Записки средневековой домохозяйки
Шрифт:
Меган мгновенно сунула кошель в карман на переднике, а потом, указав на дверь, произнесла:
– Миледи весьма слаба, ее сильно утомляют посетители.
И тут я поняла, что, если я хоть что-то не объясню Джонатану и святому отцу, они по неведению расстроят мне весь замысел!
– Святой отец, – пробормотала я, – прошу… Баронет…
Меган, умница, сообразила:
– Миледи просит, чтобы баронет и святой отец подошли к ней, а вы… Пойдемте на воздух, благородные господа. Вы с дороги. Я налью вам чудесного морса из свежих ягод.
Поскольку в комнате было невероятно душно и мужчины уже истекали потом, они радостно согласились.
Когда мы остались втроем, я с облегчением откинула одеяло.
– Какого черта?! Прошу прощения, святой
– Джонатан, отец Митчелл, прошу вас! – взмолилась я, вставая с постели. У пресвитера, когда он увидел меня, вот так загримированную, но в совершенно обыденной одежде, брови на лоб полезли от удивления. – Не выдавайте меня! Святой отец, я понимаю, что вы не можете обманывать, но, пожалуйста, не говорите ничего. Обещаю! Едва они уедут, я вам все объясню. Но если сейчас изобличить мою ложь, то меня ждет именно такая участь, которую я тут разыгрывала.
Святой отец подумал, но нехотя кивнул.
– Лгать я не стану, ты права, дочь моя, однако промолчу. Но ты…
– Я расскажу, обещаю! Ничего страшного от вашего молчания не случится. Им вы просто спасете меня. А вас, Джонатан, я прошу лишь об одном: напустите побольше тумана и… постарайтесь, чтобы эти люди как можно скорее уехали. Они друзья моего супруга, который прислал их сюда, чтобы убедиться, при смерти ли я. Я лишь разрешила поверить им в это.
Джонатан, в отличие от пресвитера, согласился сразу, и они покинули комнату. Я же осталась сидеть на постели и гадать, можно уже смывать весь этот боевой раскрас или еще нет.
Друзья Кларенса вскоре уехали в сопровождении Джонатана, а я смогла выйти из комнаты на свежий воздух и умыться. Пресвитер сидел в беседке, пил чай и, похоже, жаждал моего рассказа. Пришлось спешно привести себя в порядок, а потом, попросив у него соблюдать тайну, словно я была на исповеди, рассказала правду об отношениях с моим супругом и о том, что он хотел от меня на самом деле.
– За такие деяния Господь наказывает людей, – покачал головой отец Митчелл. – Раньше я считал разводы богопротивным делом и одобрял, что они запрещены в нашем государстве. А после описания вашей ситуации… Да… Я вряд ли буду столь же убежден. – И в глубокой задумчивости покинул усадьбу.
Я вернулась в комнату и… едва не задохнулась от отвратного запаха.
– Кто разлил по полу протухшую цветочную воду из вазы?! Как я теперь в этой комнате спать буду?! – взвыла я, выскакивая наружу.
– Зато они к вам ближе не сунулись, – заявила довольная Меган. – Здорово я придумала, ведь правда же?!
С Джонатаном я объяснилась на следующий день, когда дружки супруга уехали восвояси.
Его светлость герцог Коненталь схватился за сердце, когда главный казначей лорд Аберель предоставил наградные списки офицеров, участвовавших в Обвальдской битве. Всех их, около полутора сотен человек, следовало наградить из специально учрежденного негосударственного трастового фонда Верингофов. И пусть Кларенс похитил только часть средств, где-то треть, однако урон, нанесенный фонду, оказывался невосполним. А тут предстояла такая огромная выплата!
На следующий день, когда пришло требование от короля предъявить отчетность о деятельности фонда, герцогу стало совсем плохо, и он слег. Два дня доктора не отходили от его постели, опасаясь апоплексического удара, но все обошлось.
Когда на следующую неделю после долгого отсутствия Кларенс как ни в чем не бывало заявился домой, Коненталь даже спрашивать не стал, почему тот не поехал за женой. На это у него попросту не хватило душевных сил.
