Запредельность
Шрифт:
У самых ступенек действительно виднелись отпечатки конских копыт. Они огибали дом, потом спокойной цепочкой тянулись к забору и вдруг просто обрывались. При том что земля была одинаково рыхлой и влажной.
Кнупель наблюдал из-за угла, срывая с прутьев метлы пожухлые листья, и в его глазах явно читалась ухмылка: «Говорил я вам, а?»
– Вероятно, это олень, – проговорил пан Януш будто самому себе. – Или крупная косуля. Лес ведь не так далеко.
– Как же, как же, – донеслось привычное ворчание. – И толкушку с лопаточкой тоже косуля утянула.
– Я спрошу у Павла. Или у пани Вольской – у нее ведь голова, как часы с кукушкой: могла принять твою лопатку за вязальную спицу. Или, может быть, новый постоялец…
– Какой еще новый постоялец? – подозрительно ощетинился Кнупель.
– Тот, что заехал
– Никто туда не заезжал.
– Кнупель, ты меня сегодня до приступа доведешь.
– Я вчера там прибирался. Постель нетронута, чужих вещей нет. Да и сколько проходил, никого там не видел. Так что насчет часов с кукушкой – это не только к пани Вольской.
– Мне до маразма еще далеко, – рассердился пан Януш. – Я прекрасно помню этого человека. Высокий, рыжеватые волосы, борода… Сейчас снова эта глупая мода на бороды! Не веришь – загляни в гостевую книгу. Там есть запись.
– Я никого не видел, – упорствовал уборщик.
– Ну что же, значит, наш гость похож на картофельные очистки на кухне. Их ты не замечаешь уже пятый день.
Кнупель, фыркнув, отвернулся и начал остервенело махать метлой так, что комья земли полетели во все стороны. Хозяин постоялого двора пожал плечами и вернулся в дом. Нужно было составить список продуктов на ближайшую неделю, оплатить счета и что-то решить с одним забитым дымоходом. К обеду разговор с уборщиком почти выветрился из головы.
На самом деле с того разговора все и началось, но пан Януш тогда об этом не знал.
* * *
Косое Подворье являлось уже второй реинкарнацией старинного поместья, которым Зарембы владели еще со времен королей. Когда-то оно было больше раза в три и выглядело солидно, даже величественно, но потом разразился пожар. Дед Януша рассказывал, что огонь уничтожил весь второй этаж и восточное крыло, флигель и конюшни тоже сгорели дотла. В пепел обратились многие редкости, которые предки собирали столетиями, но больше всего маленький Януш жалел библиотеку: по семейным преданиям, там хранились редчайшие книги, и многие из них были написаны от руки. Поместье пострадало настолько, что его решили не восстанавливать целиком, а переделать под частную школу: благо, других жилых строений у Заремб хватало.
О школе пан Януш уже знал не понаслышке. Он сам провел в ней детство и часть юности. Строго говоря, это была не совсем школа, а скорее частный учебный дом – место, где проводились внешкольные занятия по интересам. Дети могли погружаться в математику, географию, литературу или музыку, что и делали с удовольствием, даже с восторгом: сказывалась атмосфера этого места. Уцелевшие после пожара артефакты поместья теперь украшали школу. На стенах гордо красовались портреты ученых в тяжелых рамах, словно боевые медали. Полки ломились от цветных пузырьков и бутылей из старой лаборатории; пустотелые рыцари в начищенных золой доспехах молчаливо стояли в коридорах – на страже грааля науки. Кроме того, Зарембы всегда были против утомительной дисциплины и почти солдатской обстановки обычных школ. В партах были ящички для личных принадлежностей и, разумеется, конфет, а на спинку каждой скамейки был накинут мягкий цветастый плед. Ребенком Януш просиживал целыми днями в читальных комнатах с книгами и картами и даже потом, будучи студентом, каждые каникулы приезжал сюда: то ли в школу, то ли в музей, то ли в развалины древнего замка.
Но потом все изменилось. Не в какой-то конкретный миг, а плавно, постепенно, с той же неотвратимостью, как наступает старость.
