Записки Виквикского клуба (с иллюстрациями)

— А почему так называется — Трафальгарская?

— Видишь — статуя на колонне? Это знаменитый адмирал Нельсон, национальный герой. В битве при Трафальгаре он разгромил армаду французских кораблей, но сам погиб, отсюда и название.

С площади мы съехали по узкой, покатой улице и почти сразу остановились около здания, первый этаж которого представлял собой одну сплошную витрину из матового стекла с золотыми узорами. А между узорами красовались хорошо известные всем профили Шерлока Холмса — с трубкой, в шляпе «здравствуй-прощай» с козырьками впереди и сзади.

Мы вошли в дом, и я понял, что это какая-то пивная. Кругом сидели и стояли англичане и англичанки с кружками и бокалами в руках. Они все говорили разом, в помещении стоял гвалт.

Человек, наливавший за стойкой пиво, заметив нас, что-то крикнул, но мы не расслышали. Дядя Глеб поговорил с ним о чём-то, человек за стойкой заулыбался и почему-то пожал ему руку, а мне приветственно помахал.

И тут я вдруг увидел собаку Баскервилей. То есть не всю собаку, а только её огромную синюю голову в стеклянном ящике, приделанном к стене. Приблизившись, я убедился, что так оно и есть — табличка у ящика сообщала, что это собака Баскервилей. Рядом висели другие стеклянные ящички с разными предметами и документами, выглядевшими так, будто Холмс на самом деле когда-то жил на свете и всё это действительно принадлежало ему.

— Пошли наверх, — тронул меня за плечо дядя Глеб, — бармен разрешил.

По узеньким — двоим еле разойтись — крутым ступенькам, витком ведущим наверх, мы прошли на второй этаж и увидели, что часть одной стены, выходящей на площадку, застеклена, как большое окно без рамы.

Через стекло я увидел… Холмса и доктора Ватсона, сидящих в креслах с высокими спинками. Передо мною находилась комната, описанная Конан-Дойлем во всех деталях, и все эти детали тут присутствовали, в том числе скрипка и трубки сыщика, без которых он, как известно, не мог прожить ни одного дня. Значит, квартира самого знаменитого в мире сыщика всё-таки действительно существует в Лондоне, только надо знать, где её искать.

— Налюбовался? — добродушно спросил дядя Глеб. Я кивнул.

— Дядя Глеб, а откуда все это взялось, вещи все, комната эта?

— Умный хозяин здесь был, вот и взялось. Когда этот бар открылся, Конан-Дойль был самым популярным писателем. Вот хозяин и решил оформить своё заведение соответствующим образом. И не прогадал. Любой турист уж куда-куда, а сюда обязательно завернёт. Холмса посмотрит, а заодно кружку-другую пива пропустит. Коммерция, братец ты мой. Кстати сказать, у этого заведения много лет имелась обширная постоянная клиентура. Помнишь инспектора Лэстреда из Скотленд-Ярда? Так этот Скотленд-Ярд, их уголовный розыск, до недавнего времени помещался в старом доме квартала за два отсюда, на набережной Темзы. Для тех, кто там служил, этот бар был самым излюбленным местом. Тут ведь и пообедать недорого можно.

— А теперь куда он девался, Скотленд-Ярд?

— В другое помещение переехал, далеко отсюда. Выстроили специально оборудованное современное здание, но называют все равно Скотленд-Ярд. Как-нибудь съездим, покажем тебе. А сейчас — домой.

6. ПРО ОКРОШКУ, ПРИНЦЕССУ И ТУ САМУЮ ПИККАДИЛЛИ

Никто мне этого не обещал, просто я как чего-то само собой разумеющегося ожидал, что в понедельник, вторник и так далее мы всем семейством сразу после завтрака будем отправляться в разные концы Лондона, чтобы как следует узнать его. И очень удивился, проснувшись в понедельник и не обнаружив ни папы, ни мамы.

