Записки успешного манагера
Шрифт:
Проживу нас месяц, Майкл умудрился сожрать папино новое водительское удостоверение, сто баксов, пять пар чулок, обгрызть стены, обоссать паркет в коридоре, отодрать задники моих новых испанских туфель из нежной кожи, люто возненавидеть детей, которые постоянно пытались потискать красивую собачку, и чуть не стал причиной трагедии в личной жизни моего дяди. Случилось это, когда мы с Майклом были отправлены к бабушке и дедушке, пока маман травила дома тараканов. Майкл бегал по квартире и скулил, поскольку его разлучили с любимейшим существом на свете — моей мамой, без которой он до сих пор не может прожить и минуты, носясь за ней везде. Я болтала с дедом, бабка дремала на диване, а дядя собирался на свидание со своей невестой Рузанной. Стараясь произвести впечатление, дядька за бешеные деньги купил
— Распух весь, посинел, болит, э-э-эх, наверно, сломан. Я его тряпочкой замотал, давай покажу тебе, — продолжал жаловаться дед.
— Давай, — согласилась я.
Дед наклонился, снял носок и, охая и ахая, стал разматывать тряпочку, а размотав, распрямился и произнес:
— А-а-ах, гляди сама, я боюсь даже смотреть, может, он уже и почернел. Только не трогай руками, очень больно.
Я взглянула на ногу, на пальцы и не заметила ни припухлости, ни других признаков воспаления.
— Я ничего не вижу, — ответила я.
Дед наклонился, надел очки, посмотрел и выдал:
— А-а-а, я все перепутал, он на другой ноге.
Бабка, дремавшая на диване, открыла один глаз и пробормотала:
— И-и-и-и-и-ищ тнашен, херик ехав сут хосас, — что в переводе означает «хватит врать».
Обиженный дед пошел в коридор, схватил ботики и сказал, что не желает общаться с такими черствыми, грубыми людьми. После этого он был застукан мною на кухне, за попыткой начистить ботинки губкой для мытья посуды. Припугнув, что выдам его бабке, если он не вернется в комнату, я поставила чайник, и мы продолжили беседу под храп мирно спавшей бабки. Дед, выходя с кухни, заглянул в спальню, подошел ко мне и прошептал: «Успокоился Майкл, больше не плачет, сидит себе перед зеркалом тихонечко. Я мимо прошел, он на меня посмотрел и даже не шелохнулся». Поверить в то, что Майкл сидит спокойно, я не могла и отправилась на разведку. Спустя три минуты мы с Майклом бежали по улице в направлении своего дома под вопли дяди: «Я убью эту собаку-у-у!» Майкл умудрился стащить дядины носки со стула и обгадить их. Дядьке пришлось идти на свидание в старомодных черных носках. Дорога к родичам с собакой была мне заказана.
В те времена Майкл был единственным псом в нашем двенадцатиподъездном девятиэтажном доме, да, пожалуй, и во всем микрорайоне. Через полгода благодаря Майклу, к которому все прониклись огромной любовью, в округе появились еще несколько четвероногих. Породистых, однако, почти не было, и Майклуша гордо расхаживал по улицам, вызывая всеобщий восторг и восхищение. Однажды, когда мы поехали в деревню, его выкрали соседи-езиды, которые никогда раньше не видели таких собак и решили, что спрячут его и выпустят после нашего отъезда. Когда вечером, обегав все село, я прибежала в слезах к ним во двор, сердце старшего сына хозяев не выдержало и он отвел меня в дом. В одной из комнат на ковре, как падишах, восседал Майкл, окруженный тарелками с молоком, домашним сыром, мясом, лавашом, помидорами, персиками и виноградам. Рядом стояла девочка и слезно уговаривала его поесть. Видимо, хозяева решили таким образом задобрить собачку. Майклуша, увидев меня, бросился в ноги и стал скулить.
