Заповедник архонтов

Долгое время с той стороны не доносилось ни звука. Скоро снегопад прекратился, небо очистилось, выступили звезды и открылись дали. Ночь выдалась удивительно ясная, ветреная. С того места, где мы шли, был отчетливо виден океан, холмистый берег, выдававшийся мыс, неестественно белые, словно подсвеченные, нарядные домики командного пункта.

Картина была на загляденье, если бы не воспоминанья, не долгий, трудный путь, не безнадежность, то и дело подступавшая к сердцу. Поселянам было проще, они уверовали, обрели смыл, а как быть мне, посвященному в тайну этой неистребимой вражды, знавшему подноготную всякой жестокой причуды, выкидываемой фламатером и приводной станцией? Во что верить? Или в кого… На кого надеяться, чем исцелить душу? Уверовать в чудо? Я сам рассыпал их пригоршнями, и всякие чудеса не задумываясь записывал в реестр необъяснимых явлений природы, чьи разгадки только и ждут соответствующих исторических условий, требований практики и пытливого исследователя.

В мудрость попечителя? Не слишком ли поздно объявится этот «бог из машины»? Почему после того, как нейтринные сущности проникли в плоть «Несущего груз», тот не пал на колени? Зачем эта война не на жизнь, а на смерть? Эти вопросы оставались без ответа. Я чувствовал, как надрывалась душа. Этот необъяснимый духовный феномен или фикция, как, кривясь в усмешке, порой называют ее знатоки человечьей породы, то и дело напоминала о себе. Не знаю, как насчет фикции, но в тот момент она нестерпимо болела — страдала так, что, что когда со стороны распадка до нас долетели воющие звуки стрельбы, я начал собирать под свою команду следующих добровольцев. Огуст и Левий Матвей остановили меня.

— Не спеши, учитель, — тихо сказал апостол и почесал мне плечо.

Поселяне сбились в кучу, замерли на краю обрыва. Спустя несколько минут внизу гулко ухнуло, затем еще и еще. Все замерли в ожидании четвертого взрыва. Его не последовало. Я бросил взгляд на Огуста, отвел глаза, потом не выдержал, вновь глянул в его сторону. Тот, не меняя выражения лица, нажал кнопку. Ответом послужил раскатистый грохот.

— Не торопись, — с той же укоризной продолжил Левий Матвей. — В тебе наше спасение. Веди нас. Я знаю, тебе трудно, ты скорбишь, но ведь ты указал путь к ковчегу, вот и налаживай его дальше.

Якуб и Иеремия, а также оба провокатора, ни за что ни про что попавшие сюда, начали прощаться с нами.

Им тоже почесали спины, одна из мамок звонко и тоскливо завыла. Провокатор из Дираха бросился к ней. Обнял, что-то торопливо зашептал. Наконец наши славные начали занимать позиции, устанавливать сектора обстрела.

Мы скорым шагом двинулись вперед. Я ступал во главе сбившейся в толпу колонны, рядом едва передвигал ноги Иуда. Это восстанавливающее память существо было всего лишь одной из миллиардов песчинок, густо рассыпанных по вселенной. Каждая по отдельности кажется бессильной — ветер носит их, море сглатывает, толща пород преображает, жар планетных недр плавит; но на поверку каждая эта частичка обладала неистребимой твердостью.

Если она в самом деле являлась кусочком бытия…

Ее можно раздавить, истолочь, все равно даже осколки останутся песчинками, только более мелкого масштаба. Я тоже хотел сохраниться как отдельная молекула. В этом чудилось спасение — в несокрушимой верности себе. Меня можно сломать, раздавить, довести до жалкой мольбы о спасении, до поднятых вверх рук, но в то мгновение я испытывал непоколебимое стремление идти вперед и спасти хотя бы немногих, ведь за моей спиной гибли люди, точно такие же, как мы с вами, набитые грехами и обреченные на поиски счастья. Куда идти, не так важно. Ковчег подскажет, волшебный светлячок наметит путь. Важно идти — это был свободный выбор свободного человека. Это было целительное упрямство, одобряемое и ковчегом, и физическими законами. И главное — Господом!..

На этой мысли мое внимание привлек неясный шум, возникший впереди, на склоне. Он донесся из-за скальной щеки, прикрывающей вход в расщелину с другой стороны. Этта бросился вперед и тут же вернулся. Заговорил быстро, тыкая пальцем в ту сторону, откуда примчался.

