Запредельность

Хотя, пожалуй, «комната с фотографиями» – название слишком мелкое и обыденное. Это была настоящая мини-галерея. Снимки большого формата прожигали пестротой белые обои, они начинались на уровне лодыжек и заканчивались у самого потолка. Дора медленно прошла из угла в угол, заложив руки за спину, словно в музее. На фотографиях в основном была природа – простая, незамысловатая. Ни горных вершин, от которых перехватывает дыхание, ни щемящей лазури океанских волн. Просто тропинки среди примятой травы, мшистые валуны, отражения в лужах… «Где-то в них я», – подумала женщина. На мгновение она попробовала сыграть роль психиатра: удастся ли ей понять душу пациента, глядя на эти карточки?

Но фотограф вдруг вернулся.

«Я не могла снять это так, – сказал внутренний голос. – И уж тем более повесить брак на стену. Что за ерунда?»

Снимок с нарушенной композицией резал ей глаза. И он оказался не единственным. Вот здесь очень некстати встрял дорожный знак, а там полуразваленные ступеньки, живописные, но не в фокусе. К тому же, зачем было снимать эту скамейку? Дора снова окинула глазами свою галерею. Большинство фотографий были сделаны профессионально и грамотно, но с несколькими явно было что-то не так.

Встав на компактную стремянку, она принялась срывать непонятные и подозрительные снимки со стены. Таких оказалось чуть больше десятка. Дора аккуратно разложила фото на столе и нависла над ними, будто приготовилась к прыжку. Вскоре она поняла, что эти фотографии можно разделить на две стопки. В первую идут те, что с дефектами съемки, а во вторую – не представляющие особого художественного интереса. Скамейка, перевернутая лодка не в лучшем ракурсе, забор… С какой стати она это снимала? Особенно притягивало фото с пустыми качелями, которые застыли на ветру так естественно, словно на них кто-то сидел.

Да, конечно!

У Доры перехватило дыхание от догадки. Вот что значили эти странные фотографии! На них должен кто-то быть. Если сюда добавить человека, то композиция приходит в норму. Дорожный знак тогда прячется за его спиной. Размытые ступеньки – портретная съемка без самого портрета. И лодка, скамейка, качели, забор – к ним так и просится какая-то фигура. Фигура, которой здесь нет.

– И что все это значит? – прошептала она.

Пару минут Дора обдумывала версии, отвергая одну за другой, потом снова позвонила Снежане.

– Снежок! Быть может, я сейчас спрошу нечто очень странное. Скажи, я не увлекалась какого-то рода мистикой? Охота за привидениями и все такое?

– О, – заспанным голосом ответила подруга. – Охота – это точно не твое. Единственное, что…

Она помедлила, напряженно сопя в трубку. Потом с нарочитой беззаботностью произнесла:

– Дашка, может, съедим что-нибудь жутко неполезное в кафе на Третьем переулке? Скажем, в полдень?

– Идет, – сказала Дора. Она глянула на часы: четверть второго ночи. – Извини, что разбудила.

– Да что там, звони в любое время.

Снимок с качелями Дора забрала к себе в спальню и поставила на туалетный столик. Почему-то именно эта фотография тревожила ее больше всего. На обороте были выведены строчки:

«…В единой горсти – бесконечность,

И небо – в чашечке цветка».

«Изречения невинности» Вильяма Блейка. Почерк ее – наверное, она любила это стихотворение. Но на фотографии не было ни единого цветка.

Дора опустила голову на подушку. Почему-то она не ощущала больше щемящей внутренней пустоты и оцепенения. Прежде чем заснуть, женщина почувствовала легкое покалывание в пальцах.

Все верно. Она ухватилась за нить.

* * *

Еще не было двенадцати, а они уже сидели за столиком в старой кафешке – их извечной тихой гавани, где стены, подобно дневнику, хранили множество мыслей и секретов. Снежана сосредоточенно рассматривала лунную шапку капучино, потом проковыряла ложкой несколько кратеров и, наконец, произнесла:

– Все-таки забавно, что ты об этом вспомнила.

– О привидениях? – уточнила Дора, стараясь, чтобы ее голос не прозвучал слишком серьезно.

– Нет, о привидениях разговора не было. Я имею в виду всякие мистические штуки. Не могу сказать, что ты занималась чем-то подобным, это вообще не в твоей натуре…

– Не в натуре. Вот оно как.

– Понимаешь, люди, склонные к мистике, обычно одержимы какой-то идеей. А ты никогда не была одержима. Ты просто жила – тихо, неторопливо, размеренно. Даже собираясь за город на съемки, ты обычно говорила: «Я еду созерцать». Созерцать! Слово из арсенала безмятежной кошки. Ну и какая тут мистика, какая охота?

– И все-таки, ты пригласила меня сюда.

– Верно, – согласилась Снежана. – Потому что мне вспомнился один наш диалог. Пару месяцев назад мы с тобой болтали за чаем обо всем понемногу. Я говорила о том, что в истории человечества теперь вряд ли будут какие-то невероятные открытия – вроде «Земля не стоит на трех китах» или «до нас тут жили гигантские ящерицы». Все, что можно было узнать, уже узнали, и теперь вся наука уйдет в совершенствование моделей телефонов и пластическую хирургию. А ты вдруг улыбнулась и сказала: «Человечество может еще очень удивиться. Что, если у нас под носом существует целый мир с иными порядками?» Я спросила, как это, но ты лишь пожала плечами и перевела разговор на другую тему.

– И чем тебе так запомнились мои слова? – не поняла Дора. – Болтать можно о чем угодно. Уже и пошутить нельзя?

– Видишь ли, дорогая, – извиняющимся тоном сказала подруга, – я бы не отнесла тебя к людям, обладающим чувством юмора.

– Прекрати, ты же понимаешь, о чем я. Не пошутила – так выдумала. Ляпнула просто так, для красного словца.

– Видишь ли, – еще больше смутилась Снежана, – я бы сказала, что воображение тебе тоже не свойственно.

– О, Господи, – вздохнула Дора, сделав большой глоток кофе. – Ну и зануда я была, однако. Может, даже хорошо, что я стукнулась головой?

Какое-то время они молчали, вглядываясь в экран телевизора над барной стойкой. Плазма будто разрывалась от клубов огня и черных мелькающих теней. Бегущая строка венчалась надписью «Экстренный выпуск».

– Добро пожаловать в сегодняшний день, – с усмешкой объявила Снежана. – Ты-то, наверное, совсем не смотришь новости? Мир сходит с ума. Авиакатастрофы, крушение поезда, обвал моста… Списывают все на аномальную жару. Но все же всему виной человеческий фактор. Если кто-то верит в мистику, это его личное дело, да только в нашем мире нет ничего страшнее нас самих.