глупости… А если я вернусь?..
Прошел год, мое место на работе давно занял другой человек. Придется переехать обратно в отчий дом, где теперь после исчезновения меня станут опекать еще сильнее. Я никому не смогу рассказать, где была, иначе упрячут в психушку. Значит, придется разыгрывать амнезию… Тоже ждет лечение в месте не менее приятном, чем психиатрическая клиника.
А здесь? Здесь куча условностей и женщина – бесправное существо, обладающее только теми свободами, которые дозволяет ей муж. Муж… Человек, который любит и которого я люблю до беспамятства. Теперь мне не грозит участь безвольной подстилки. Себастьян не станет… Я сердцем чувствовала, что он не будет тираном. Ведь бывает же так, что знаешь человека всего ничего, а кажется, что уже всю жизнь…
Там меня ждет родительская тюрьма, а здесь публичная анафема… Там я буду одна или с тем, кого мне навяжут родственники, а здесь с любимым…
Раздумий больше не было, я решила все.
Развернувшись, я опрометью кинулась назад, к одиноко стоящему Себастьяну. Морозный воздух разрывал легкие, ноги заплетались в длинных юбках, и я даже упала, запутавшись в них. Но тут же поднялась и, задрав повыше, вновь припустила к нему.
Аллея показалась бесконечной, и ноги успели налиться свинцом, прежде чем я, задыхаясь, влетела в его объятья.
– Слышишь, никогда… Никогда больше так не делай… Не… – пыталась выдохнуть я, но меня прервали.
Себастьян припал к моим губам, а сам при этом… Он словно ощупывал меня, еще до конца не поверив в произошедшее. И лишь когда я, изнемогая от нехватки воздуха, уклонилась, он прижал меня к себе и, нежно поцеловав в
висок, прошептал на ухо:– Мы венчаемся завтра же! Я дольше не смогу ждать!
Я, прогнувшись в поясе, откинулась в кольце его рук и спросила, прямо глядя в серые глаза:
– Разве так скоро будет прилично? Мы можем и так…
– Для нас все прилично! – отрезал он, в глазах его плясали искорки неподдельного счастья. – И нам все можно!
– Но?..
– Дорогая моя женщина, хотя бы раз просто поверь мне, – прошептал он, вновь прижимая меня к себе, – нам можно все, и никто не посмеет сказать против. И дольше, чем до завтра, я ждать не намерен… не буду просто! Ты моя, моя вторая половинка, моя судьба и…
– А если честно?! – не выдержав вновь, подала я голос.
– Если честно, то я боюсь, что, если мы отложим венчание хотя бы на день, произойдет еще что-нибудь и помешает нам… И в конце концов, я не хочу пробираться к тебе в спальню украдкой. Я хочу входить в нее спокойно, как муж.
– То есть только тебе будет можно?! – наигранно надулась я, хотя сама как глупая девчонка млела от счастья, слушая, как в сумасшедшем ритме бьется его сердце.
– Аннель, тебе нравится меня дразнить? – мгновенно догадался он, на что я лишь молча закивала, елозя ухом по его груди.
Тогда Себастьян, замолчав на мгновение, со звенящей в голосе торжественностью, спросил:
– Ответь, завтра ты выйдешь за меня замуж?
– Да!
Эпилог
Семь лет спустя…
Май стоял чудесный. Листва давно окутала изумрудной зеленью деревья, в воздухе ощущался едва уловимый аромат сирени, а последний яблоневый цвет облетал, кружась и укладываясь белоснежными пятнышками на парковые тропинки. Небо было невероятно высоким с разбросанными по нему кудрявыми шапками облаков, и если всматриваться в него долго, то казалось, что проваливаешься в эту бесконечную синь. Дышалось легко, а зябкий ветерок даже обострял ощущения, заставляя двигаться чуточку быстрее.
– Мама, мама, посмотри, я лягуфку нафол! Иди фюда!
Я оглянулась в поисках сына.
Тот, стоя возле пруда, упоенно тыкал во что-то подобранной с земли палкой. Похоже, очередной земноводной снова доставалось. Я прибавила шаг, чтобы оттащить этого естествоиспытателя подальше от воды, не хватало, чтобы еще простудился. Мне и зимы достало, когда эти сорванцы на два носа сопли пузырями пускали, заразившись один от другого.
– Александер! – крикнула я, призывая старшего. – Александер?! Уведи брата от пруда! Я кому говорю?! Николас, отойди оттуда!
– Мама, но тут фе лягуфка?! – чуть шепеляво возмутился младший. Глаза его стремительно наполнились влагой. В свои три года он с легкостью переходил от счастья к слезам.
Мне оставалось еще немного дойти до него, когда с важным видом к пруду вышел Александер. Он, копируя деда, сложил руки за спиной и размеренным шагом приближался к брату.
– Плакса! – протянул он.
На что Николас, мгновенно перестав реветь, воинственно замахнулся на брата. Я поняла, что еще немного, и все перерастет в очередную драку. Господи, мальчишки…