Записки успешного манагера

— Портянки? — задумчиво сказал Армен. — Портянки я выбросил, когда они стали вонять, осталась только одна пара.

Армен пошел в коридор и вытащил из ботинок два кусочка парчи.

Маман всплеснула руками и пошла проверять шкатулку с золотом, испугавшись, что сын не только выкрал парчу, но и продал сережки с бирюзой. Сережки оказались на месте, но настроение было испорчено окончательно. Папа лег на диван, где и пролежал до вечера, жалуясь на экзему и больные уши. Армен убежал гулять, маман организовала грандиозную стирку, а я засела на кухне с книгой в руках.

Вечером нам с маман жутко захотелось селедки.

— Картошечки отварим! — сказала маман, ежась от холода, и попросила меня: — Сходи за селедкой в магазин!

— Водки купи-и-им! — жалобно протянул папа, до этого безмолвно лежащий на диване и притворявшийся спящим.

— Нет, уж, Кукушатня чертова! Хватит с тебя водки! — заревела маман. Кукушатня или Кукушонок — домашнее прозвище папы.

Папа обиделся и ушел в комнату.

— Я за селедкой не пойду, — сказала я, поглядывая в окно, — мне лень! Да и снег там идет! Пусть Кукушонок идет!

Мама вздохнула и пошла искать Кукушонка. В комнате папы не оказалось, зато он был обнаружен на балконе, в тот момент, когда скручивал папироску с коноплей.

— Это еще что такое? Тебе сколько лет? Не стыдно перед детьми? — возмутилась маман и вырвала из рук Кукушонка папироску.

— А-а-а-а, ню вас на хрэн! — махнул рукой Кукушонок и убежал на кухню.

Мы с маман побежали следом и заявили, что за селедкой кроме него идти некому, разве что пуделю-муделю Майклуше, и если папа хочет поужинать, то двадцать гривен ему в руки и прямая дорога в магазин напротив.

— Вот Майклюша и пайдэт! — гордо сказал папа. — Майклюша, иды за селедкой!

Майклуша прибежал, помахал хвостиком, дал лапки, погавкал, понял, что его обманули и угощать вкусненьким никто не собирается, фыркнул и ушел обратно в комнату. Пришлось папе одеваться и идти за селедкой. Решив, что магазин не театр и особо наряжаться не стоит, папа надел старые дырявые рабочие брюки, замызганные клеем, накинул куртку и в тапках отправился в магазин. Душу папы согревали двадцать гривен, на которые можно было кроме селедки купить еще и бутылочку водки.

Мы с маман накрыли на стол и стали дожидаться. Папа все не появлялся. Маман начала дергаться и посматривать в окно, приговаривая:

— Ну что за мужик, а? Ну куда он делся?

— Наверное, за селедкой очередь! — решила я.

Прошло полчаса, час, а папы все не было.

Маман плюнула, пообещала задушить мужика собственными руками, оделась, взяла на всякий случай наши паспорта, и мы отправились в магазин. В магазине отца не оказалось. Продавщица посмотрела на нас удивленно и сказала, что приходил нерусский мужик, с всклокоченными волосами, в рваных штанах и тапках, купил две селедки и ушел. В водочном отделе продавщица заявила, что тоже видела папу, и вспомнила, что, когда он выходил из магазина, за ним увязались два бомжа.

— Сейчас времена такие! Неспокойные! — тяжко вздохнула продавщица. — Мало ли куда он мог подеваться.

— О-ой неспокойные-е-е! — запричитала бабка, которая покупала хлеб в соседнем отделе. — Бомжи, они такие! Они собак едять, а могуть и людей! Ага! О-о-о-ой! Что делается-я-я! Свят-свят-свят!

Маман, услышав такой прогноз, чуть не брякнулась на пол, представив, как бомжи разделывают папу на ужин.

— А потом еще на базаре продать могут, — прошамкала бабка беззубым ртом, оглядываясь по сторонам, — печенку там, почки! Во как!

— Хватит тебе людей стращать! — прикрикнула продавщица на бабку.

— Я что, я как есть, я ничего! — стала оправдываться бабуля, направляясь к выходу. — Может, и не съели еще!

Она снова запричитала и исчезла в темноте.

— К Ваське они пошли! — икнул бомж, который сидел на батарее и грелся.

— К какому Ваське? — испугалась маман.

— К корешу моему, Ваське, наверное, и ваш туда пошел, — икнул бомж еще раз.

Маман схватила бомжа за шкирку, и дружная делегация отправилась к Ваське. Васька открыл дверь, выслушал нас и заявил:

— Ща-а-аз гляну! Как мужика звать-то?

— Марат! — ответила маман.

Васька ушел в комнату, а спустя минуту явился и заявил, что в комнате есть Петька, Савелий, Ленка и Володька, а Марата нет.

Маман схватилась за сердце и разрыдалась, проклиная селедку и всех на свете.

— Пойдем в милицию! — предложила я.

— Пойдем! — всхлипнула маман.

Перед входом в отделение мы обнаружили молодого человека в телогрейке, который скармливал жирному рыжему коту головы от селедки. В душу мою закралось нехорошее подозрение.

— Муж пропал! — заявила маман, войдя в кабинет. — Примите заявление!

— Успокойтесь, гражданочка! — ответил дежурный милиционер. — Успокойтесь, они каждый день пропадают. Давно пропал?

— Два часа назад! — ответила я.

— Ну, два часа еще не смертельно! Мало ли куда он пошел! Может, это, бухает! — флегматично заявил дежурный, щелкнув пальцем по горлу.

— Он за селедкой пошел в магазин! А за ним бомжи увязались! — вздохнула маман.

— И за водкой! — добавила я.

— За селедкой говорите? Хм! — Молодой человек почесал затылок. — А приметы у него какие?

— Высокий, худой! Волосы кучерявые. Варданян Марат! — сказала маман, протягивая паспорт отца.

— Хм! — хмыкнул страж порядка, потирая бороду. — Марат, говорите, за селедкой пошел, хм! Ну-ну! Ко-о-оля!

Спустя минуту в комнату вошел Коля, держа в руке бутерброд с селедкой.

— Коля! Тут вот женщина пришла, говорит, муж пропал! Маратом зовут! — констатировал милиционер.

Коля крякнул и побежал в соседнюю комнату.