На обеденном столе лежала записка с инструкцией насчёт завтрака и обещанием вернуться к обеду. Уныло поевши, я ткнулся к Тарасюкам. Но мне не открыли. Значит, Вовка тоже меня бросил. Конечно, он не обязан меня опекать, но всё-таки взять меня с собой и познакомить с другими ребятами он мог бы. Я бы на его месте именно так и поступил.

Мне стало очень горько, что все меня вот так оставили на произвол судьбы, когда мне даже на улицу нос высунуть нельзя — мама в записке так и выразилась.

Как же я обрадовался, услыхав, что в передней поворачивается в замке ключ. С криком: «Мама!» — кинулся туда и увидел не её, а дядю Глеба.

— Привет, хлопче, — поздоровался он и скомандовал: — А ну, быстро собирайся, и пошли.

— Куда? Мне мама…

— С мамой всё в порядке… — не дал он мне высказаться. — Она меня за тобой и откомандировала. Обедать сегодня будешь в посольстве, понятно?

Возле белокаменных ворот, которые вели к посольству, дядю Глеба по-военному приветствовал высокий, дородный привратник, одетый в зелёный фрак, обшитый галуном, и в зелёной же шляпе-цилиндре на голове.

Посольская улица выглядела как настоящая парковая аллея. Огромные пышные деревья, росшие по сторонам, почти сплетались над ней кронами. Справа и слева тянулись особняки и небольшие дворцы, среди них нахальным чужаком выпирало здание недавней постройки — бетон, стекло и металл. Зачем его тут построили? Ответ я получил такой: эта улица, Кенсингтон-Пэлас, частная, то есть принадлежит какому-то капиталисту, он что хочет с ней, то и делает. В современном доме снимают апартаменты всякие богатеи, платят хозяину большие деньги, ему это выгодно.

Признаться, я не совсем поверил дяде Глебу: как это может улица принадлежать одному человеку, даже в капиталистической стране. Дом, магазин, завод, пароход — это ещё куда ни шло. Но где же видано, чтобы улица была «частной»! Это что же, если хозяин захочет, он может дом и поперёк неё построить?

— А что ты думаешь, — спокойно сказал дядя Глеб, — выгодно будет, так и поперёк построит. Частная собственность, милый мой, дело священное. И, если хочешь знать, весь Лондон по кускам кому-нибудь да принадлежит. Где графу, где герцогу, а где просто дельцу-барышнику. Они могут пальцем не шевелить, а денежки от всех, кто живёт или строения имеет на их территории, капают и капают. И ты на меня так не смотри, это не я в таком безобразии виноват, а капиталистическая система. Погоди, не то ещё здесь увидишь.

Но даже и без того, что мне ещё только предстояло увидеть, я был уже достаточно озадачен. Разве можно себе представить, что мне одному принадлежит вся улица Горького?

Чтобы стало всё до конца ясно, я уточнил:

— А наша Холланд-парк тоже кому-то принадлежит, а не государству?

— А как же. Его высочеству герцогу Холланду.

— И Пиккадилли?

— И Пиккадилли, и Трафальгарская площадь, и Кенсингтон…

Обдумывая услышанное, я даже не разглядел как следует само наше посольство, тем более что мне пришлось быстро следовать за дядей Глебом по ступеням, ведущим куда-то вниз, — как выяснилось, в посольскую столовую. За одним из столов сидели папа с мамой, а за соседним — тётя Аня с Вовкой. Порадовавшись, что Вовку утащила мама, а не ребята, я принялся за уже дожидавшийся меня суп. И удивился:

— Это же окрошка!

— А ты чего ожидал? — спросил папа. — Марципанов?

Понятия не имею, что такое марципаны, про которые папа всё время вспоминает, если хочет съехидничать. Просто-напросто, находясь в Англии, я все ожидал какой-нибудь специально английской еды, а меня кормили обычным борщом или, как вот сейчас, окрошкой.

— Значит, и в посольстве едят русскую еду?

После обеда я попросил разрешения поехать домой вместе с Вовкой.

— Ты поедешь не с Вовкой, а со мной, — сказала мама, — и не домой, а по городу. В частности, по Пиккадилли.