Запоздавшее возмездие или Русская сага

Подпись неразборчива.

Война перепахала степь. Там где раньше — красочныя россыпь цветов и колосящиеся нивы, — воронки, полузасыпанные траншеи, траурные надгробья обгоревших дымовых труб. По пыльным дорогам ползут военные грузовики с прицепленными пушками, танки, повозки, запряженные усталыми лошадьми, по обочинам, стараясь не мешать технике, пылит пехота.

Обычная картинка военной поры.

Старший лейтенант Романов вылез из кабины грузовика, поблагодарил водителя и захромал к единственному в деревне целому дому, перед которым стоял автоматчик. Рано все же покинул он госпиталь, не послушался совета врачей — подлечить раненную ногу, не торопиться. Вот и приходится хромать, на подобии инвалида с протезом.

Деревенская изба под соломенной крышей — штаб части. Об этом говорят несколько подседланных коней, торопливо курящие на крыльце писаря и ординарцы, выглядывающая из окошка девица в военной форме — машинистка либо телефонистка.

Автоматчик окинул взглядом подошедшего командира. Выгоревшая, заштопаная гимнастерка, поношенные галифе, стоптанные сапоги, на плечах старлейские погоны — крылышками. Прихрамывает. Сразу видно — свой брат, фронтовик! Поэтому часовой не стал требовать пред"явления документов, словесного пароля.

— Штаб батальона? — спросил старший лейтенант, поправляя на спине защитного цвета котомку.

— Так точно, — лениво ответил автоматчик, не козыряя и не принимая стойки смирно. — Начштаба капитан Нечитайло — там, под деревом.

Ну, что ж, ничего страшного, придется докладывать не комбату — первому его заместителю. Правда, по отзывам полковых штабников капитан Видов — вредная личность, не признает авторитет высоких армейских чинов. Режет правду-матку прямо в глаза, поэтому и дослужился только до комбата, не вырос выше капитана. Не дай Бог, обидит его поступок нового ротного.

Но выхода не было. Огладив гимнастерку, привычно поправив ремень, ротный направился к развесистой яблоньке.

— Товарищ капитан, старший лейтенант Романов прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Все, как положено. — стойка «смирно», живот втянут, грудь колесом, рука вскинута к краю пилотки, пятки — вместе, носки — врозь. Направление выложено на стол.

— Не тянись, старлей, — начштаба бегло прочитал поданные бумаги и продолжил няньчить перевязанную руку. — Выше не вырастешь…. Все знаю, из штаба полка звонили. На прошлой неделе во время артобстрела погиб комроты-три, Васька Клешнев. Жалко, отличный был командир и вообще классный парень! Меня вот тоже зацепило осколком… Примешь клешневскую роту. Присаживайся, писарь отправился в подразделения. Вернется — отдашь предписание. Попей молочка — свежее, парное.

Посчитав информацию исчерпанной, Нечитайло запил ее несколькими глотками и продолжил укачивание раненной руки.

— Жмут фашисты?

— Так жмут, что сок течет. Но и мы не лыком шиты, на прошлой неделе целую роту расколошматили, десятерых — в плен, остальным — царство небесное. А ты где воевал?

— В соседней дивизии. Хотел вернуться из госпиталя туда — начальство решило по другому, — разоткровеничался Романов, не решаясь сесть и тем самым потревожить раненную ногу. — Обидно.

— Начальство для того и существует, чтобы тасовать и перетасовывать, — пофилософствовал начштаба. — Почему стоишь, ног не бережешь? Завтра на марше им достанется.

— Мне бы доложиться командиру, — нерешительно протянул Романов, усаживаясь на лавочку и поудобней пристраивая больную ногу.

— Вечный комбат… прости, капитан Видов уехал в штаб полка. Оттуда рванет по ротам. Завтра по утрянке выходим на передовую. Успеешь познакомиться на марше… Только учти, Романов, у капитана… как бы это выразиться… сложный характер. Не вздумай обижаться или оправдываться — не любит… Впрочем, сам разберешься, не маленький.

— За что его назвали «вечным комбатом»? Старый, что ли?

Нечитайло пожал плечами. Поморщился. Наверно, резкое движение отозвалось в ране.

— Да нет, молодой еще. Просто выпрыгнул из обычного взводного в командира батальона, дважды получил внеочередные звания, а потом тормознули. Наверно, достал начальству до самых печенок.

Капитан снова отпил из глиняного кувшина и продолжил няньчить руку.

— Болит? — кивнул Романов на замотанное бинтом предплечье. —

Перевязать бы.

— Конечно, надо бы перевязать, да вот незадача — батальонная фельдшерица Клавка уехала с командиром в штаб полка… Ничего, потерплю.

Молоко кончилось и ординарец принес жаренную говядину. Нечитайло кивнул на миску с мясом, здоровой рукой ухватил здоровенный кусок и впился в него зубами. Погладит больное предплечье — откусит, снова погладит. Романову есть не хотелось, но уходить к курящим писарям тоже не совсем удобно. Он сидел, глядя на ползающих по столу мух.

Покончив с мясом, капитан запил съеденное полустаканом водки. объяснил: анестезия, здорово помогает. Предложил новому комроты — тот отказался: не любил алкоголь, после него трещит голова и ноги становятся ватными.

Кажется, начштаба — неплохой мужик, не гордец и не штабная зануда, лениво размышлял старший лейтенант. Это уже хорошо. Дай Бог, и с комбатом он поладит — несмотря на «сложный» характер, тот фронтовик, пропыленный и просоленный, авось, оценит в деле нового ротного.

Над столом жужжали осточертевшие мухи, возле коновязи ржали застоявшиеся жеребцы, на крыльце писаря вели нескончаемую баланду…

Дождавшись возвращеия писаря, Романов пошел в его канцелярию, бывшую кухоньку. Сдал препроводительную щуплому солдатику, которому впору в детсад ходить, а не воевать. Приладил на спину тощую котомку. И заторопился.

— Где размещается моя рота?

— Скажу ординарцу — проводит…

— На кой ляд мне провожатые — сам найду! Только выдай ориентиры.

Угодливо и торопливо писарь описал маршрут. С такими подробностями, что новый комроты-3 с трудом удержал зевоту. С детства не выносил пустословия, когда вместо двух трех слов тебя поливают, будто цветы из лейки.

Воспользоваться писарской информацией не пришлось. Когда Романов подошел к яблоньке попрощаться с Нечитайло, возле калитки остановилась бричка, запряженная худющей лошадью. Казалось ребра вот-вот проткнут ей кожу. Рядом с солдатом-возницей сидит старшина в новенькой гимнастерке с распахнутым воротом. Мощный, выпирающий подбородок скрывается под редкой козлиной бородкой, хитрые сощуренные глазки изучают окружающую местность. Обычно старшины — толстые, с брюшком, хохлы, а этот — сухой, подтянутый, по внешности — типичный русак.

Проворно спрыгнув с доски, заменяюшей сидение, он рысцой подбежал к столу под яблоней. Рывков бросил сложенную лодочкой руку к козырьку фуражки.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?

— Рекомендую, Романов, — не отвечая, начштаба повернулся к новому ротному. — Твой старшина. Прохор Сидякин. Пройдоха, каких мало, мошенник — некуда штампы ставить, подлиза и ворюга.

Странно, но оскорбительная характеристика не вызвала у старшины ни гнева, ни обиды. Наоборот, губы растянулись в угодливой улыбке. Только узкие глаза метнули в сторону писаря и часового опасливый взгляд — слышали ли они унизительные выражения начальства?