А еще через неделю, когда склоки на тему фонда достигли апогея и его светлость всерьез стал задумываться об отставке, в дом явились друзья племянника, но с визитом не к Кларенсу, а к самому Коненталю. Не в силах удивляться,
герцог принял их.К нему в кабинет зашли Мартин Истбрук и Натан Коель. Мартин, русоволосый парень, а Натан, чем-то отдаленно напоминающий его сына Себастьяна, были ребятами замечательными, и герцог знал их с детства.
Сначала он расспросил про их родителей и только потом поинтересовался, что же привело к нему молодых людей. И от того, что они поведали, герцогу вновь стало плохо.
Еще пару дней спустя, когда его светлость смог спускаться из комнаты, он наконец-то поймал Кларенса.
– Ты знаешь, что твоя супруга больна?! – спросил он.
На что тот весьма зло ответил:
– Да неужели?! То есть я скоро стану вдовцом? Вот счастье-то… Венок ей, что ли, на могилку прислать заранее?..
И тогда герцог не выдержал. Махнув на племянника и его несчастную супругу рукой и выдав через помощников свое высочайшее разрешение на расследование растраты в фонде, подал в отставку по состоянию здоровья.
Себастьян возвращался в столицу. Дела у его преосвященства епископа Тумбони вроде бы сдвинулись с места, промышленники согласились встретиться с ним в полном составе. Находиться в Рейвеле Себастьяну уже не было никакого смысла, все зависящее от него он выполнил, поднял все связи, поручил кучу дел агентам и теперь со спокойной совестью ехал домой. Погода была чудесной, дорога ровной, а сопровождающие его гвардейцы переговаривались между собой, порой подтрунивая друг над другом. Вроде все было хорошо, можно даже сказать, отлично, однако что-то нет-нет, да порой тревожило Себастьяна. В принципе, если подумать, он мог бы себе ответить, а точнее, признаться, но как раз до сути докапываться не хотелось.
Когда планировалась поездка его преосвященства в Рейвель и отец, узнав о ней, попросил сына заехать на обратном пути и силой забрать Аннель из усадьбы, уже тогда Себастьян стал ощущать незначительное беспокойство. А теперь, после того как он все переиначил (конечно же, выполняя только волю короля) и, захватив весьма внушительную сумму из своих денег, направился в усадьбу по дороге в Рейвель, все окончательно смешалось.
Даже не верилось в то, что смогла сотворить Аннель в запущенной усадьбе, хоть Себастьян и увидел все собственными глазами. Девушка вложила столько сил, столько старания… Даже нелепый наряд, в котором он в первый раз заметил ее на дороге, лишь подчеркивал ее стремления. Ни одна из известных ему леди не стала бы вот так надрываться от зари до зари наравне со слугами, имея при этом в кармане почти сто монет золотом. Да чего там?! Ни одна известная леди не отказалась бы от предложения отца. Те бы, поняв, что нужно герцогу, выторговали бы у него для себя еще какие-нибудь блага и отправились бы с Кларенсом на моря. А Аннель не поехала.
И теперь Себастьян возвращался домой и все думал, заехать вновь на денек-другой в усадьбу или нет? С одной стороны, он узнает, что еще сумела сотворить эта предприимчивая леди, а с другой – опять-таки выполнит поручение его величества и присмотрит за ней. И может, даже… Нет, только поручение его величества, только оно толкает его в Адольдаг, а не что-либо другое.
Одолеваемый подобными мыслями, когда до усадьбы оставалось рукой подать, маркиз распрощался с гвардейцами сопровождения. Приказав им отправляться обратно в столицу с депешей, сам он свернул на проселочную дорогу и пустил жеребца быстрой рысью.
Суматоха после визита друзей Кларенса наконец-то улеглась, однако мне еще долго пришлось объяснять отцу Митчеллу, а в особенности Джонатану, почему я так сделала.
– Аннель, не может же быть, чтобы ваш супруг был такой уж тиран! – все повторял пресвитер, словно я не рассказывала ему, что да как.
В ответ я всего лишь разводила руками.
– Вы ведь вступили в брак перед Богом и людьми! – продолжал святой отец. – Ведь вы же по своей воле… Он же по своей воле…
– Вы же прекрасно слышали, что говорил тогда епископ Тумбони. Брак этот…