— Там воины гарцука. Подбираются к расщелине.

— Живо в укрытие, — приказал Огуст. — Вы двое, — ткнул он в сторону Мусы и Исайи, — будете прикрывать отход.

Через несколько минут наш поредевший отряд втянулся в расщелину, расширявшуюся сразу за узким лазом. Некоторое время я принюхивался, настороженно разглядывал прикрытое нападавшими сверху скальными обломками, ровное, даже отглаженное дно ущелья. В десятке метров от входа начинались ступени, тоже слегка покореженные пробежавшим камнепадом. Наконец решился сделать шаг. Приблизился к лестнице. Слева и чуть сзади громко сопел следовавший за мной Иуда. Он все порывался выйти вперед. Когда же я оттолкнул его ложем бластера, Иуда обежал меня с другой стороны, все равно вылез вперед и принялся ощупывать ступени, искусно вырезанные в горе.

Светлячок манил за собой, нетерпеливо кружил на середине лестницы. Сверхчувственная аура здесь сразу прояснилась, полегчала. Мы всей толпой двинулись вверх по ступенькам. Двое поселян, оставшиеся внизу, устроили у входа в расщелину завал из камней, залегли у нижней ступеньки.

Скоро лестница вывела нас на широкую и ровную площадку. Я едва не вскрикнул — вот и откос, который я наблюдал на экране. На нем ровной линией обозначилась броневая плита — овал, замыкающей ведущий в выходному шлюзу туннель. Отдал команду шарику проникнуть в едва заметную щель, открыть замок. Светлячок растворился в недрах горы.

Прошло несколько минут прежде, чем до меня донесся приглушенный ментальный голос.

«Код неизвестен. Замок заблокирован. Вскрыть невозможно».

Я почесал грудь, бросил взгляд на вздымающиеся вокруг отвесные скалы.

Это был тупик.

Снизу раздались протяжные воющие залпы. Видно, черви подползли ко входу в ущелье, попытались проникнуть внутрь. Плотная толпа хордов, выбравшаяся на площадку, сразу распалась. Мужчины заняли позицию у вершины лестницы, женские особи разбежались, попрятались за выступами, опустились на корточки, прикрыли головы руками.

— Что будем делать, учитель? — спросил Огуст.

Я не стесняясь пожал плечами, потом ответил.

— Сражаться. Отсюда нам не выбраться.

— Понятно, — почесался Третий столп.

Я ткнул пальцем в сторону лестницы.

— Я вниз, а вы постарайтесь сложить баррикаду… Ну что, Огуст, почешемся на прощание? Может, больше не увидимся.

Тот удивленно и с нескрываемой надменностью глянул в мою сторону, потом коротко распорядился.

— Иди.

Я сбежал по лестнице, на ходу настроил бластер на полную мощность. Сразу от груды камней, за которой прятались Муса и Исайя, дал залп, затем, непрерывно стреляя, выскочил из расщелины, световым лучом разбросал штурмующих наше последнее убежище червей.

Их было видимо-невидимо. Широким фронтом они ползли по склону, имея своей целью добраться до входа в ущелье. Я сжег еще нескольких роботов, полоснул слева и справа по вершинам — оттуда посыпались камни. Обвал увлек к подножию еще с десяток тварей.

В этот момент меня окликнул Муса.

— Учитель, тебя зовут.

Я бросился вверх по лестнице. Воздуха не хватило взбежать единым махом, пришлось устроить передышку у самой вершины. Поселяне между тем с воплями, с паническим страхом на лицах устремились вниз.

Левий Матвей схватил меня за рукав и, не в силах выговорить ни слова, ткнул пальцем в каменную щеку, на которой отчетливо очертилось овальное отверстие, ведущее вглубь скалы. В отверстии царил мрак.

— Что, засада? Черви?! — отдышавшись, спросил я.

— Нет…. — Левий Матвей еще раз потыкал в сторону отверстия. Рука у него подрагивала. — Там кто-то ходит…

— Где? На площадке?

— Нет, в шлюзе.

— Когда дверь открылась?

— Только что. Там бесцветно, невыносимо, какие-то звуки. Вроде кто-то ступает или бормочет.