Заводы, питавшие местные земли, разорились, и деревни со временем опустели. Детей затянули в свои сети города – пауки с асфальтовыми лапами и множеством светящихся прямоугольных глаз. Частный учебный дом стал терять своих учеников, а после смерти старого Зарембы и вовсе пришел в упадок. Люстры начали лысеть, обивка выцветала, а доспехи покрывались ржавчиной. Бывшее поместье превратилось в огромный сарай с кучей древнего хлама, и потому родня очень удивилась, узнав, что Януш выбрал именно эту часть наследства. Разумеется, дедовский пирог разрезали и расхватали еще до строительства курорта. Теперь же многочисленные дядьки и тетки, кузены и кузины кусали локти, что упустили такой лакомый клочок
земли.Став полноправным хозяином школы, Януш долгое время просто жил там, разбирал бумаги, проводил опись, предавался воспоминаниям. Он был счастлив простым счастьем интроверта и мечтателя. И оставался одиноким, несмотря на довольно приятную наружность. Все женщины на его пути оказывались Ханнами, которые ревновали к дому и пытались вытащить своего мужчину из пасти этого деревянного монстра. Но все они потерпели неудачу. Януш намертво прирос к поместью. Он и дальше бы довольствовался ролью отшельника, если бы не один неприятный факт: старое здание медленно, но верно разрушалось. Спасти его могли лишь хорошие средства, которых, естественно, не было.
Попытка обратиться к комитетам по культурному наследию провалилась, и Януш с ужасом понял, что ему придется стать дельцом. Поначалу он вновь хотел открыть учебный дом, но вскоре отказался от этой затеи: мода на такие заведения уже прошла, к тому же в округе было мало учеников. И тогда он решил превратить свой дом в пансионат. Нет, это звучит слишком современно! В постоялый двор.
Так появилось Косое Подворье.
Конечно же, официально оно именовалось не так. Студент-философ, который вселился сюда первым, предложил романтичное название – Подворье-под-Ясенем. Он почти не покривил душой: один ясень у ворот действительно имелся. Пусть дряхлый, лысый и кривой, но кто мог заявить, что это каштан или, к примеру, дуб? Так что изображение благородного дерева присутствовало на табличке над входной дверью и красовалось во всех объявлениях, но Януш все-таки был реалистом. И потому про себя прозвал постоялый двор Косым Подворьем.
Став хозяином какого-никакого заведения, приносящего какой-никакой доход, Януш к своему удивлению превратился в пана Януша – так его стали называть даже знавшие его с пеленок соседи. Подобное обращение со стороны знакомых тяготило, ведь ему не было и сорока (а может, и было, он не любил думать о возрасте). Но все это прилагалось к Подворью: определенный статус, табличка на двери кабинета и треклятые приемные часы.
Поначалу постояльцев как таковых не было, лишь заглядывали на ночь заблудившиеся по дороге на курорт туристы. Но потом появились и постоянные жильцы: кое-кто, завернув однажды, оставался уже надолго. Первым был тот самый студент, который философски заявил, что «скрывается здесь от бренности внешнего мира». Сейчас, правда, его комната пустовала, потому что мир зацапал его обратно – пусть все вокруг тлен и суета, а сессию сдавать надо.
Затем верхний этаж заняла пани Вольска, которая, как подозревал пан Януш, сбежала от родных по дороге в дом престарелых. Это была милая старушка с копной воздушных седых волос – настоящий божий одуванчик. Жила она тихо, платила из какой-то тайной заначки исправно и почти не доставляла хлопот. Кроме одного забавного момента: пани Вольска частенько принимала пана Януша за священника (что неудивительно – благородный профиль и рано поседевшие виски придавали ему некую схожесть с духовным лицом) и каялась в грехах своей молодости. Грехи эти были столь пикантными, что пан Януш краснел до корней волос и пытался побыстрее ускользнуть в свою келью, вернее, кабинет. Содержание исповедей каждый раз менялось и обрастало новыми подробностями, и хозяин постоялого двора уже начал задумываться, не нашла ли пани Вольска в комнате деда Зарембы какую-нибудь книгу «не из библиотеки», вроде «Декамерона».
А две недели назад в Косое Подворье приехали Ирена и Павел.
Истинную причину их появления пан Януш узнал лишь недавно, сложив воедино взгляды, паузы и обрывки разговоров. Молодая женщина сбежала от тяжелого на руку мужа и теперь боялась, что тот найдет их и увезет обратно. Вот почему Ирена напоминала дворовую кошку, которую только-только взяли в дом: она ступала по старым половицам так, что они даже не скрипели – осторожно и бесшумно, на напряженных ногах, прислушиваясь к каждому шороху. Павел же, исключительно деловой человек восьми лет, и не думал тревожиться. С первого дня он полностью растворился в Косом Подворье. Он изучал комнаты, книги, вещи, заглянул в каждый шкафчик и на каждую полку; судя по передвинутой стремянке, мальчишке даже удалось пролезть на чердак. Пан Януш и не думал делать ему замечания, потому что прекрасно помнил свое детство, проведенное здесь, в старой частной школе.