Когда мы переезжали в Харьков, история в аэропорту повторилась: теперь уже армянские таможенники не хотели выпускать из Еревана такую ценную собачку — достояние армянского народа. Помогли все те же десять долларов. В самолете сидевший рядом с нами высокопоставленный армянский чиновник кормил Майклушу сыром, колбасой и поил из пиалы чаем. Майклуша угощался с превеликим удовольствием. Особенно ему понравилось пить из чашки. Когда самолет пошел на посадку, я пожалела, что отказалась от гигиенического пакетика. Добрый дядя, накормивший собаку до отвала, спускался с трапа самолета, страшно матерясь и отряхивая пальто. Видимо, Майкл решил на прощание отомстить армянскому народу за трудное детство.
И еще немного.
Папу Майкла зовут Марат, как и моего.
Родственники Майкла — чемпионы Германии.
Майкл не любит собак.
Майкл боится лошадей, грома и всего на свете.
Майкл любит маму больше всех и не может без нее жить.
Майкл ворует еду со стола.
Майкл любит кататься в машине.
Майкл ненавидит мыться и стричься.
Майкл — почти человек. Это самое умное животное, которое я когда-либо видела, и полноценный член нашей семьи.
Кстати, у меня уже больше восьмисот читателей. Друг Андрюша говорит, что я становлюсь сетевым писателем и мне пора выходить на более серьезный уровень. А что, это идея.
Позвонил Грач и поинтересовался, когда можно будет увидеть новый флеш с фотографией сына Багатского.
Сказала ему, что с флешем беда, поскольку нам приходится замазывать прыщи на физиономии отпрыска.
— Видели бы вы его сейчас, с лицом стало еще хуже, — вздохнул Грач.
Предложила Мишкину подумать над эскизами для сайта господина Аббаса.
Мишкин зло ухмыльнулся и сказал, что ему сейчас некогда страдать фигней, поскольку он занимается оформлением сноубордов для какого-то конкурса, и посоветовал напрячь Швидко.
Ага, как же я буду напрягать любимого человека? Ведь придется с него требовать, а зная его способность заваливать проекты и полную безответственность, сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет. Тем не менее подошла к Швидко и попросила его сделать эскизы.
— Конечно, солнышко, — кивнул он.
Полезла в ЖЖ читать комментарии. И снова все меня хвалят, все просто в восторге от Майклуши и моего рассказа. Только один человек написал гадость:
Ерунда какая-то.
Спасибо, что отметились, — ответила я.
Решила посмотреть, что это за фрукт. Почитала его ЖЖ. Тип совершенно отвратительный, живет в одном городе со мной: мало того, что он размещает в одном достаточно бесстыдном сообществе свои фотографии в обнаженном виде, так еще и пишет в журнале про всякие извращения. Интересно было бы посмотреть на его поганую морду, но морда нигде не фигурирует, все снимки исключительно ниже пояса. Но я-то в долгу не останусь: написала ему, что он урод, татуировка у него на бедре напоминает зэковскую, а член кривой.
А ты, дура, хочешь проверить? — прислал он ответ.
Я: Я в твою поганую морду хочу плюнуть.
Он: Дай-ка мне адрес своей электронной почты, я тебе письмо напишу.
Я: Пиши здесь, извращенец хренов.
Он: Хорошо, пишу — ты дура, и я с тобой больше общаться не намерен.
Решила не отвечать на подобные выпады и просто проигнорировать дурака.
Наш директор Пробин выскочил из кабинета и попросил у меня сигаретку. Странно, он никогда раньше не курил. Сказала, что с удовольствием составлю ему компанию. Пошли в курилку, Пробин жадно затянулся и огорошил меня вопросом:
— Тебе нравятся татуировки?
— Ну-у-у, смотря какие, — ответила я.
— Слушай, можно, я тебе свою покажу, а ты мне скажешь, нравится тебе или нет.
— Давай, — согласилась я.
Пробин расстегнул ремень на брюках, спустил штаны и показал мне татуировку на бедре.